Цветы, пробившие асфальт: Путешествие в Советскую Хиппляндию - Юлиане Фюрст

хиппи. Во всем мире хипповская атрибутика и материальные предметы были удивительным образом похожи друг на друга. А вот отношение хиппи к вещам имело свою местную специфику. Как и их американские кумиры, советские хиппи украшали себя теми же цветами, пацификами, носили те же струящиеся юбки, раскрашенные джинсы-клеш и самодельную бижутерию, демонстрируя те же отличия от мейнстрима, что и их единомышленники по ту сторону железного занавеса. Однако то, как они приобретали эти вещи, как к ним относились и каким смыслом их наделяли, совпадало только частично. Другими словами, выглядели хиппи по всему миру одинаково (ну или, по крайней мере, похоже), а вот истории, стоявшие за этим внешним видом, различались. Материальные и политические условия в Советском Союзе обеспечивали другой фон и другие причинно-следственные связи, нежели благополучная послевоенная жизнь западного мира. Трудно было протестовать против материального изобилия и расточительства в обществе экономии и дефицита. И все же, несмотря на то что советские условия не способствовали потребительству в западном стиле, его привлекательность была, видимо, даже сильнее из‐за отсутствия тех или иных товаров. Один из парадоксов позднего Советского Союза заключался в том, что ни марксизм-ленинизм, ни плохо функционирующее производство не помешали советским гражданам стать потребителями, балансируя между жадностью и хорошим вкусом и одновременно обучаясь тому, как выжить в условиях тотального дефицита. Оказавшись зажатым между этими двумя силами, советский потребитель развил у себя невероятную страсть к материальным вещам[858], дав хипповской молодежи возможность отвергать консюмеризм большинства даже в обществе, в котором для людей существовало совсем немного потребительских возможностей. Поскольку так много ранних хиппи были из элитных семей, их критика родительской жизни основывалась не на материальном изобилии, а на политических привилегиях, которые давали экономические преимущества и которые считались частью договора участия в официальной лжи и нечестности[859]. В силу этого советские хиппи смотрели на свои вещи в терминах оппозиции советским нормам, советским законам и советским ценностям.

Хипповские вещи не были советскими; более того, на первый взгляд вещи хиппи и советские нормы находились в отношениях взаимной вражды. Но именно благодаря своей эмоциональной зависимости друг от друга советская культура и культура хиппи создали определенный симбиоз, который, как это ни парадоксально, обеспечил существование и долговечность движения хиппи. Не в последнюю очередь хипповская материальная культура и советская материальная культура дополняли друг друга в своем стремлении к нематериальности — как в теории, так и в реальных условиях дефицита. Другими словами, у них было больше общего, чем этого бы хотели советские власти — или советские хиппи. Если присмотреться внимательнее, культура хиппи отлично вписывалась в обстановку позднего социализма, его морального дискурса и его материальной реальности. Поэтому вместо истории культурного конфликта между официальным и контркультурным хипповские вещи рассказывают нам историю сложного переплетения принятия, низвержения и манипуляции, являющуюся не чем иным, как симбиозом.

Рассказ начнется с одной вещи, которая была у всех хиппи, но которую нельзя было приобрести. Длинные волосы, собственно говоря, были частью хипповского тела, но чрезмерная их фетишизация безотносительно тел носителей наделила их самостоятельной ценностью и определенной степенью материальности. (Хотя можно утверждать, например, и обратное — что центральная роль джинсов сделала их частью хипповского тела.) Длинные волосы, безусловно, были важной отличительной чертой хиппи. И хотя их невозможно было продать или купить, как джинсы или другие предметы, их можно было, в отличие от других частей тела, удалить, отрастить или что-то с ними сделать. Они были выбором, а не необходимостью — и это было очень символично. Их свободная, постоянно обновляющаяся, нерасторжимая связь с владельцем создавала последнему реальные проблемы, если тот решал отрастить их ниже уровня ушей. «Почему, спросите вы, разговор все время идет о волосах? — пишет в своей краткой автобиографии хиппи первых лет Михаил Соколов. — Да потому, что время было такое. Длинные волосы были визитной карточкой и символом всего нового, знаком, как сейчас модно говорить, продвинутости молодого человека, знаком неповиновения родителям и властям, символом свободы»[860].

Если в конце 1960‐х волосы доходили лишь до плеч, то в начале 1970‐х хипповские лидеры, такие как Солнце или Саша Пеннанен, были знамениты своими гривами длиной почти до талии. Алексей Фрумкин вспоминает: «Для них — для Светы Марковой, для Саши, для Офелии — очень много значил внешний вид. Особенно волосы. Для Сашки много значило — у него волосы были до пояса. Вообще много в движении хиппи определялось длиной волос. Для нас была трагедия, когда нас стригли в дурдомах. Ты был как Самсон, теряющий свою силу»[861]. Длинные волосы были противоядием не только от официальных ограничений, но и от пустословия других представителей богемы, включая художников, с которыми хиппи часто пересекались. Сергей Батоврин уверяет, что Офелия придумала меткое выражение: «Пока вы рассуждаете о природе искусства, вы бросаетесь словами. А мы — мы сидим на берегу и слушаем, как растут волосы»[862]. Длинные волосы также были невероятно скандальной и бунтарской вещью в глазах властей. Длинные волосы у мужчин отрицали всю суть советской маскулинности, в основе которой лежали мужская отвага и военная дисциплина. Они нарушали гендерные границы, священные для советских послевоенных норм. И наибольшую обеспокоенность вызывал тот факт, что, в отличие от американских джинсов, длинные волосы не нуждались в хороших связях, контрабанде или большом количестве денег, что ограничило бы проблему небольшим кругом элиты. Никакая борьба со спекулянтами, контрабандой и фарцовщиками, пристающими к иностранцам, не спасала Советских Союз от длинных волос. Для них требовалось только желание отличаться. Длинные волосы были беспримесным сопротивлением. Именно волосы объединяли молодых людей по всему миру. Они были незаменимым общим знаменателем: не случайно и в Соединенных Штатах первый значительный культурный проект, описывающий сопротивление хиппи нормам большинства, назывался Hair — «Волосы»[863].

Ил. 69. Алик Олисевич, хиппи из Львова, примерно 1978 год. Фото из коллекции Музея Венде, Лос-Анджелес

В Советском Союзе слово «волосатые» вскоре стало синонимом слова «хиппи», а в некоторых случаях даже заменило его. Когда Офелию с группой ее друзей в 1975 году позвали принять участие в получившей официальное разрешение нонконформистской выставке на территории ВДНХ, она решила назвать свой художественный коллектив «Волосы». На хипповском флаге, изготовленном для выставки, она вышила фразу «Make hair everywhere», намекая на то, что сами хиппи рассматривали волосы скорее как предмет, а