Бонапарт. По следам Гулливера - Виктор Николаевич Сенча

тисненный золотом кожаный томик Вольтера. Фуше обожал этого философа, чьи мысли помогали сосредоточить собственный мозг. Вольтер был гранильщиком его интеллекта. Если хочешь быть уникальным – выдумывай; но гораздо проще брать готовое у других, обратив чьи-то знания себе на пользу.

А еще Бон-Жанна Фуше была большая умница. Она так хорошо изучила своего благоверного, что ее муж почти не заглядывался на прочих дам. С годами Фуше перестал тратиться на гризеток; он стал холоден к уловкам великосветских дам. А все потому, что мадам Фуше научилась обольщать своего суженого не хуже любой из них. И это был личный секрет преданной супруги Жозефа Фуше, тайна которого до нас не дошла. Многочисленные истории о любовных похождениях Барраса, Талейрана, императорских маршалов и даже самого Бонапарта были известны всем. Зато об амурных связях министра полиции никто из современников ни разу не обмолвился. Хотя, возможно, всесильного Фуше многие настолько боялись, что даже после смерти последнего старались держать язык за зубами. Или же тот был слишком осторожен, чтобы о его личной жизни могла гавкать каждая собака. Быть может, быть может…

Трагедия потрясла Фуше, едва не раздавив. «У него что-то случилось с головой», – шептались за спиной завистники. Мало того, добавляли другие, бедняга даже не желает слышать о возвращении на службу…

А он и вправду ничего не желал – ни возвращаться на службу, ни даже жить. Хотелось умереть. Немедленно и быстро. «Мое сердце закрыто для всей этой человеческой суеты, – писал Фуше. – Власть больше не привлекает меня, в моем теперешнем состоянии мне не только желателен, но совершенно необходим покой. Государственная деятельность представляется мне сумбурным, полным опасностей занятием…»

Паук без паутины – это мертвый паук.

* * *

…Корсиканцы злопамятны. А их вендетта сравнима разве что с сицилийской. Бонапарт, корсиканец по национальности, вознесся так высоко, что опускаться до низменных страстей выглядело не по чину. Как бы то ни было, Император при всей своей памятливости отличался поистине беспечной отходчивостью, что опять-таки совсем не свойственно корсиканцам.

Будучи человеком пронзительного ума, Наполеон проворовавшегося Фуше наказал, но не растоптал. В который раз бывшего министра Хозяин просто отстранил. Не забыв наглядно показать, что надобность в интригане отпала.

Вынужденное сидение в замке Экс при всей его безмятежности едва не свело Жозефа Фуше с ума. Но именно отходчивость Бонапарта спасла экс-министра от мрачного заведения, где правила хорошего тона зависят от крепости узла смирительной рубашки. Через год Фуше бесшумно перебирается в свой старый замок Ферьер в окрестностях Парижа. Но дальше путь для него оказался закрыт. Пока закрыт.

Но было кое-что и похуже: об этом человеке, как он понял, стали постепенно забывать. Кто вспомнит о пауке, жившем когда-то в дальнем углу и старательно поедавшем навязчивых мух? Парадокс: с исчезновением паука куда-то пропадают и мухи…

И вот, когда Фуше, этот неисправимый интриган, казалось, окончательно отчаялся; когда о нем почти все забыли; когда отвернулись даже редкие друзья… Именно тогда… о нем вспомнил Хозяин.

Идти войной на Россию было самоубийственно. И Жозеф Фуше был одним из немногих, кто предупреждал Хозяина этого не делать. Московия – не Европа! Европа – лишь малая часть тех территорий, которыми располагает Российская империя. Русские, конечно, азиаты, поэтому от них можно ожидать чего угодно. Гунны, с которыми нужно будет не только воевать, а еще и договариваться. Однако Наполеон (и это Фуше тоже знал) за последние годы договариваться разучился: Сфинкс требовал поклонения! Австрияки, швейцарцы, пруссаки, поляки – кто с ними договаривался? Эти вассалы всего лишь делали то, что им было приказано: поклонялись. Сфинкс давно утратил точку опоры, коей для Хозяина когда-то являлась бдительность. Он перестал осторожничать, как это делал в годы своего становления. Благосклонность Фортуны слишком разбаловала его – Бонапарт потерял осторожность. Хотя… хотя незадолго до начала Московской кампании он нашел в себе силы вызвать в Париж господина Фуше…

– В скором времени я возглавлю новую военную кампанию – объявил Император Фуше. – Варшава и Краков будут лишь промежуточными пунктами продвижения моих войск – французские корпуса двинутся дальше на восток. Догадываетесь, Фуше, о чем я?

– Неужели Ваше Величество планирует поход на Россию? – склонив голову, поинтересовался Фуше.

– Вот именно. Царь Александр стал несговорчив. Хотя в свое время с ним можно было не только разговаривать, но и договариваться. Только не сейчас. Русский император слишком амбициозен. Его письма – послания изворотливой лисицы, пытающейся обмануть. Русские Польшу просто так не уступят, поэтому все переговоры с Александром, по сути, бессмысленны. Лишь сила способна сделать царя сговорчивее. Но для этого русских следует победить…

– Царь Александр, сир, не так прост, как может показаться, – возразил, потупив взор, Фуше. – Русский монарх себе на уме. Да и Россия – не Австрия. В ее необъятных просторах можно увязнуть безвозвратно…

– Чепуха! Достаточно войти в Смоленск, чтобы Александр запросил выгодного для меня мира. И вся его спесь тут же сойдет на нет, он будет послушным и учтивым…

– Сомневаюсь, Ваше Величество, – покачал головой герцог Отрантский. – Смоленск ведь не Петербург и даже не Москва…

Фуше прикусил язык. Он вдруг понял, что сказал лишнее. Пожалуй, не стоило перечить Императору. По крайней мере, сейчас, когда положение Фуше столь шатко и неопределенно, что одним щелчком Хозяин в который раз может сбросить его в сточную канаву. Годы сделали свое: Сфинкс отвык от возражений! Этот влюбленный в себя европейский самодержец давно забыл о корсиканце-лейтенанте и даже о Наполеоне-консуле. Как говорится, кто старое помянет – тому глаз вон! Так что не следует ворошить прошлое и опять наступать на грабли: прошлое – в прошлом. Сфинкса воротит от любого, кто старается показать себя умнее и (о, ужас!) прозорливее его самого. Держать себя в узде – вот девиз истинного придворного…

– Да, Ваше Величество, Смоленск – не Петербург и даже не Москва, – повторил, смутившись, Фуше. Потом, взглянув на Хозяина глазами преданной левретки, продолжил: – Но это ничего не значит! Ваши полководческие таланты несомненны, следовательно, Вы, сир, умнее любого русского генерала. В любом случае, генералы – больше тактики; Вы же – непревзойденный стратег. А стратегия, как известно, королева войны…

– Вы – льстец, Фуше. Хотя ваше мнение насчет Смоленска мною услышано. Так вот, смотрите дальше, mon cher, – оживился Император. – Я освобожу русских крепостных. Они встанут под мои знамена, чтобы скинуть тиранию Романовых. Замечу, час моей славы еще не настал. Картина, которую мне хочется нарисовать, пока что существует лишь в виде эскиза. Представьте, повсюду будет введен единый закон, единый апелляционный суд, единая европейская монетная