На поводу у сердца (СИ) - Майрон Тори

И так везде. В каждом совместном воспоминании: в момент нашего прощания, разговоров на кухне, объятий, поцелуев, признаний в чувствах, страстных стонов в спальне, где мы самозабвенно и дико любили друг друга. По-всякому. Лёжа. Сидя. Стоя. Сверху. Снизу. Задом. Сбоку. В рот. Точно так же, как это делает со мной сейчас Адам — и в голове, и в реальности, затачивая под себя, как лезвие ножа. Провоцирует крики и стоны наслаждения, что наперекор моей воле срываются с моих губ, пока душой я истошно взываю к его милосердию, умоляю остановиться, не похищать у меня самое ценное, сокровенное, горячо желанное.

Но Адаму плевать. Он руководствуется лишь своими желаниями. А он решил наказать меня, властно, без спросу и разрешения забирая не только то, что должно было всегда принадлежать другому, но и то, что уже принадлежало ему.

И я никак не могу этому помешать. Я слишком слабая. Податливая, одурманенная, вконец отравленная им и катастрофически голодная. Я перестаю понимать хоть что-либо, кроме бесконечных, яростных проникновений Харта в меня со всех сторон и его неизмеримой силы, что секунду за секундой бесследно стирает Остина во всё большем количестве воспоминаний.

Всё перемешивается. Границы стираются. Реальность ежесекундно сменяется кадрами из памяти. Внутри я кричу, умоляю прекратить, плачу от разрыва души и сердца, отчаянно пытаюсь сохранить лицо Остина там, где оно должно быть, то и дело вылавливая защитную маску, которая ускользает от меня как сквозь пальцы песок, явно не видя никакой необходимости спасать нас, раз снаружи Адам меня ни к чему не принуждает, никоим образом не ограничивает движения и не делает ничего из того, чего мне бы не хотелось делать. Я сама продолжаю с ним трахаться, целовать, лизать, сосать неоднократно и долго, растворяясь в его запахе, дыхании, нашем безумном ритме и восхитительных ощущениях, что каскадом разливаются по организму, постоянно балансируя на волнах электричества, исходящих из горячего эпицентра соединения наших тел.

— Я люблю тебя, Ники… Люблю… Слышишь? Люблю… Теперь я буду постоянно говорить тебе об этом, — бессвязное, влюблённое бормотание Остина в моей голове, который всего спустя пару мгновений приобретает образ Адама, переплетается с реальными словами Харта:

— Я ненавижу тебя, Лина… Ненавижу, ведьма… И я вытрахаю тебя из своей крови… Рано или поздно я сделаю это, — его прерывистый злобный голос с ощутимой долей отчаянья смертельным огнём разливается в моей груди, но моё дыхание становится лишь чувственнее, когда мужская ладонь мощно накрывает моё горло, прижимая намертво спиной к себе, пока Адам продолжает глубоко и яростно вгонять меня свой неутомимый орган.

Адам везде и повсюду. Он течёт по моим венам, чистит память по своему усмотрению, считывает каждую порочную фантазию, выполняя её с нескрываемым удовольствием и неугасающей злостью в хищных глазах. И он не боится сделать мне больно. Как в моральном, так и в физическом плане. Он трахает меня как безумный, точно озверевший, оттягивает волосы, вырывая пряди, шлёпает по ягодицам до ожога, закрашивает мою кожу своими отпечатками, метками, укусами. И ему всё мало. Он не сдерживается. Берёт больше и больше. Долго. Страстно. До изнеможения. До моего изнеможения. Сам же он, по ходу, бессмертный.

— Адам… я не могу… мне нужна передышка… я сейчас умру… — еле слышно умоляю я после неизвестно какого по счёту оргазма, во время которого Харт окончательно изменил все недавно произошедшие эпизоды с Остином: наш первый секс, ссоры, время на вечеринке, утро в бабушкиной квартире, ночь с потрясающей сценой нашего с Ридом поцелуя.

Он ничего мне не оставил. Ничего. Ни единого кадра с родным лицом Остина.

Везде теперь я вижу лишь его.

— Умирай, — томно шепчет Адам мне на ухо, укладывая меня на бок, а сам пристраивается сзади. — Если потребуется, я тебя и с того света достану, Лин. Я ещё с тобой не закончил. — Он прикусывает мочку, как животное, слизывает пот с моей шеи, надавливает пальцами на набухший, бесстыдно мокрый комочек между ног, начиная массировать его круговыми движениями, и пользуясь моим улётным состоянием после предыдущего оргазма, во всю длину проникает в заднее отверстие.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Бля*ь… Это пи*дец… — шипит он, задыхаясь и резко сжимая меня в объятиях, как самое бесценное сокровище. — Ну хоть где-то я первый, — искренняя радость в его приглушённом тоне пролетает вереницей мурашек по коже, снова надувая между бёдер раскалённый шар, что через неизвестное количество времени напористых вторжений Харта лопается, распространяясь безумным наслаждением по телу и вновь посылает меня в сеть воспоминаний, в которых Адаму больше нечего менять. Он уже исправил все сексуальные, любовные и трогательные моменты, за последнее время случившиеся между мной и Остином. Их было так мало. По пальцам посчитать. Жалкие крупицы, которых и тех теперь у меня не осталось. Адам всё уничтожил.

У меня не осталось ни его нефритовых глаз, смотрящих на меня с взаимной любовью. Ни губ, что исцеловали меня прошлой ночью. Ни любимых ямочек на щёчках во время его блаженной улыбки после оргазма. Ни нежного голоса, которым он не уставал повторять мне: «Люблю».

Стирать больше нечего.

Но тогда почему я продолжаю и дальше видеть нашу с Ридом жизнь, в которой вместо него везде появляется Адам?

Похороны бабушки Мэгги, наша беседа на набережной. Ночёвка у Остина дома, когда я не могла наглядеться им спящим. Неловкий момент на кухне, объятия и разговор возле клуба после стычки с Марком, бой в квартале, когда я умирала, глядя на каждую атаку противника Остина.

Но это ещё не всё… Моя жизнь не прекращает мелькать на внутреннем взоре и после этого.

Дальше идут все остальные бои, в которых за последние годы учувствовал Рид. Многократные знакомства с его девушками, наши субботние посиделки с бабушкой, бесконечные разговоры на всевозможные темы, прогулки, драки на улицах Энглвуда, побеги от бандитов, миллионные разы, когда Остину приходилось вытаскивать меня из проблем…

Что Адам делает?! Зачем он меняет всё?! Он хочет удалить Остина начисто? Зачем ему это?! За что он так со мной?! И как вообще он умудряется забраться так глубоко в мой мозг?! А как мне его остановить?! Как?! Я должна что-то сделать! Я не потеряю Остина! Нет! Я не могу его потерять!

Кровь вскипает, начинает бурлить и циркулировать быстрее внутри от гнева, страха и невыразимой печали, но этого ничтожно мало, чтобы суметь вернуть себе контроль, оттолкнуть Адама и заставить выбраться его не только из моего зада, но и из моей головы, пока бесконечная эйфория маринует разум, овладевает каждой клеточкой сознания.

И это ужасно. То, что он со мной делает, даже не сравнить с физическим насилием. Это в разы хуже. Вообще день и ночь. Одно дело пытаться бороться с мужчиной, что делает тебе больно, мерзко, калечит, пачкает, оскверняет тело, и совсем другое — сопротивляться тому, от кого ты в прямом смысле «без ума» и кто бессовестно меняет твою память, стирает любимого человека напрочь, при этом творя с тобой такие невероятные вещи, которые полностью отрубают всё желание противостоять ему и останавливать.

Но я остановлю. Не знаю как, но я должна это сделать. Обязана. Он уже берёт моё тело, как ему вздумается, но я не отдам этому дьяволу свою душу и не позволю её стереть.

Я не потеряю Остина. Не потеряю. Я ни за что его не потеряю.

Не представляю, сколько времени я провожу в непрерывных заклинаниях и безуспешных попытках спрятать Остина от Адама, параллельно упиваясь его страстными прикосновениями, но в моём сознании в буквальном смысле пролетают годы, наполненные многочисленными приключениями с Ридом: наше взросление, школьные годы, мои танцевальные выступления, ни одно из которых Остин ни разу не пропустил, и ещё много-много-много счастливых, грустных, весёлых и тяжких моментов, что мы с ним вместе пережили.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Я чувствую, как стремительно приближается новое цунами удовольствия. Прямо-таки вижу эту уничтожающую всё живое волну, что уже смела собой тринадцать лет моей жизни, изменив на свой вкус каждую непонравившуюся картинку, и теперь неминуемо надвигается на нас с Остином, с которым мы стоим на лестничной клетке возле чердака, где я плачу, угрожаю, испуганно кричу на него, а он откровенно потешается и с любопытством наблюдает за моими копошениями в сумке. Спокойно дожидается, пока я найду злосчастный баллончик, а затем разражается раскатистым смехом, когда я грозно направляю орудие в его сторону.