На поводу у сердца (СИ) - Майрон Тори

— Да, вот так… — хвалит он меня, в животном порыве прикусывая мне скулу. — Я тебя по-всякому буду брать. Как и куда захочу. И так тоже, Лин, тебе понравится. Безумно понравится. — Он непрерывно толкается в мои ягодицы, словно вошёл бы уже прямо сейчас одним махом, если бы оказался без брюк, пока я протяжно стону и нещадно ругаю себя, обкладывая в уме трёхэтажным матом.

За то, что хочу, чтобы он это сделал. За нестерпимое желание ощутить в себе его член. За отсутствие сил противостоять ему. За гадкую горечь от предательства своих чувств к Остину и, самое главное — за режущую, душевную боль, которую я вновь поневоле ощущаю, осознавая, что я не нужна Адаму так, как я могла бы ему всецело принадлежать.

Всё могло бы быть иначе между нами, Харт, если бы я была для тебя любимой женщиной, а не всего лишь особенным телом для траха.

Отрицательно мотаю головой, отгоняя от себя бредовые, непонятно откуда взявшиеся мысли, чувствуя, как новая порция экстаза неумолимо скручивает всё ниже пояса.

— Хватит, Адам. Прекрати… Не трогай меня… Я не хочу… опять…

— Кончить? — издевательская усмешка возле моей щёки сотрясает тело болезненно-сладкой дрожью. — Не хочешь в третий раз кончить с нелюбимым мужчиной, да? — Его вопрос душит. Наливает грудь тяжестью эмоций, перекрывающих кислород, пока мужские руки продолжают удерживать меня, точно лапы хищника столь желанную добычу.

— Да. Не хочу.

Господи! Уж лучше бы молчала, а то моя жалкая фраза прозвучала скорее как: «Заткнись и оттрахай меня наконец, Адам!».

— Я тебе рот с мылом промывать буду за каждую новую ложь, — его ладонь горячая, сильная, мощная накрывает мои губы, проводит пальцем по контуру, раскрывает, проникая внутрь. — А лучше затыкать твой лживый ротик членом ещё до того, как ты успеешь мне соврать.

Я не могу себя остановить и облизываю его палец, как самый сладкий в мире леденец, отчего перед внутренним взором вмиг вспыхивает горячий кадр, который я зареклась навсегда сохранить в своей памяти.

— Так, значит, это твой изощрённый способ заткнуть мне рот?

Игривый голос. Родное лицо, искажённое страстным наслаждением, что приносят ему мои прикосновения. И зелёные глаза, светящиеся любовью. Ко мне. Мне. Он любит меня. А люблю его. По-настоящему. А Адама нет… Он манящая иллюзия, которой ни за что нельзя поддаваться.

Яркая, короткая вспышка нашего с Остином воспоминания, словно чудо, помогает мне укусить Адама за палец и, освободив рот, выдавить из себя колкую фразу с дерзкой интонацией:

— Единственный член, который я с радостью и без возражений впущу в свой рот и куда бы то ни было ещё, определённо точно будет принадлежать не тебе, Адам.

Секунда — и мою спину бьёт жаром, точно от взрыва гранаты.

Вторая — резкий полупируэт — и я стою передом к полыхающему яростью гиганту.

Ещё одна — и моё лицо болезненно сдавливается грубыми пальцами.

Четвёртая — я с трудом концертирую мутный взор на огнедышащем драконе, сверлящим меня испепеляющим взглядом, опаляющим жгучим дыханием и накрывающим с головой волной объёмной энергии, что собирается вибрирующим сгустком похоти между бёдер.

А пятую секунду я уже не помню, потому что исчезаю из этой реальности — безумное удовольствие начисто выключает разум, выбивает душу из тела, разливаясь неистовым кайфом в каждой застывшей от напряжения мышце. К такому невозможно привыкнуть, адаптироваться, добраться до «щита», чтобы обрести иммунитет, насытиться. Только подсесть. Стать зависимой. Нуждающейся получить дозу снова и снова, от которой ты улетаешь в космос, где все системы организма, будто обновляют свои настройки.

Я ничего не ела почти сутки, не пила тоже очень давно. Моя прошлая ночь была схожа с несколькочасовой интенсивной тренировкой, а минувший день — с настоящем триллером-боевиком, но после сумасшедших, магических оргазмов моё тело чувствует себя, словно заново родившемся, а сознание освобождается от стресса из-за пережитого ужаса.

Правда, с непомерно возросшей силой Адама сегодня эффект безмятежного блаженства длится всего несколько минут, по истечении которых вся тяжесть реальных ощущений прибивает меня, как муху ботинком. Именно поэтому я и сорвалась на бурную истерику, прокричав Адаму всё, что во мне накопилось, абсолютно не контролируя поток слов, толком не слыша их и не понимая. Серьёзно, сейчас у меня даже вряд ли получилось бы точно вспомнить весь яростный монолог, которым я заработала ядерный выброс его гнева.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Впервые в общении с ним я в самом деле думала, что он меня ударит. Так же, как я думаю об этом сейчас, когда, вернув себе способность видеть после ослепительного оргазма, встречаюсь с безжалостными чёрными глазами этого внешне горячего секс-символа, а в душе — ходячего куска льда.

Яростный, острый, словно наточенное лезвие, взгляд не позволяет ни вдохнуть, ни подвигаться, а мужские пальцы, продолжающие сжимать мне скулы, — заговорить. Я трепещу перед ним и только жду, что вот-вот он спустит руку к горлу, сдавит его, начнёт душить или вовсе свернёт шею, как цыплёнку, но вместо этого Адам вновь решает «прибить» меня своим надменным голосом.

— Раздевайся, — от его угрожающего тона кровь густеет, превращаясь в мёд, сердце начинает стучать где-то в горле, но он никогда не дождётся от меня покорности. Добровольно я не стану его секс-слугой.

— Иди к чёрту, Адам! Такие приказы можешь отдавать своим шлюхам, — шиплю я, пытаясь вложить в голос всё спрятавшееся под сгустком похоти отвращение к нему, но это лишь рисует на его манящих губах едва заметную ухмылку.

— Ты и есть моя шлюха, Лин. Просто бесплатная. И это лишь твоя проблема, что ты никак не можешь понять, что, хочешь ты того или нет, но ты будешь меня слушаться, выполнять все мои приказы, трахаться и громко кончать столько раз, сколько я пожелаю. У тебя нет ни единого шанса избежать этого, уж поверь мне на слово. И лучше тебе как можно скорее принять сию реальность, чтобы в первую очередь себе же быстрее упросить жизнь.

— Мечтай, Харт! Я ни за что это не приму! — на выдохе бросаю я, соединяя наши взгляды в очередном искрящимся напряжением поединке. — Да и ты, что ли, действительно собираешься держать меня взаперти, как тюремщицу? Серьёзно? Даже для тебя это слишком, Адам. Ты этого не сделаешь!

— Ещё как сделаю. Можешь не сомневаться. И уверен, тюрьма в виде комфортной спальни пентхауса тебе придётся по вкусу гораздо больше, чем настоящая тюремная камера с другими опасными преступницами под боком.

— О чём ты?

— О том, что девушке, которая не может контролировать свою агрессию и преднамеренно пыталась убить своего отчима, не место на свободе.

— Что ты несёшь? Я не хотела его убивать, а просто защищала маму, — голос неконтролируемо превращается в хрип, а мелкая, леденящая дрожь вонзается иглами в разгорячённую кожу — мне никогда не забыть картину окровавленного тела Фила.

— Это ты говоришь, что не хотела убивать, а когда Филипп очнётся после сильнейшего сотрясения мозга, не без моей помощи он непременно подаст заявление о покушение на его жизнь, а после они вдвоём с твоей матерью подло оклевещут тебя в глазах присяжных. И учитывая все недавние, совершённые тобой поступки в виде нападения на ни в чём повинную девушку Эндрюза и кровавую драку с коллегой, которую ты чуть не задушила, судья в итоге вынесет приговор не в твою пользу, Джеймс. И проведёшь ты всю свою молодость за решёткой. Хочешь ли ты этого? Или всё-таки переосмыслишь своё поведение и станешь со мной милой и кроткой, чтобы попытаться убедить меня не доводить твои проступки до судебных разбирательств? — спрашивает он, даже не думая скрывать победоносную ухмылку, пока я не могу произнести и слога, чувствуя себя жалкой рыбёшкой, пойманной в сети и насильно вытащенной на берег, что теперь трепещется, ощущая дыхание смерти. — И так как я знаю твоё пренебрежительное отношение к себе, Джеймс, сразу же хочу сообщить о втором важном для тебя моменте, ради благополучия которого тебе нужно постараться меня не расстраивать и не бесить.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})