Рыбари и Виноградари. Книга II. В начале перемен - Михаил Давидович Харит

— Да-да. Конечно, помню. Как такое забудешь.

Водный поток, что струился рядом по скалистому распадку, вдруг вскипел от интереса. Волна плеснула, закрутилась водоворотом, выбралась на песчаный берег. Её стеклянный голосок что-то тихо произнёс. Ветерок отозвался осторожным шёпотом. Скальные стены, заросшие мхом и лишайником, наклонились ближе, застыли, слушали. Огромные валуны выпятили глаза тенистых впадин под густыми папортниковыми бровями. Их гладкие лбы круглились, щеки бугрились россыпью могучих прыщей. Они тысячелетиями внимали тому, что творилось у подножия, знали много тайн и хранили в своих неведомых недрах.

— Так, теперь понять бы, что нам со всей этой информацией делать, — задумчиво проговорил Вадим.

Но понять не удалось. С ясного синего неба ухнула ослепительная молния. Раздался оглушающий грохот. Глаза ослепли, уши заложило. Андрей закрыл голову руками и упал.

Глава 2.

В которой мы узнаем некоторые факты детства Андрея

Жизнь маленького Андрея была похожа на игрушечную зебру, нагло занявшую угол его кроватки, которой он периодически пытался отгрызть голову. Черная полоса на её шкуре сменялась грязно-серой, затёртой его детскими, далеко не всегда чистыми ручками.

Первым воспоминанием, которое сохранил его разум, было солнечное утро, большая кровать мамы и папы, на которую он был допущен по случаю праздника. Родители завтракали на кухне, и пространство постели принадлежало сейчас только ему. Воздух искрился. Золотистые пылинки плясали в солнечных лучах, и от каждого движения их становилось больше. Он радостно смеялся, потому что был счастлив. Вместе со счастьем пришло чувство свободы… одновременно с наполнением трусиков вязким и горячим. Запустил внутрь руку, нащупал тёплую кашу и с удовольствием приложил ладонь к стене. Получился красивый узор шоколадного цвета. Андрей занялся экспериментированием. Когда родители вошли в комнату, они увидели новое декоративное панно, созданное их сыном. Так начинался гений.

Страшную правду Андрей узнал в детском саду. Готовились к праздничному концерту. Детей наряжали в национальные костюмы и учили танцу, призванному показать дружбу народов СССР.

— Сереженька будет белорусом, Ванечка — украинцем, Анюта, наша красавица, — белокурой эстонкой… — Воспитательница с сомнением остановила взгляд на Андрее: — Соркис... Ну, что с тобой делать? Так и быть, будешь грузином....

И Андрею выдали черную бурку с огромной мохнатой шапкой-папахой.

Костюм Андрею понравился. Из бурки сразу же сделали палатку, куда забрался еще и друг Женька. Приятели с успехом отбивали попытки других несанкционированно воспользоваться укрытием. Возникла лихая куча-мала.

В итоге все были наказаны и репетицию пришлось отложить.

Андрей запомнил раздраженный и осуждающий взгляд воспитательницы и ее слова: «От вас, евреев, вечно одни проблемы».

Он попытался применить новые знания в кругу семьи. Мама была скульптором и часто водила сына с мужем в мастерскую, расположенную в кирпичном сарае посреди двора. В тот раз она с гордостью показала глиняную заготовку: «Защитники Малой земли».

В мастерской было тесно. Папа неуклюже зацепил руку человека, указывающего куда-то вперед в направлении атаки. Пальцы сплющились, и теперь казалось, что фигура показывает фигу. Мама заохала, засуетилась и принялась исправлять поломку. Папа виновато отскочил, попутно опрокинув еще какую-то заготовку. Хаос нарастал. И тут Андрей, пытаясь разрядить ситуацию и успокоить маму, произнес:

— От нас вечно одни проблемы.

Мама удивленно посмотрела на сына:

— От кого это от нас?

Андрею пришлось объяснять.

Его не ругали. Папа долго рассказывал древнюю историю народа. Привёл примеры выдающихся личностей. Андрей не знал почти никого из списка, но вдруг услышал знакомую фамилию.

— Даже Ленин? — с замиранием сердца спросил он.

— Наверняка, — заявил отец, — и Карл Маркс.

Андрей рассказал Женьке новость. Тот тоже решил стать евреем. Они гордо ходили целых два дня. Потом о новости узнали ребята постарше, доходчиво объяснили, что евреи на самом деле жиды, а для закрепления материала набили морду. Обоим. Даже Женьке, фамилия которого была Петров.

Невинно пострадавший Женька привел отца. Который, вместо того чтобы отлупить обидчиков, неожиданно добавил Андрею. Получив урок, мальчик понял: свою замечательную национальность следует скрывать так тщательно, как это возможно.

Но скрывать не удавалось. Новость разлетелась по двору, затем выплеснулась на соседние улицы, и скоро весь район знал, кто же такие на самом деле Андрей Соркис, и мать его, и отец... Несколько раз пацаны соседского квартала даже поколотили —  без злости, скорее для порядка. Чем вызвали недовольство ребятни своей улицы: этот — наш, заведите своего и лупите на здоровье.

В своём квартале Андрея не били. Ведь он умел лепить из глины смешных человечков и научил мальчишек мастерить свистульки с телом зверюшек, которым надо было дуть под хвост.

Свой первый профессиональный заказ Андрей получил в шесть лет от только что вышедшего из тюрьмы Витька. Тот проводил большую часть дня во дворе, в тени больших тополей, на персональной лавочке около спортивных перекладин. В большой мозолистой ладони лениво перекатывалась бутылка «Жигулевского» пива. Иногда он бережно ставил сосуд с напитком, картинно снимал рубаху и неторопливо подтягивался. Как ордена, сияли наколки на могучих плечах и бицепсах.

— Эй, скульптор, а бабу можешь слепить? — спросил он у Андрея.

После ряда уточнений договорились, что Андрей сделает статуэтку размером с поллитровку.

— Но чтобы с подробностями, — напутствовал Витёк. — Рубль дам.

Первоначально Андрей планировал сделать копию с одной из скульптур мамы. Но, обследовав мастерскую, обнаружил, что сейчас там, кроме бюстов Брежнева и Ленина, ничего путного не имелось. А женщина, присутствующая в скульптурной группе «Покорители целины», Витьку вряд ли понравится. Закутанная в многочисленные юбки, она была похожа на завуча школы, которую все ненавидели.

Тогда в голову пришла блестящая идея.

Он подошёл к Наташе Смирновой, которая была уже взрослой, поскольку ходила в третий класс. Своей круглой выпуклой попкой она волновала воображение скульптора. У неё даже тень была изящней, чем у других.

Андрей объяснил, что получил хорошо оплачиваемый заказ и нужна красивая модель.

— А ты самая прелестная девушка в городе.

Наташа зарделась, но отрицать собственную красоту не стала.

— Сколько тебе платят? — задала она уточняющий вопрос.

— Три рубля, — соврал Андрей.

— Половина моя! — решительно заявила красавица.

Андрей не верил своему счастью, которое не тускнело даже от сознания, что придётся доплачивать своих собственных пятьдесят копеек, которые он копил уже полгода.

— Но голой позировать не буду, только в трусах, — сразу уточнила прозорливая девица.

— Конечно, — дрожащим голосом подтвердил Андрей. — Мне такое в голову не приходило.

В итоге он целых три дня любовался на Наташку в трусах.

Проблема была только в «подробностях», требуемых заказчиком.

— Не знаешь, как там у женщин устроено? — спросил он у друга Женьки.

— Конечно, знаю. Там дырка есть, — уверенно ответил приятель.

Он, как главный специалист, лично глубоко вдавил палец между ног скульптуры. Дыра получилась почти насквозь.

— Не велика? — засомневался Андрей.

— В самый раз, — уверенно ответил Женька.

Однако сомнения все же остались, и Андрей, прежде чем обжигать фигурку, показал её маме. Та улыбнулась, похвалила работу.

— А кто был моделью?

— Наташа? Только она трусы не снимала.

— А… Понятно. У тебя получился концептуальный мужской взгляд на женщину. Хотя в нем есть свой резон. Давай сделаем более реалистично.