Странник. Зима Мира - Пол Андерсон

Странно было прогуливаться по узким мощенным булыжником улочкам, среди высоких архаических фасадов зданий города, который, казалось, принадлежал почти забытому прошлому. Для Горама, который, наверное, посетил множество нецивилизованных планет, это могло казаться не настолько уж странным, как Хейму, и кроме того, у военного ума должно было быть слишком мало воображения, чтобы по достоинству оценить эту ситуацию. Но, хотя Хейм провел лучшие годы своей жизни, наблюдая за этой культурой, в нем никогда не пробуждалось смутное чувство сноподобной нереальности.

Всего лишь одна живописность мало чего стоила, однако это место было в достаточной степени красочным. По мощенным булыжником дорогам шли люди этого мира. Тут были фантастически выглядевшие звери, с измененными в процессе генетического отбора рогами и копытами, и другие еще более экзотические одомашненные существа, на которых ездили и перевозили поклажу; между ними осторожно двигались грузовики и машины с пассажирами, с четко прослеживающейся линией конструкторского решения, все с подчеркнутой присущей машинам красотой, с которой могла сравниться только лишь Империя. Но самыми замечательными были люди.

Не стоит и говорить об их явном отличии. Тут были люди самых различных физических типов, начиная от длинноволосых островитян и кончая приземистыми жителями Арктики или обгоревшими на солнце южанами; костюмы их отличались соответственно, однако даже чужеземцы старались носить что-нибудь из местной легкой летней одежды. Если тенденция к более высоким лбам и более четким чертам лица, по сравнению с обычной в Галактике, и не поражала, то уклон к этому был здесь более заметен, чем где-либо в ином месте. Длинные волосы как у мужчин, так и у женщин, густые бороды, носимые многими мужчинами, показывали интеллектуальность внешнего вида за покрытой волосками вуалью, которая была присуща варварам на периферии. Нет… отличие от любого другого мира в Галактике было настоящим и безошибочным, но не физическим. Оно было в чистом воздухе города, где ни из одного дымохода не струился дым, в чистых улицах, продуманности уличного движения, в спокойных передвижениях, когда не возникали столкновения и неразбериха. В чистых телах и мягких голосах этих людей, в равенстве полов, на что уже не обращалось особого внимания даже на этом примитивном уровне технологии. В негативном плане — в отсутствии трущоб и тюрем, в позитивном — в наличии парков, школ и больниц. Не было видно никакого оружия или униформы, но у многих на улицах были книги либо же одеты они были в рабочие халаты в пятнах от химических веществ. Не было страстно взывающих ораторов, и лишь огромная группа людей сидела на траве в одном парке и слушала лекцию по орнитологии. Смех был приглушенным, но его было больше, чем когда-либо Хейм слышал где-нибудь в Империи.

Горам однажды пробормотал:

— Кажется, я тут услышал несколько совершенно новых языков.

— О, да, — ответил Хейм. — В каждом регионе, само собой, развился свой собственный язык и вообще-то люди привязались к нему скорее по сентиментальным причинам, а также потому, что мысли людей лучше выражаются в разговоре на языке, который они сами и развивают. Но как только контакт между различными местностями стал обычным делом, был разработан межнациональный язык, и его знают все, кому приходится им пользоваться. По правде говоря, только около пятидесяти лет назад прижился этот совершенно новый всепланетный язык, единственно правильный в соответствии с вновь определенными правилами семантики. Это больше, чем было сделано в Империи. Мы можем говорить на земном языке практически без всякой опасности, он сойдет за какой-нибудь местный диалект, да и я могу говорить с местными жителями за нас обоих.

— И все-таки, — нахмурился Горам, — мне не нравится это. У каждого человека здесь коэффициент интеллекта выше моего; так не должно быть в этом сборище варваров. Я чувствую себя так, словно все следят за мной.

— Да, большая часть этих людей обращает на нас внимание, гении по своей природе наблюдательны, — заметил Хейм. — Но мы ни в коей мере не вызываем подозрение. Наши агенты часто лично посещают эту планету, не привлекая внимания.

— А вы ведь не говорили, что открыто посещали планету?

— Верно, но лишь несколько раз, несколько столетий назад, мы совершили захватывающие дух посадки на планету, опускаясь по воздуху на гравилучах в светящейся одежде и совершая чудеса. Понимаете, даже эти примитивные племена не выказали никаких признаков организованной религии, шедшей дальше обычных магических обрядов, возникших в дальнейшем. Мы хотели посмотреть, нельзя ли вызвать поклонение божеству. — Хейм криво улыбнулся. — Но через поколение, которое действительно видело нас, не осталось никаких следов этой нашей деятельности. Я думаю, молодые с их независимыми разумами просто отказались верить в безумные рассказы стариков. Не то чтобы у этих людей совсем нет религиозного чувства. Довольно высок процент неверующих, впрочем, здесь также имеется огромное количество философской и даже религиозной литературы. Но нет никаких философских школ, и каждый скорее самостоятельно приходит к своим собственным выводам.

— Я не понимаю, как же возможен тогда прогресс.

«И не должен понимать», — презрительно подумал Хейм, но лишь усмехнулся, а вслух же произнес:

— Но, очевидно, он есть.

Самолет промчался низко над их головами, и водитель фургона принялся сражаться со своими вдруг запаниковавшими животными. Горам произнес:

— Самый большой парадокс здесь состоит в анахронизмах. Парусные корабли и те, что работают на нефти, соседствуют в доках друг с другом; сила животных, которых используют в качестве тягловой силы на улицах вместе с химическими двигателями; каменные и деревянные дома с мощными дымоулавливателями — как вам это?

— Частично это результат чрезвычайно быстрого прогресса, — объявил Хейм. — Новые изобретения появились до того, как экономика приспособилась к ним. Не будет много машин, пока не будут созданы фабрики, обеспечивающие массовый выпуск продукции, и следует подождать развития знаний по механике, чтобы усовершенствовать фабрики до почти полной автоматизации, чтобы лишь несколько из этих гениев могли работать, стоя за сборочной линией весь день. Тем временем этот народ без особой торопливости развивает свой стандарт жизни. У них уже достаточно пищи, одежды, других необходимых вещей, так же как и множество свободного времени… так зачем напрягаться и идти дальше?

Горам на мгновение замолк, затем пробурчал последнее возражение: