За день до послезавтра - Сергей Анисимов

Järnlund – это означает дословно «железный лесок». В Швеции есть местечко под таким названием, в лене Упсала. Фактически деревня, откуда довольно долго добираться до Упсалы и Стокгольма. Рядом такие же деревни – Fageron, Sandikafjarden, Sandika, Sandickaviken. Хорошее место, где он никогда не был, но которое без труда мог показать на карте. Хорошая фамилия, Николаю она нравилась. Вообще в шведском характере и образе жизни довольно много близкого и понятного русским людям. Может быть, поэтому существует так много смешанных браков между шведами и русскими.

Папу Патрика родившийся в Сингапуре Эдвард должен был помнить плохо, но знал, что тот давно умер. Нет, это мама не придумала, это действительно так. Поэтому в далекую деревню он и не собирался, незачем. Да и комплексы какие-то были – тот ушел из семьи, оставив подругу и ребенка. В Швеции приняты довольно похожие на брак отношения без регистрации, но мама «белая англосаксонка», ее это в итоге обидело. Алименты вроде бы были, пока отец не умер в конце 70-х, – но это у мамы надо было спрашивать, а ее тоже в живых уже нет. Родственников куча есть, конечно. По всей Австралии – в основном в Перте, но есть и в паре других мест в середине континента. Где-то бывал, где-то нет. Чем занимаюсь, чем зарабатываю на жизнь? Мединженер в сингапурском отделении «Medtronic». Наладка и настройка криооборудования: хранилища, системы заморозки. Довольно хороший бизнес. Клинические хранилища для коллекций гомографтов, банки разнообразных биообразцов под академическую науку и для «Большой Фармы». Роботизированные системы, – механика, электроника, собственно криооборудование: –70/80, –150° Цельсия, жидкий азот, пары азота. Вот, шрамы на кистях рук от хронических термических ожогов…

Что делал в Швеции в прошлые визиты? Мы сотрудничаем с несколькими инженерными фирмами, с компаниями, производящими медтехнику. Стандартизация, регламенты, взаимозаменяемые расходные материалы… В Люнде – с компанией Gambro, их штаб-квартира переехала туда из Стокгольма в прошлом году. Да, там меня знают. Могу дать телефон. А в Стокгольме, – это не сам Стокгольм, а Хаддинге, пригород. Там громадный госпиталь, и у них мощный криобанк – много оборудования, много проблем с наладкой, фирма крутит инженеров со всех филиалов. Окупаются даже такие дальние полеты, а вы как думали? В России? В России делал то же самое. Криохранилища, автоматизированные и попроще. «РосПлазма» в городе Киров – там хранят арбитражные образцы, на случай проверки после заражения при переливании. Институт сельскохозяйственной микробиологии в Пушкине, пригороде Петербурга. Тоже могу дать телефоны, адреса… Да, конечно, теперь бесполезно уже…

Снова про папу… По-шведски говорю плохо. Кое-как могу объясниться, но стесняюсь своего деревянного акцента, почти немецкого, да. Финского вообще не знаю, извините…

Отработка легенды была одним из ключевых предметов на его «курсах». Где находится отделение банка, кредитная карточка которого у вас в бумажнике? Покажите на карте. Яркий сине-желтый билетик среди отложенных подальше купюр: что это? «Сингапурский филателистический музей» – где он расположен? И что, вы действительно увлечены марками? Ностальгия по детству… А вот к примеру, что такое «зубцемер»? И где расположен этот музей? А что еще вы можете вспомнить заметного на этой улице? А если свернуть на Hill Street? А если пройти дальше, как она будет называться?.. А как правильно говорить – остров Сентоза или все-таки «Сантоза»? А слоны там в зоопарке есть?..

– Ну вот и все. Минус треть вопросов на этот раз. Едва на тройку вытягиваешь. Смотри, реальный опрос скучающим пограничником, как базовый, так и при усиленном режиме, при дополнительной выборочной проверке, – это тебе не шутки. Они тут же лажу учуют. Иди и работай.

И он шел и работал. До следующего раза, когда преподаватель снова находил возможность придраться к объему усвоенной информации. К произношению английских слов. К незнанию того и сего, очевидного, лежащего на поверхности. А ведь это был всего лишь один из предметов, и не самый сложный. Инфильтрация и в гораздо меньшей степени эксфильтрация – это «обеспечивающие» мероприятия. И обеспечивающие не душевный комфорт, а выполнение задач – основной и вспомогательной. Если кого-то высаживать на чужой берег с подводной лодки и оставлять потом дожидаться подхода сухопутных сил, то они не нужны вообще. Но те времена прошли. Никого не сбрасывают на территорию противника на парашюте, не доставляют отечественными аналогами «Зодиаков» через прибой на пустынные пляжи. На самом деле даже в тех же США живет полно людей, которых можно использовать «на месте», не тратя силы и время на проникновение и подготовку к нему. На обучение реалиям жизни в чужой стране, возможностям сохранять мобильность на нелегальном положении. С ознакомительными поездками, каждая из которых имеет собственную легенду. С сотнями часов самоподготовки и «индивидуальных занятий по предмету», накапливаемыми в течение многих месяцев. Почему тренируют именно его, он так и не сумел понять, но решил, что специалистам виднее, и на этом успокоился.

Было понятно, что на самом деле будет еще сложнее, чем он думал. Практика всегда сильно отличается от теории, а зачастую и вообще не имеет с ней почти ничего общего. Но самое важное то, что за все это время Николай так и не смог избавиться от ощущения того, что это «не по-настоящему». Что на него рассчитывают в отношении достижения реальной цели – ответить агрессору ударом со спины. «Поцелуй из могилы» – это жест отчаянья. Выполняйся эта операция всерьез – она не требовала бы такой сложности, стольких этапов. Давно сидящий в Принстоне, или Филадельфии, или Балтиморе биолог или химик с зарплатой, налогами и всеми видимым домом на такой-то улице получил бы е-мейл с невинной картинкой, поцеловал бы жену, сделал звонок начальнику про «приболел, но послезавтра выйду точно» и сел бы за руль. Добрался бы до нужного съезда с шоссе, нашел бы коробку с лампочками, сунул бы ее в багажник, поехал бы дальше… Без всяких границ, без возможных приключений по дороге, еще на другой стороне планеты, когда военная автоинспекция и внутренние войска кажутся исчезнувшими в никуда, а ГИБДД абстрагировалась и делает вид, что все нормально, даже наблюдая, как громадный Мицубиши L200 таранит малолитражки прямо на стыке дорог у КПП, стремясь скорее уйти из города, выгадать еще минуту, еще километр от потенциального эпицентра. Впрочем, похожее бывало и раньше, когда о будущей войне, будущей катастрофе не думал никто, кроме таких придурков, как Ляхин… Значит, скорее всего, он служит отвлекающей целью. Не настоящей. Что, однако, никак не снимает с него необходимости делать все на совесть, окупая средства, вложенные страной в его подготовку и документы.

Ребята «с курсов» довезли его до Торфяновки и встали в километре от границы собственно погранзоны, у неработающей бензоколонки. Здесь движение было заметным как в одну сторону, так и в другую. За стеклами довольно густо двигающихся машин были видны напряженные лица людей. Номерные знаки были разные, и это Николая чуть заметно обрадовало. Если через Торфяновку идет поток иностранных граждан, выбравших этот путь, значит, есть шанс на то, что финские пограничники перегружены необходимостью заботиться о самых настоящих европейцах и азиатах, имеющих паспорта нейтральных стран. Со своими историями у каждого. С несовпадающими деталями, с оставленными второпях в гостиницах паспортами. Без денег, потому что все отдано русским шоферам за «доехать до любой границы» – и, соответственно, без собственного транспорта. Нервничающих, плачущих. Разных. Может быть, это добавляет ему шансов пройти? Второй этап, «Сингапур – Сан-Франциско», должен быть легче в разы, хотя там рядом не будет вообще никого знакомого. Пусть даже знакомого в лицо, без имени.

– Они аннулировали визы, – уверенно сказал старший из двоих привезших его сотрудников. – Сразу же, как началось.

– Вот облом людям…

Второй оглядывал проезжающие машины спокойно: происходящее его как будто не волновало.

– Столько проехать, столько бензина сжечь, уповать на то и се. Приговаривать всю дорогу: «Какой же я молодец, что у меня годовой Шенген». Доехать, какое испытать облегчение. А тут – раз! «Hyvää, kaunis ilma tänään! Oh, anteeksi, näkemiin!»[42].

На сказавшего, более молодого из ребят, Николай посмотрел больным, нехорошим взглядом.

– Ладно, – произнес на это старший. – Наших явно разворачивают еще на внутреннем посту, дальше идут только иностранцы. Ты с нами, типа, уже расплатился. Мы вернемся сюда и будем ждать четыре часа ровно, если нас не сдернут. Тогда уж извини. Но если повезет, то проскочишь. И пусть повезет.

Второй хмыкнул и неожиданно протянул Николаю руку, развернувшись на своем сиденье.

– Прости, если что. И что бы ты там ни должен был делать, хоть бы у тебя получилось. То, что ты не «из тех», это видно.