Первопонятия. Ключи к культурному коду - Михаил Наумович Эпштейн

Ревность превращает любовь в ненависть, а заодно и предотвращает благополучный исход истории, когда народы, распри позабыв, соединились бы в одну счастливую семью.

Ревность в России

«Люблю и ненавижу» – такой древней лирической формулой[321] можно определить отношение россиян к иноземцам. Вспомним знаменитый эпизод «Горе от ума» А. Грибоедова, когда Чацкий подсматривает сцену: толпа его знатных сородичей окружила с восторгом французика из Бордо. И тогда Чацкий отходит в сторону и произносит свой монолог о том, как хорошо было бы русским научиться премудрому незнанию иноземцев. Кто в этой сцене более русский? Толпа, восторженно внемлющая французику, или Чацкий, обливающий его презрением? В том-то и дело, что в российских традициях – то и другое. Не оттого ли такой странный, рваный рисунок у российской истории, что державная ревность ко всему зарубежному – ее господствующая страсть? Ревность приводила эту страну к тому, что, готовая полюбить и обнять весь мир, она готова была растерзать его на куски, чтобы никому другому любимый не достался.

«То сердце не научится любить, которое устало ненавидеть», – проповедовал Н. Некрасов, создавший в своих стихах настоящую энциклопедию ревности, начиная от «Зеленого шума», где муж на изменщицу-жену точит острие, и кончая ревнивым вопросом, испокон веков ранящим народное сердце: «Кому живется весело, вольготно на Руси?»

Рожденное революцией стихотворение Блока «Скифы» (1918) – крик страшной ревности, от имени России обращенный к Западу. «…Ликуя и скорбя, / И обливаясь черной кровью, / Она глядит, глядит, глядит в тебя / и с ненавистью, и с любовью!.. / Да, так любить, как любит наша кровь, / Никто из вас давно не любит! / Забыли вы, что в мире есть любовь, / Которая и жжет, и губит!» Можно ли точнее передать эту муку, которая проходит через все отношение России к Западу! Иностранцам, бессильным перед загадкой «Russian soul», достаточно понять одно: это ревнующая душа.

Читая рассуждения В. Розанова по еврейскому вопросу, не стоит удивляться странной смеси в них юдофильства и юдофобства. Великая ревность одного народа, притязающего на всемирную миссию, к другому народу, эту миссию уже выполнившему. Что хорошо у Розанова – так это накал его ревности, за которой чувствуется и настоящая любовь, и настоящая ненависть. То он пишет «Замечательная еврейская песнь», то «Жид на Мойке»[322]. Точное слово для отношения Розанова к евреям нашел А. Синявский: «Он перед ними преклоняется, он им завидует, он к ним – ревнует»[323].

Это и хорошо: если от ревности никуда не деться, то хоть бы не переходила она в тупую и уже почти равнодушную зависть. Была бы в этой ревности любовь – а уж ненависть сама собой приложится.

Всемирная ревность и ревность к себе

Если искать то единое, что лежит в основе и литературных сюжетов, и космоса, и истории, что движет планетами, людьми, персонажами, – то это великая, неиссякающая ревность. Она завязывает в один узел любовь и ненависть и не позволяет им победить друг друга, но превращает победу каждой из них в ее собственное поражение.

И не только в космосе и истории… Сам Бог в Ветхом Завете называет себя Богом ревнующим – это едва ли не самое устойчивое из его (само)именований. «…Я Господь, Бог твой, Бог ревнитель…» (Исх. 20: 5). «…Возревновал Я об Иерусалиме и о Сионе ревностью великою…» (Зах. 1: 14). Ибо «до ревности любит дух, живущий в нас» (Иак. 4: 5). Если бы Бог только любил своих избранных или только ненавидел грех, гневался на врагов своих, мировой процесс давно бы пришел к завершению. Но то единое, что лежит в основе Божьей воли, – это не остывающая ревность, а она не дает до конца сбыться ни милости, ни ярости, превращает одно в другое, и этим животворится мир.

Порою для ревности нам даже не нужны другие: человек сам ревнует себя к себе, одну сторону своей личности к другой. Например, умная и красивая женщина может испытывать саморевность, если любуются ее внешностью, не отдавая должное ее интеллекту, или, наоборот, интересуются ее мнением, не обращая внимание на ее красоту. Бизнесмен, политик, писатель, актер могут ревновать себя к своему богатству, власти, славе: каждому хочется, чтобы любили его самого как личность, а не за то, что он сделал, чего достиг. Черты саморевности проявляются в отношении Н. Гоголя и Л. Толстого как религиозных учителей к своему же художественному творчеству и славе. В. Маяковский ревновал свои поздние сочинения к ранним и обижался, когда его просили читать не поэму «Хорошо!», а «Облако в штанах». Саморевность – один из двигателей личности в ее со-ревновании с собой: какое из моих «я» лучше, влиятельнее, удачливее. Так что и внутренний космос человека управляется силой ревности.

✓ Желание, Любовь, Обида, Родина

Родина

Родина – это место рождения, страна происхождения. Но для человека, выросшего на родине, это еще и нечто «всеобщее», родовое определение всех вещей. Для тех, чья родина Россия, русский – язык вообще. Пушкин – поэт вообще. Москва – столичный город вообще. А далее, уже внутри малой родины и говоря о себе: 1-я Дубровская – улица вообще. Измайловский – парк вообще. МГУ – университет вообще…

Все остальное состоит уже из частностей. Лондон, или Париж, или Нью-Йорк; Бродвей, или Пикадилли, или Елисейские Поля; французский, итальянский или китайский язык… Там можно бывать или не бывать, их можно учить или не учить, любить или не любить. Это все множимые подробности, разновидности по отношению к роду.

Родина и отечество

Вся история России есть борьба не только с внешними врагами, но и с самой собой: борьба родины и отечества. Родина – мать. Она раскинулась простором земли, мягкими полями и лугами, плавными очертаниями холмов, кудрявыми лесами, кучевыми облаками – к ее лону хочется прижаться, ласкать эту землю и быть обласканным ею. Вся она тиха, светла, туманна, росиста, полна тайн и томлений. Отечество – начальственно, требует и принуждает, громоздится крепостями и казармами, топорщится пушками и штыками; оно серое и квадратное, запахнутое в шинель.

Соответственно, есть разные типы любви к России. Одни любят в ней родину, ее мягкость, равнинность, текучесть, стихийность, смиренность, ее материнские черты, как в «Родине» Лермонтова: «Ее лесов безбрежных колыханье, / Разливы рек ее, подобные морям…» Или в лирике Есенина: «Ой ты, Русь, моя родина кроткая… / В мягких травах, под бусами рос…» Это, условно говоря, русофилы.

Есть и другие