Король русалочьего моря - Т. К. Лоурелл

свернули на дорожку через поле тюльпанов, и вовсе бросил руль и раскинул руки, словно собираясь обнять и это поле, и пронзительной синевы небо над ним. Велосипед на такую дерзость никак не отреагировал, ехал так же ровно, будто пальцы Адриано все еще лежали на руле. Ксандер одобрительно хмыкнул.

– Нравится?

Белла освоилась уже достаточно, чтобы оглядеться. Тюльпанов было море, насколько хватало глаз: восхитительно яркие, они важно кивали друг другу огромными, с мужскую ладонь, головками, качаясь под легким ветерком. Очень далеко виднелась мельница с лениво вращающимися лопастями, а в воздухе чувствовалось прохладное соленое дыхание морской воды. Даже солнце было не знойным, как дома, а ясным и нежным.

Ей очень нравилось, хотя это было совсем не так, как дома. Но как бы об этом сказать, чтобы не звучать восторженной дурой?

– Это прекрасно, – сказала рядом Одиль, негромко и проникновенно.

Белла глянула в ее сторону: глаза подруги сияли. «Где-то здесь недалеко, – вдруг подумала иберийка, сама не зная почему, – течет Рейн…»

– На обратном пути хочу тюльпанов.

– Это легко, – отозвался Ксандер, и даже не видя, Белла знала, что он улыбается. – Там их еще больше, разных!

Она посмотрела туда, куда он указывал. Там, среди деревьев на краю поля, виднелись черепичные крыши. Должно быть, это и был местный городок. Она вдруг поняла, что волнуется. Это был, если подумать, первый город, хоть какой, где она была без старших, а к тому же, фламандский, с кучей фламандцев же. Нет, понятно, что большей частью-то тут вилланы, которые ничего не помнят дальше историй дедов с бабками, и вряд ли им есть какое-то дело до войны, которой уже почти четыреста лет…

Подумав об этом, она успокоилась и, глянув в сторону Одили, поднявшей вопросительно бровь, кивнула в ответ.

Городок, когда они до него докатили, оказался и в самом деле нестрашным: дома высотой в лучшем случае в три этажа, мостовые, расположившиеся на пригревающем весеннем солнце столики кафе и приветливо открытые магазинчики. Ксандер предупреждал встречных людей об их приближении звонком и раскланивался со встречными велосипедистами. Люди улыбались и махали ему вслед, мужчины снимали шляпы; улыбались они и радостно машущему им всем Адриано, и осторожно лавирующей Одили, да и ей, Белле, тоже. Сначала она не знала, что с этим делать, а потом решила, что и с ней ничего от пары кивков не станется, а вежливость, в конце концов, такая же обязанность благородного человека, как и сознание своего места в жизни.

На площади у церкви тоже из красноватого кирпича и неожиданно высокой колокольней с вытянутыми вверх нишами, эхом повторявшими высокие готические окна нефа, Ксандер притормозил и слез с велосипеда.

– Здесь можно их оставить, – пояснил он, махнув в сторону кафе. – Гулять лучше пешком. Можно и кофе попить, у них вкусный.

Белла слезла с железной конструкции с некоторой благодарностью: от необычного упражнения ноги подустали, и хотелось их размять более привычным способом. Из дверей кафе выглянула официантка, но, поняв, что они еще не определились, исчезла снова, улыбнувшись Ксандеру.

– Похоже, тебя тут все знают.

– Полагаю, что… все, – Ксандер несколько смутился ее вопросу, но вдруг тряхнул головой и потянулся к столику, где лежала газета. – Папа все равно просил купить, – пояснил он и открыл ее. – Да, все, сеньора. И не только тут.

С третьей страницы на Беллу смотрел его портрет под длинным заголовком. Одиль, с любопытством заглянувшая ей через плечо, наверняка разобрать что-то да могла, но если уж он хвастается, рассудила иберийка, ему и объяснять.

– О чем тут?

– О том, что я вернулся на родину. – Ксандер как-то скованно улыбнулся. – Гадают, сколько мое высочество пробудет тут, пока не уедет снова в Швейцарию. – Он чуть усмехнулся. – Предполагается, что я там в частной школе, а заодно лечусь от последствий страшного корабельного пожара, в который угодил в девять лет.

– Может, и долго, – пробормотала она, – пробудешь, в смысле… Они так это себе объясняют?

– Хотя бы знают, что ты принц, – вставил Адриано, слезший со своего велосипеда, но не отставивший его; сейчас он рассеянно поглаживал железную раму.

– Родственник королевы, – слегка улыбнулся Ксандер.

Белла нахмурилась.

– Подожди, но ты же… ты же наследник!

– А ты – герцогиня Альба, – ответил ей Адриано вместо фламандца. – Только для вилланов-то не так.

– Это потому, что мы прокляты, и… – глянув на Ксандера, она осеклась. – И что же тогда они думают?

– Полагаю, – заговорила Одиль, задумчиво и словно бы не им, а в воздух, как она любила, – они думают, что прямых мужских потомков Вильгельма Молчаливого не осталось. Примерно так же, как в Испании, – она не подчеркнула это слово, но и не надо было, – наверняка думают, что не осталось прямой мужской линии Железного герцога.

– Причем по одной и той же причине, – опять подал голос Адриано.

– Но, – решила уточнить Белла, – если ты станешь королем…

– Я не стану королем, сеньора, – отрезал Ксандер. – А у Нидерландов, – это слово он сказал очень четко, – есть королева. И замечательная королева, которая в курсе всего.

– Кстати, кофе пахнет чудесно, – сказала Одиль так, будто вовсе не меняла тему. – Может, сначала выпьем по чашке, а потом уже гулять?

Белла как раз не дала бы оставить разговор, но подумав, решила, что возражать не будет, вернуться к нему можно всегда, тем более, если и в самом деле придется задержаться. Поэтому, когда официантка вновь показалась из дверей, она кивнула и пронаблюдала, как та изобразила Ксандеру книксен.

Ксандер в ответ улыбнулся, на ее приветствие ответил что-то, в чем Белла распознала слово «кофе», и девушка ввела их внутрь, а пригласив за уютный столик у окна и, крикнув что-то в сторону кухни, достала блокнот и карандаш. Из вопроса официантки она услышала еще другое знакомое слово: «десерт», и задумалась над этим, когда Ксандер вдруг сказал:

– Dit is Bella.

– Он говорит, что ты из Испании и что мы учимся с ним в швейцарской школе, – шепнула ей на ухо Одиль, усаживаясь рядом.

Белла напряглась, но официантка на такое заявление только руками всплеснула и просияла.

– Bienvenido, Bella![5] – выговорила она, хотя и с таким акцентом, что Белла сморгнула – но рискнула в ответ:

– Gracias, señorita.

Одиль добавила к их многоязыковому диалогу пару фраз на языке, который звучал похоже на фламандский, но при этом как-то иначе; должно быть, это был тевтонский. Официантку это не смутило, она продолжила сиять улыбками, а на речь Адриано на том же языке, но Белле и перевода было не надо, таким сладко-галантным был тон, даже чуть покраснела.