Король русалочьего моря - Т. К. Лоурелл

не торопясь, но и не медля. Белле не нужно было видеть больше, чтобы легко себе представить: черные волосы его затянуты в аккуратный низкий хвост, лицо абсолютно непроницаемо, а холодные глаза смотрят на нее и только на нее.

Она заставила себя двигаться вперед, навстречу ему. Сделать первый шаг было так тяжело, как будто кто-то успел приморозить ее к месту, и, чтобы идти, нужно преодолеть большую силу враждебной магии.

Шаг. Еще. Чем дальше, тем легче идти и тем холоднее ей было внутри, пока, наконец, они не замерли друг напротив друга. Она могла вообразить, как это выглядело со стороны: два иберийца на дороге, недалеко от изгороди пасторального фламандского дома. Там – розовые кусты, яблони, куры и теплый свет в окнах. Здесь – два обожженных пса одной породы.

– Здравствуй, дядюшка.

Она чуть присела в легчайшем из реверансов, не отрывая взгляда от лица Франсиско. Тот усмехнулся и чуть кивнул в своей обычной издевательски-холодной манере.

– Хьела. Вижу, ты неплохо проводишь время. Проверяешь наши владения?

Ксандер рядом не сказал ни слова, но она увидела, как его рука на рукоятке велосипедного руля чуть сжалась. Где-то в чернеющих тучах глухо пророкотал гром.

– А ты решил полюбоваться тюльпанами?

Она скопировала его усмешку, точнее, понадеялась, что скопировала, и заставила себя немного расслабиться, так, как учила профессор Му Гуин.

Дон Франсиско опустил взгляд, задумчиво посмотрел на перстень с крупным, камнем на своей руке; его талисман, тоже наследство Трамонтаны, только его ребис был темным, отливающим зеленью. На Ксандера он не смотрел вовсе, словно его здесь и не было.

– Я, очевидно, пришел забрать тебя домой.

Ей очень хотелось скрестить на груди руки, но ей мешал велосипед. Отдавать его Ксандеру было поздно, ронять – глупо. Поэтому она ограничилась тем, что вскинула подбородок.

– То есть ты готов признать мои права и отказаться от посягательств на них?

– Твои права? – одна бровь Франсиско недоуменно приподнялась.

– Мои права, – отчетливо повторила она, чувствуя, как страх начинает уступать место злому упрямству. – На моего вассала. Если помнишь, у нас с тобой был разговор об этом. Прямо перед моим отъездом.

Франко наклонил голову набок, совсем как это делал ее дед, и секунду удивленно смотрел на племянницу.

– О. Эти права. Как я уже говорил, я пока не вижу за тобой никаких особенных прав. Разве что принц принес тебе личную присягу, в чем я, прости, сомневаюсь.

На этом он наконец соизволил обратить внимание на Ксандера: глянул в его сторону, как бы предлагая ему подтвердить или опровергнуть его сомнения фактами. Ксандер, который так и стоял, словно к месту прирос, только немо мотнул головой, насколько было видно Белле. На землю упали первые тяжелые капли. Еще немного, и гроза их накроет.

Франсиско улыбнулся чуть шире и снова перевел взгляд на племянницу.

– Он пытается показать, что не приносил тебе никакой личной присяги. В таком случае считаю эту тему закрытой.

– Я не считаю!

Это вышло чуть громче, чем планировала, и Франсиско слегка сдвинул брови.

– Прошу прощения?

– Я. Не считаю. Эту тему. Закрытой, – четко, почти по слогам, выплюнула она, внутренне ужасаясь своей наглости. – Ксандер – мой вассал, и никто, кроме меня, не имеет права его трогать.

– Помилуй, Хьела, – Франсиско ухмыльнулся, и в его зрачках мелькнул огонек, – разве я хоть пальцем тронул твоего мальчика?

Она скрипнула зубами.

– Ты понимаешь, о чем я, дядюшка. Не нужно…

– Не нужно говорить со мной в таком тоне, дорогая.

Теперь в голосе Франко появилась опасная, ядовитая мягкость. Продолжать значило дразнить гадюку, но молчать она не могла.

– Ты больше не будешь наказывать моего вассала, в том числе с помощью Приказов. Он мой, вы сами так тогда сказали!

Сказав это, она замерла, чувствуя, как ее слова, звеня, повисли в густых летних сумерках, между все чаще падающих крупных капель. Франсиско медленно выпрямил плечи, посмотрел на племянницу сверху вниз. В грозовой темноте было хорошо видно, как в черных глазах одна за другой вспыхивают золотые искры.

– Хватит этой бессмыслицы, – сказал он, точнее, почти пробормотал, словно не ей, а самому себе, шагнул вперед, вплотную к ней, и схватил ее за руку, и ее руки предательски полыхнули. Несмотря на все уроки и усилия этого года, лицом к лицу с этим человеком она снова становилась девочкой с бессильной и несдерживаемой яростью Огня.

Она отступала на шаг перед его напором, но тут в ее наруче ответно полыхнул багровым ребис, заставив опомниться. Огонь собрался, метнулся к Франсиско, и у того вырвалось короткое болезненное шипение. Но хватка его не ослабла, наоборот, вспыхнули его смуглые руки холодным зеленоватым огнем, без единой примеси алого; ее огонь снова отступил, и она не сдержала вскрик. Велосипед с жалобным звяканьем упал ей под ноги.

– Сеньора ясно дала понять, что не желает возвращаться с вами, сеньор Франсиско.

Она ожидала услышать что угодно, кроме этих очень спокойных, чеканных слов, почему-то особенно звонких в душном воздухе. И тут гроза наконец пролилась, так, будто кто-то вышиб дно из ведра. Ее Огонь, даже он, под этим потоком зашипел и окончательно угас, как, впрочем, и жар вокруг рук Франсиско.

Если дядюшку это смутило, он этого никак не показал, пальцы его разжались, он даже отступил на шаг, улыбнулся, широко и зло, и пламя на его ладони взвилось, принимая форму, стало продолжением руки. Гибкое золотое тело с яркими зелеными бликами поднялось на уровень лица Беллы, и она невольно ахнула, увидев рядом с собой плоскую змеиную голову. Огненная кобра расправила капюшон, беззвучно зашипела.

– Ты действительно думаешь, что научилась обращаться с Огнем? – спросил Франсиско негромко и словно бы вкрадчиво.

Он глянул в сторону, и она не удержалась, глянула тоже: на лицо Ксандера, особенно белое в мраке ливня, на казавшиеся огромными, потемневшие глаза.

– А ты, мальчишка, думаешь, что можешь погасить все?

Ксандер не ответил, да и слышал ли он в этом шуме, сквозь льющуюся стеной воду, она не поняла.

Впрочем, даже кобре Франсиско такой ливень был небезразличен; она дергалась и плевалась, но от того не становилась менее яркой. Сквозь дождь и гром было ничего не слышно, а видела она только одно – яростное зеленоватое пламя, а против него – сияющий щитом яркий свет ребиса на ее наруче. Над ними неистовствовала гроза, оба они, и Белла, и ее дядя, вымокли до нитки; от жара вокруг них стоял туман цвета их пламени, алый, зеленый, золотой.

Должно быть, со стороны это было даже красиво.

Краем уха, сквозь