Камера - Джон Гришем

После пяти минут езды оба мини-автобуса сбросили скорость у ворот Семнадцатого блока. Охрана подвергла пассажиров деликатному обыску. Ни теле- и фотоаппаратуры, напомнили им, ни диктофонов. Все девятеро вновь заняли свои места. Автобусы, обогнув расположенный у западного торца здания дворик для прогулок, остановились возле медицинского, судя по красной полосе на борту, фургона.

У входной двери их встречал Наджент. Выйдя из автобусов, репортеры инстинктивно оглядывались: необходимо запастись впечатлениями для сенсационных статей. Перед ними была небольшая, красного кирпича постройка, примыкавшая к плоскому параллелепипеду Семнадцатого блока. Вели в постройку две двери: одна, за углом, закрыта, другая распахнута настежь.

Прибытие свидетелей ничуть не вдохновило полковника. Он спешно затолкал группу в здание. Девять человек гуськом вошли в небольшую комнату с двумя рядами складных стульев и полосой черных штор на стене.

— Садитесь, — без излишней вежливости предложил Наджент журналистам. Три стула остались незанятыми. — Сейчас десять минут двенадцатого. Осужденный находится в «комнате сосредоточения». Прямо перед вами, за окошками со шторами — Камера. Кэйхолла введут туда за пять минут до полуночи, пристегнут ремнями к креслу и закроют дверь. Шторки откроют ровно в двенадцать. Осужденного вы увидите менее чем в двух футах от себя, вернее, не самого осужденного, а его затылок. Спокойно, спокойно! Проектировал Камеру не я. До того момента, когда врач констатирует смерть, пройдет минут десять. К этому времени шторки уже задернут, и вы вернетесь в автобусы. А пока запаситесь терпением. Кондиционера здесь нет. Когда шторки отдернут, все произойдет довольно быстро. Вопросы?

— Вы разговаривали с осужденным?

— Да.

— Как он держится?

— Без комментариев. В час ночи состоится пресс-конференция, на которой вы получите ответы на все вопросы. Сейчас я слишком занят. — Выйдя из комнаты, Наджент громко хлопнул дверью, обогнул угол кирпичной постройки и ступил в Камеру.

— У нас тридцать две минуты, — напомнил Сэм. — О чем бы ты хотел поговорить?

— О разных вещах. К сожалению, большинство из них не очень приятны.

— Нельзя же требовать, чтобы в такой ситуации беседа была приятной.

— Что у тебя сейчас в голове, Сэм?

— Все.

— Ты чего-нибудь боишься?

— Запаха газа. Интересно, испытаю ли я боль? Не хочу мучиться, Адам. Хорошо бы сделать вдох и отключиться. Пугает не смерть, а процесс умирания. Скорее бы! Ждать — жестоко.

— Ты готов?

— Сердце бьется ровно. Я много нагрешил за свою жизнь, Адам, но, надеюсь, Господь упокоит мою душу.

— Почему ты ничего не рассказал мне о том, другом?

— Слишком долгая история. Нет времени.

— Но она могла бы спасти твою жизнь.

— Нет. Никто бы не поверил. Подумай сам: двадцать три года спустя я вдруг возлагаю все вину на таинственного незнакомца. Смех!

— Для чего ты лгал?

— Имелись определенные причины.

— Рассчитывал обезопасить меня?

— И поэтому тоже.

— Он на свободе, да?

— Да. Вероятно, сейчас он где-то поблизости. Наблюдает. Но ты его не увидишь.

— Это он убил Догана и его жену?

— Да.

— И его сына?

— Да.

— И Кловиса Брэйзелтона?

— Скорее всего. Он — прирожденный убийца, Адам. В ходе первого процесса он угрожал и Догану, и мне.

— Имя?

— Наверняка вымышленное. Я не назову его. И не вздумай шепнуть кому-то хоть слово.

— Тебя казнят за чужое преступление.

— Нет. Я мог спасти мальчиков. Господу известно, что от моих рук гибли невинные люди. Я заслужил это.

— Этого никто не заслуживает.

— Это куда лучше, чем продолжать жить. Если бы меня опять посадили в клетку, знаешь, что бы я сделал?

— Что?

— Убил бы себя сам.

Хотя Адам провел в клетке лишь час, он не стал спорить. Мысль о жизни в крошечном замкнутом пространстве внушала ему ужас.

— Сигареты забыл. — Сэм похлопал себя по карманам. — Впрочем, предоставляется отличный шанс покончить с дурной привычкой.

— Ты намерен рассмешить меня?

— Ага.

— Не выйдет.

— Ли показывала тебе книгу?

— Нет. Сказала только, где она лежит. Я нашел ее.

— И в ней — фотографию.

— Да.

— Здорово похоже на пикник, согласен?

— Снимок просто страшный.

— А первый, на предыдущей странице?

— С двумя членами Клана?

— В капюшонах.

— Ее я тоже видел.

— Один капюшон был на мне. Второй — на Альберте.

В памяти Адама всплыли детали.

— Зачем ты это рассказываешь, Сэм?

— Приятно, внучек. Приятно облегчить душу.

— Не хочу больше тебя слушать.

— Ведь Эдди так и не узнал всей правды. В куче хлама на чердаке он раскопал книгу, чудом вычислил на групповом снимке меня, а с первой фотографией дал маху.

— Давай не будем об Эдди, ладно?

— Отличная идея. Как насчет Ли?

— Она пропала. Она сама все испортила.

— Я бы с радостью повидал ее. Жаль. Спасибо, что познакомил меня с Кармен.

— Кармен — молодчина.

— Замечательная девушка. Я горжусь, Адам. Горжусь тобой и Кармен. Все хорошее досталось вам от матери. Я счастлив, что у меня такие внуки.

За стеной что-то загремело.

— Похоже, Наджент дорвался до своих игрушек, — заметил Сэм и повел плечами. — Знаешь, что больнее всего?

— Что?

— Последние два дня я не мог отделаться от мысли: вот вы с Кармен, образованные молодые люди с блестящим будущим, идете по жизни, не изнывая от тяжести той ноши, что лежала на моих плечах. Почему я не был таким же, как ты с сестрой? Невозможно поверить, чтобы в нас текла одна кровь.

— Оставь, Сэм.

— Нет.

— Прошу!

— Хорошо. — Голова деда опустилась почти до коленей.

Адаму хотелось узнать все о загадочном сообщнике. Его волновали детали: куда оба скрылись после взрыва, зачем Сэм вернулся, почему попал в руки полиции? Однако вопросы эти остались незаданными. Ответы на них Сэм хотел унести с собой в могилу.

Услышав над головами грохот снижавшегося вертолета, люди, что стояли у главных ворот Парчмана, подняли головы. На противоположной воротам стороне автострады губернатора ждал белый мини-автобус. Сопровождаемый по пятам телохранителями, Макаллистер забрался в салон. Соседнее кресло заняла Мона Старк.

— Губернатор! — прозвучал за окнами машины чей-то возглас.

Небольшой участок местности озарили яркие фотовспышки. Резко газанув, автобус на большой скорости пронесся через ворота, чтобы пять минут спустя остановиться возле красного кирпичного здания. Телохранители и мисс Старк остались в машине, а губернатора полковник лично проводил в комнату. Макаллистер кивнул репортерам и опустился на стоявший в первом ряду стул. По лицам свидетелей обильно струился пот, воздух звенел от множества москитов.

— Вам чего-нибудь принести? — осведомился у губернатора Наджент.

— Пакетик поп-корна.

Шутке никто не улыбнулся. Нахмурившись, полковник вышел.

— С какой целью вы здесь, сэр? — тут же спросил один из журналистов.

— Без комментариев.

Десять мужчин молча взирали на черные шторки, ежеминутно сверяясь с часами. Стих нервный шепот. Свидетели старались не встречаться друг с другом взглядами, как если бы каждый был участником позорящего человеческое достоинство спектакля.

Ровно без двадцати минут двенадцать Наджент дал врачу команду зайти в «комнату сосредоточения» и тут же распорядился, чтобы охрана покинула стоявшие по углам Семнадцатого блока вышки. Вероятность того, что остатки смертельного газа достигнут вышек, была минимальной, но полковник строго следовал инструкции.

Тихий стук в дверь прозвучал для обоих мужчин ударом молотка. В комнату вошел молодой врач. Неловко улыбнувшись, он опустился на одно колено и попросил Сэма расстегнуть рубашку. На серую кожу груди лег кружок стетоскопа.

Пальцы врача дрожали.

Глава 51

В половине двенадцатого сидевшие за круглым столом Гарнер Гудмэн, Гетс Кэрри, Джон Брайан Гласс и двое студентов взяли друг друга за руки. Каждый произнес в душе краткую молитву за Сэма Кэйхолла, а пару минут спустя Гетс прочел еще одну вслух — от имени группы. Третья, вновь беззвучная, предназначалась Адаму.

Развязка оказалась быстрой. Стрелки часов, которые чуть более суток назад прекратили, казалось, отсчитывать время, вдруг безудержно рванули вперед.

В течение пяти минут после ухода врача Сэм мелкими шагами расхаживал по комнате, а затем прислонился плечом к стене. Разговор шел о Чикаго, о фирме «Крейвиц энд Бэйн».

— Три сотни юристов под одной крышей? — Дед недоверчиво улыбнулся. — И они еще не перегрызли друг другу глотки?

Новый стук прозвучал в одиннадцать пятьдесят пять. Три четких удара, пауза, три четких удара. Наджент.