Держи меня крепче - Рида Сукре

его. Не Шерхана, не танчика Шеридана, не Артёма, не Тёмыча, не Охренчика, а маленького мальчика Тёмочку, скрывающегося под слоем этих личин, наложенных друг на друга аккуратными добротными слоями художника-авангардиста, решившего изначально изобразить на холсте хрупкого ребёнка, но посчитав свою работу банальной и скучной, он наложил поверх маленького человека людскую зависть, ведь малыш был очень красив и невинен, изучая окружающую действительность своими голубыми, как небесный свод, глазками-озёрцами; зависть породила гордыню, что художник не оставил без внимания — щедро нанеся новый слой, сделав малыша несусветным гордецом, плюющим на всех и смотрящим сверху вниз на лобызающих у его ног скрюченных тел льстивых «убожеств», коими он стал их считать, ведь в нём проснулся адский гнев на них, также изображённый всевидящей кистью художника; вместе с гневом появилась потребность удовлетворять его местью или плотскими утехами, что дарило ему радость, но ненадолго; или же набиванием желудка пищей, которой он ни в коем разе не посмел бы поделиться с нуждающимися, ведь той же кистью стал до непотребства жаден и алчен; но в целом всё это было крайне скучно для получившегося чудовища, так что следующим слоем была лень — всеобъёмлющая и делающая его вальяжным. Последним штрихом в устрашающей картине была чёрная краска, скрывающая в себе море лжи — прямой и скрытой, колючей и мягкой, разрывающей сердце и дарующей успокоение. Мальчуган, некогда светлый ангел, купался во лжи и уплывал всё дальше от берега, где воды были глубже и глубже.

К слову, он довольно успешно скрывался. Но я его раскрыла, даже сама того не заметив. Толчком навстречу неожиданному открытию стало его напоминание о злосчастных грехах, и теперь его душа была у меня как на ладони. Мысли накрыли меня, и я стояла в ступоре довольно долго, пока меня не вывела из состояния транса пришедшее от нарушителя моего спокойствия Артёма сообщение: «можешь спокойно пенсионерить до субботы».

Что-о-о? Я не пенсионерка. Пальцы быстро набрали пакостный ответ, но тут же стёрли, устыдившись. Я ещё немного попыхтела над пустым полем для ввода букв, спустила пар и пошла домой, оставив гадёныша без ответа. Иногда это даже обиднее, чем получить ответ.

32

В то время, когда Лена предавалась общению с другом, сидя на ступеньках, Сеня, запыхавшись, ворвался в салон серебристого авто, припаркованного у здания средней общеобразовательной, и неистово завопил, что спалился, благо, успел убежать не схваченным.

— Да что, что случилось? — пытаясь перекричать взбудораженного братика, вопил Егор с водительского кресла.

— Вот, — Сеня вручил запись, на которой Лена принимала подарок от Оливера.

Просмотрев её раз десять, Егор сильнее сжал кулаки и челюсти.

— Значит, она ему не сказала ещё… — заключил он. — Вот дерьмо.

— А может она и не скажет? — отозвался сидящий рядом Лёша.

— Да нет, скажет. Ей же надо с кем-то поделиться.

— Что скажет? — отозвался с заднего сидения неугомонный Сеня, который уже отошёл от шока, что его раскрыли.

— Не твоё дело, мелкий, будешь продолжать бегать за Ленкой с камерой, — дал указания Егор.

— Оно мне надо? — огрызнулся братик.

— Ты же любишь сенсации, — загадочно протянул брат, заводя машину.

Сенька покивал, мол, да, люблю, а Лёха лишь покачал головой.

— Я придумаю новый план. А сегодня палиться не будем, — поделился идеями Егор, и они уехали со двора.

И вот Егор, стоя у припудренного тюлем кухонного окна, опирался обеими руками о подоконник. На его шее вздувались вены, а мысли чётко разрабатывали план действий по спасению сестрёнки. Как назло — умные мысли обходили его стороной, уступая дорогу своим братьям Иванам-дуракам — идиотским коллегам, которые только и рады были заселиться в недалёкой черепушке, активно мигая вегасовскими транспарантами с дебильными идейками. Егор был недоволен и теперь бессильно клял свой последний план — прикинуться геем. Всю идиотичность идеи он осознал только сейчас — после звонка лондонской знакомой по имени Виктория, ему она представлялась чуть ли не внучкой самой королевы, настолько безупречны были её манеры и чуткое сердце, как у самой настоящей повелительницы. Шоколадные волосы и фарфоровая кожа оттеняли мягкие, но контрастные черты лица, она была очень красива. Подобная красота часто оборачивается проклятием для хозяйки.

Эта девушка знала кое-что об Оливере Бассе, что скомпрометировало бы его в глазах всех поклонников, но главное, в глазах Лены. Егор долго решался позвонить и попросить её приехать, рассказав о сестрёнке и своих переживаниях. Она же попросила оставить прошлое в прошлом. Но вот Вики позвонила и вежливо предупредила о том, что решила помочь, купила билеты и прилетит завтра. Сейчас он ругал себя за то, что поспешил с водворением в жизнь идеи о своей якобы гомосексуальной наклонности, особо не веря в приезд девушки, считая, что шансы спасти сестрёнку крайне низки.

Вики могла отказаться принимать участие в акции против Оливера, узнав, что доброе имя Егора Матвеева опорочено. Она бы не потерпела в партнёрах парня нетрадиционной ориентации, будучи весьма чопорной английской леди, считал он.

Но рассказанная ею правда о всеобщем любимце Олли — верный способ смести его в общественную корзину с мусором.

Ситуация казалось ему тупиковой, а единственный выход — схватиться за голову и убиться об стену. Но тогда выход будет представлять собой вынос тела ногами вперёд. Вариант не вариант.

В это время его взгляд привлёк знакомый тёмный «Кадиллак Эскалейд», который въехав во двор, осветил его светом своих фар.

— Значит, козёл Оливер Твист всё-таки удосужился привезти её домой, — прошипел он колыхающейся тюли. — Ну, давай, сестрёнка, выходи. Или ты там ночевать останешься? Ну да, салон вместительный, но ты же благоразумная! Систер! Вылезай, кому говорю!

— Ты с кем болтаешь? Сам с собой? — вклинился в его яростный шёпот бодрый голос дяди Макса, невесть зачем вылезшего из своей берлоги в полночь, раздавшийся прямо над ухом, а в стекле отразилась его довольная мордаха.

— Нет, — отмахнулся Егор от дяди.

— А я вот часто сам с собой веду беседы, — заметил ему Максим, не обращая внимания на недовольный тон племянника. — Приятно поговорить с умным человеком, знаешь ли.

— Не, Макс, я этим не страдаю.

— И я не страдаю! Я наслаждаюсь! — возвестил он с видом клинического идиота.

Макс присел на диванчик, возложил одну ногу на другую и всем своим видом давал понять, что сейчас был бы крайне счастлив предаться беседе со своим племянничком.

Егор нехотя отклеился от окна и предложил дяде чаю, чтобы и самому немного остыть. Тот согласился, а по ходу того, как племянник заваривал чай, Макс давал свои ценные указания,