Собрание сочинений в 4 томах. Том 1. Вечерний звон - Николай Вирта

Устав сидеть, женщина встала, сделала несколько шагов по комнате, прошла мимо кладовой, мимоходом заглянула в нее, увидела между всякими вещами, забытыми пассажирами, две корзины, зевнула, сделала еще несколько шагов по комнате и снова села.

Подписав протокол, она ушла. Это была Таня.

На следующий день, в час прихода скорого поезда, на железнодорожных путях, вблизи вокзала, раздались выстрелы.

Из помещения дежурки выбежали жандармы и поспешили к месту, где шла стрельба.

Там, перебегая между вагонами, стреляли и взрывали петарды пять человек из тамбовской организации социал-демократов во главе с Флегонтом.

Как только жандармы оставили помещение, трое молодых парней в белых фартуках с бляхами носильщиков вошли в дежурку, выломали дверь кладовой и через несколько минут появились на перроне с корзинами.

Кто-то из публики закричал: «Держи их!» Флегонт вынул револьвер и крикнул: «Молчать! По вагонам!»

Все шарахнулись от него. Какая-то дама упала в обморок. Пассажиры, толкая друг друга, полезли в вагоны. Когда носильщики скрылись, Флегонт перемахнул через ограду, отделявшую платформу от привокзальной площади; здесь его поджидал извозчик.

Флегонт прыгнул в пролетку. Лошадь помчалась по аллее, ведущей в город. Доехав до Обводной улицы, Флегонт оставил пролетку, пробежал два квартала, перехватил подвернувшегося извозчика, а через несколько кварталов покинул его.

Убедившись, что погони за ним нет, он спокойно направился к месту, назначенному для встречи с Таней. Туда же тамбовские товарищи должны были доставить корзины.

Несколько экземпляров книги Ленина «Что делать?», в том числе и экземпляр с условным знаком, Флегонт взял себе.

Одному из тамбовских товарищей было поручено отвезти остальную литературу в Дворики и спрятать до поры до времени в землянке, в кургане у Лебяжьего озера.

Литературу запаковали в сундук и в тот же день отправили по назначению.

…Глеб, выслушав отчет Флегонта, восхищенно сказал:

— Вы просто молодчина!

Так и прозвали Флегонта в подполье — «Молодчина».

Глава пятнадцатая

Листрат все чаще заговаривал с Викентием о своем желании уйти на заработки в Царицын.

Викентий сказал, что отпустит его, когда найдет подходящего батрака. Листрат назвал Чобу. Тот отказался батрачить у попа по причине, о которой помалкивал. Мысли его были прикованы к кургану и к кладу, спрятанному атаманом Он много раз бывал у Лебяжьего и всякий раз не осмеливался открыть двери землянки, читал молитву, крестился, плевался по три раза во все стороны. Ему чудились вокруг голоса, огни, тени — он убегал.

Потом в селе начались непонятные для Чобы происшествия, и хотя сам он, как ему казалось, никаким образом задет ими не был, тем не менее участие в них принимал.

Ольга Михайловна, после того как Аксинья Хрипучка отказалась принять на зиму молодых, приютила их в школе, — Аленка помогала учительнице в домашних делах, Чоба топил печи.

Устроившись на новом месте, пастух выпил для храбрости «мерзавчик» и пошел за кладом.

Взяв лопату и лом, спрятанные в камыше, Чоба вошел в землянку, засветил фонарь, закрыл дверь и начал копать землю, все время читая молитву. Работал быстро, землю наружу не выносил, чтобы ею же засыпать яму. Он вырыл колодец аршина в полтора глубиной. И тут лопата стукнулась о что-то твердое.

Чоба выронил лопату, вытер лоб, еще три раза прочитал молитву и одеревеневшими руками снова принялся копать. Лопата часто ударялась о железо, а Чоба все рыл и рыл. Он осветил дно ямы — перед ним была покатая поверхность сундука, обитая железными полосами.

— О, господи, клад!..

Послышалось мяуканье. Чоба в полумраке увидел чьи-то глаза, сверкающие зеленым огнем.

Чоба задрожал, хотел было прочитать молитву, но от страха забыл начало. Между тем мяуканье становилось все более настойчивым, а зеленые глаза приближались. Чоба перекрестился — мяуканье смолкло.

Нечистый!

Чоба клал кресты направо и налево. Вдруг рядом с собой на выброшенной земле он увидел черного кота, показавшегося ему неестественно огромным.

— Нечистый, нечистый, сгинь, сгинь! Господи, спаси, господи, спаси, матушка-троица! — шептал Чоба, крестя кота, а тот продолжал мяукать.

Чоба кинул в него комом земли; кот отскочил в угол, свет фонаря упал на него, и кошачья тень на стене землянки приняла какие-то странные очертания. Чоба кидал в кота землей, кот бегал по землянке, то пропадая в темных углах, то снова появляясь. В ужасе Чоба открыл дверь.

— Господи, помилуй, господи, помилуй, — бормотал он, — не накажи, не накажи…

Кот подошел к двери, повел глазами, да и был таков.

Если бы Чоба не испугался, он бы сообразил, что это был обыкновенный деревенский кот, пробравшийся в землянку, чтобы поохотиться за мышами. Но пастуху было не до умозаключений; он верил, что нечистый явился в курган, чтобы спасти атаманские сокровища и Книгу Печатную.

Кое-как Чоба пришел в себя, снова окрестил землянку вдоль и поперек, прочитал раз двадцать молитву и начал окапывать землю вокруг сундука. Показались замочные петли. Чоба утроил усилия; пот лил с него ручьем. И вдруг под сундуком что-то хрястнуло, и он сразу осел на пол-аршина, словно провалился. По-видимому, сундук стоял на чем-то гнилом и держался лишь породой, охватившей его со всех сторон. Чоба сел на край ямы и наблюдал за сундуком. «Неужто, — размышлял он, — нечистый сильнее молитв?» Так он просидел минут пять. Повременив, Чоба ударил сундук ломом. Сундук стоял крепко. Чобе подумалось, что преисподняя, пожалуй, куда глубже, чем эта яма… Может быть, молитвы и хождение в церковь помогли ему и нечистый обессилел? Может, попробовать открыть сундук?

Набравшись духу, Чоба залез в яму и приподнял крышку. Сундук был полон каких-то газет и листков.

Чоба все понял: нечистый все-таки одолел его! Атаманские сокровища он превратил в бумагу. «Ладно, — рассуждал Чоба, — вот попощусь, причащусь, буду еще смиренней, худого слова никому не скажу, — авось господь превратит бумажные листки в деньги».

Он закрыл сундук, засыпал яму.

Не случись у него размолвки с Викентием, он бы, конечно, по простоте душевной рассказал попу, как дьявол помешал ему взять клад. Но попа Чоба побаивался.

«Кому же рассказать, у кого попросить совета, как одолеть колдовство? — размышлял Чоба по дороге домой. — Неужто учительнице? И то — она и добра, и приветлива, и народ к ней льнет, да и Листратка советовал держаться к ней поближе».

Чоба рассказал о своих мытарствах Ольге Михайловне. Ей ничего не стоило уговорить Чобу молчать о найденном сундуке. Пуще всего она наказывала Чобе не проболтаться о находке попу.

Чоба даже Аленке ничего не сказал. А сундук с литературой Андрей Андреевич и Сергей ночью вывезли из кургана и спрягали в надежное место.

Глава шестнадцатая

Вспомнив заявление Лужковского на суде о том, что Улусов готов миром договориться с мужиками насчет аренды земли, Викентий послал земскому письмо с просьбой приехать в село. Прошла неделя, Улусов, обозленный решением суда, носа не показывал в Дворики. Тогда Викентий решил пойти на крайнюю меру.

Придравшись к какому-то церковному празднику, он устроил торжественную обедню. Для вящего блеска в литургии участвовали три окрестных попа.

Улусов получил официальное приглашение к обедне. Тот, понимая, что затевает поп, уклониться от приглашения не смог.

После обедни Викентий попросил задержаться в церкви Улусова, огненно-рыжих близнецов Акулининых, мрачного и самодовольного «нахала» Ивана Тимофеевича Туголукова, старика Зорина, волостного старшину, старосту Данилу Наумыча, лавочника Ивана Павловича, Луку Лукича, Петра и Сергея Сторожевых, Фрола и еще кое-кого с Большого порядка.

Викентий особенно обрадовался, увидев среди оставшихся Никиту Семеновича и Андрея Андреевича: в последнее время он редко видел их в церкви.

Пригласив всех сесть, для чего в церковь заранее были собраны скамейки и табуретки, Викентий заговорил о земельных делах.

Чтобы хоть как-нибудь смягчить неизбежный взрыв страстей, Викентий объявил, что он отдает свою землю обществу, за исключением луговины и восьми десятин, потребных для его хозяйства.

Мужики приняли заявление Викентия довольно равнодушно: дар попа не мог выручить село из беды.

Фрол сердито заметил:

— В луговине, батюшка, вся цена вашей земли. А та, что вами миру отдается, ничего не стоит.

— Дареному коню в зубы не смотрят! — прошамкал старик Зорин.

Викентий обиделся.

— Не оставлять же мне свою скотину без корма, — сердито заметил он.