Библия в истории европейской культуры - Геннадий Геннадьевич Пиков

Писание является также набором незыблемых принципов, имеющих «…прямое отношение к правам личности, к собственности, правосудию, различным общественным организациям, их месте и роли в государственном устройстве, отношениям церкви и государства, благосостоянию граждан».

В условиях десакрализации культуры особенно остро встает и задача пересмотра «завета» Бога и Человека. Само понятие десакрализации отнюдь не означает исчезновение в культуре идеи Бога, а предполагает очередную аксиологическую революцию. За Богом-отцом окончательно останется лишь функция креационизма. Строго говоря, его начал «теснить» в свое время уже Бог-сын (Христос). Если в первоначальном иудаизме Бог-отец (символ традиции) отвечал за все, прошлое, настоящее и будущее, то в рамках христианства два основополагающих догмата (креационизм и провиденциализм) были фактически поделены между Богом-отцом и Богом-сыном: «истина» шла от Сына и он становился главным помощником человека и ходатаем за него перед Отцом.

С начала II тыс., особенно в рамках Возрождения, роль Человека все более усиливается, и он постепенно объявляется носителем истины. Как это ни парадоксально звучит, именно Реформация будет способствовать тому, что догмат провиденциализма потеряет большую часть своей значимости. Церковь опустится до каждого человека, но потеряет свое прежнее влияние на политическую жизнь и развитие науки.

Алгоритм первоначальной стадии этого процесса хорошо прослеживается в кальвинистском учении о предестинации (предопределении).

«Предопределение» – один из труднейших пунктов религиозной философии, связанный с вопросом о свойствах Бога, о природе и происхождении зла и об отношении благодати к свободе. Эта идея является универсальным выражением и признанием всемогущества Бога и бессилия человека. Сама проблема издревле занимала умы всего мыслящего человечества и многие греческие мыслители пришли путем логических выводов к абсолютному отрицанию свободы воли человека. Первая система представлений о предопределении появилась еще в рамках иудаизма и предполагала сверхъестественного творца и промыслителя. Она была направлена против античных идей безличной судьбы и космической необходимости. В Ветхом Завете прямо говорится (Исх 20:5; Втор 5:9) о том, что Бог взыскивает на потомках вину отцов, но дети отвечают за вину отцов лишь в том случае, когда следуют их примеру (Лев 26:39). Были и серьезные, в то же время, выступления против учения о предопределении. Так, например, пророк Иезекииль возмущается господствующими в его время взглядами, что "отцы ели незрелые плоды, а у детей оскомина на зубах" (Иер 31:28; Иезек 18:2). Он проповедует полную свободу воли человека: "Наши грехи и наше беззаконие тяготеют над нами, и в них мы погибаем; как же нам ожить?" (Иезек 33:10). Та же мысль содержится и в Плаче Иеремии (3:38). В Ветхом Завете идея свободы воли явно заметна, если не сказать, превалирует. Даже низшая тварь самовольна и непослушна Богу. Перед потопом всякая плоть извратила путь свой на земле, "все, что имело дыхание духа жизни в ноздрях своих на суше", и всех их Бог истребил (Быт 7:22). Змей наперекор Богу нашептывает Еве злые слова. Предвидел ли это Бог? Ряд исследователей, особенно марксистских, сомневаются в этом. После потопа Бог признает, что потоп был напрасен: "не буду больше проклинать землю за человека, потому что помышление сердца человеческого – зло от юности его" (Быт 8:21). На каждом шагу буквально воля человеческая расходится с волей ветхозаветного Бога. Выводя евреев из Египта, Бог не решается вести их через землю Филистимскую из страха, что они могут вернуться в Египет. Поэтому он ведет их дальней и пустынной дорогой. Свобода воли человека в Ветхом Завете доходит даже до единоборства Иакова с Богом. Ветхий Завет в целом построен на договорном начале между Богом и Израилем. И, в то же время, Ветхий Завет не содержит из всего этого вывода о греховности человеческой природы и необходимости оправдания грешного человека Божьей благодатью. Этот вывод станет основой христианства. «Миф» же о первородном грехе, по выражению Шопенгауэра, остается в еврейской религии «закуской» (hors d'oeuvre).

О постижимости или непостижимости воли Бога рано стали спорить и христиане. Отрицали предопределение саддукеи, настаивавшие на свободе воли (свободе делать добро и зло). Фарисеи же все приписывали Богу и его провидению. По своему пытался объяснить это П. Ф. Преображенский: «Его (саддукейства) нежелание принять учение о будущей жизни и воздаянии крайне характерно для замкнутой и самодовольной земельной знати с ее скептицизмом и блазированностью в духе Экклезиаста. Наоборот, фарисейство со своими упованиями на будущую жизнь, на долженствующий прийти мессианистский переворот было любимой идеологией городских ремесленников, торговцев, за которыми на почтительном отдалении следовал и сельский пролетарий и полупролетарий». Эти идеи, попутно скажем, достаточно широко распространены в марксистской историографии. Так, Ф. Энгельс утверждал, что кальвиновская «догма… была приспособлена к взглядам самых смелых из современных ему буржуа». «Сам он (буржуа) религиозен; религия дала ему то знамя, под которым он боролся с королями и лордами, очень скоро он в религии открыл также средство для обработки душ своих подчиненных в духе послушания всем приказам хозяина-кормильца, поставленного над ним неисповедимым божественным предопределением». Эту мысль по-своему развивает Поль Лафарг: «Логично, что капиталист верит в провидение, внимательное к его нуждам, в бога, который выбирает его из тысяч и тысяч, чтобы осыпать богатствами его праздность и социальную бесполезность. Еще логичнее, что пролетариат игнорирует существование божественного провидения потому, что он знает, что никакой небесный отец не даст ему его ежедневного хлеба… Пролетарий сам для себя провидение. Условия его жизни делают невозможным другое понятие провидения: в его жизни нет, как в жизни буржуа, тех превратностей судьбы, которые как по волшебству выводили бы его из его печального положения… Случаи и непредвиденные удачи, которые располагают буржуа к суеверным идеям, не существуют для пролетариата».

В Новом Завете можно найти оба представления. Апостола Павла можно считать представителем доктрины благодати, спасения верой, а апостола Иакова – представителем противоположной доктрины свободы воли, спасения за заслуги. «Бог спас нас и призвал, – говорит Павел, – не по делам нашим, но по своему изволению и благодати, данной нам во Христе» (2 Тим 1:9), «Бог спас нас не по делам праведности, которые бы мы сотворили, а по своей милости, банею возрождения и обновления Святым Духом» (Тит 3:5), «благодатью вы спасены через веру, и сие не от вас, а божий дар: не от дел, чтобы никто не хвалился, ибо мы его творение, созданы во Христе Иисусе на добрые дела, которые Бог предназначил нам исполнять» (Еф 2:8), "потому что Бог производит в нас хотение и действие по своему благоволению" (Фил 2:13). Иаков говорит об ином: «Что пользы, братия мои, если кто говорит, что он имеет веру, а дел не имеет? Может ли эта вера спасти его?.. Ты