Выбор - Анна Белинская

56. Максим

Каждому, кому наскучила жизнь, и кто не может определиться, какая из элитных тачек твоего гаража сегодня повезет твою задницу, я с чистой совестью посоветую выбрать маршрутку.

Лето. Пекло. Общественный транспорт. Добро пожаловать в ад!

Я не понимаю, как я выжил.

Такое ощущение, что я побывал в помойной яме и от меня теперь смердит за километр.

Я не то, чтобы, пздц, какой царь, но моя жизнь больше не будет прежней.

Принюхиваюсь к себе и морщусь.

Перевожу взгляд-«за что?» на мою любимую вредину, устроившую мне супер-экскурсию по аду, и вижу ее вполне себе расслабленное лицо. Ну нахер. Собирался купить колеса чуть позже, но с таким успехом они понадобятся прямо сейчас. Не дело моей веснушке толкаться среди тесно прижимающихся к ней мудаков. И тут меня жгучей ревностью накрывает от понимания того, что всё прошлое время ее лапали чужие вонючие руки и прижимались к ней всякие уроды, пока я рассекал улицы Камариным ревом.

Как только за нами закрывается входная дверь квартиры Веснушки, только тогда я позволяю себе немного расслабиться.

Я до последнего боялся верить в то, что она решилась со мной на разговор, и до последнего держал скрещенными пальцы.

В нос ударяет такой родной и уютный запах. Делаю глубокий вдох, жадно поглощая молекулы блаженства.

Запах дома.

Я вернулся домой.

Черт, я две недели просидел на ступеньках под дверью, не имея возможности быть рядом, а сейчас каждая клетка моего тела отчаянно трепещет от эйфории счастья.

Прохожу в комнату и вижу не застеленный диван.

Кто-то, очевидно, сегодня дико опаздывал.

Максимка-младший предательски дергается в брюках, замечая небрежно брошенные пижамные шорты.

Добро пожаловать домой, братишка!

В комнате пахнет теплой негой и запахом моей утренней женщины. Ими пропитаны подушки, простынь и легкое покрывало. До звенящих яиц хочется зарыться носом в белье и вдыхать, вдыхать, вдыхать… Но практичнее и правильнее будет сгрести мою Веснушку в объятия и нежить до изнеможения, потому что сегодня среда и мое тело, черт возьми, помнит, что это его день!

Но вместо сладкого времяпрепровождения нам предстоит сложный, откровенный разговор.

Наблюдаю за Сашкой, которая успела переодеться в домашний сарафан. Ее волосы заплетены в косу и намотаны на макушке точно блин. В этом цветастом сарафане и караваем на голове моя Веснушка похожа на украинскую дивчину. Ей только венка из одуванчиков не хватает и букета из пшеничных колосьев.

Смотрю на нее и внезапно со мной происходит очередной парадокс этого дня: у меня встает!

У меня, блть, встает на девчонку практически в монашеском облике! И эти открытые ключицы, белые носочки на ногах и сарафан в подсолнухах меня заводят похлеще самого откровенного наряда. Как я смогу начать разговор, когда в штанах давит и жмет? Смертельно соскучился. Адски. До мушек в глазах.

Я два дня ее не видел, упахиваясь с документами по работе, но мне кажется, что не видел целую вечность.

Я хочу мою летнюю девочку.

Себе, для себя, под собой…

Как я вообще мог подумать, что эта маленькая, худенькая летняя девочка могла притворяться?

Каким же я был идиотом и слепцом. Поддавшись черной ревности, не увидел самого главного, настоящего, важного…

Сидеть за столом, когда перед тобой стоит чашка с домашним компотом и пиала с вафлями, и видеть Сашу, сидящую напротив ровно, с прямой вытянутой спиной и сцепленными руками в замок, — не так-то просто, чтобы начать разговор. И она мне в этом нисколько не помогает.

Ее выражение лица выглядит так, словно она сейчас скажет: «Ну рассказывайте, пациент, что вас беспокоит?».

Усмехнувшись своим глупым мыслям, опускаю голову.

Пожалуй, стоит начать с извинений…

И я начинаю…

А затем слова льются из меня горной беспокойной рекой. Я, человек, который, в принципе, немногословен, изливаю душу и всё, что копилось во мне годами, не стесняясь, не скрывая, не утаивая ни одного момента моей жизни. Мне за что-то стыдно, за что-то больно, где-то обидно, а в чем-то приятно и гордо. Всё это я рассказываю не психологу, а человеку, которого люблю и которому всецело доверяю.

Выдыхаю и делаю большой глоток компота.

У меня пересохло в горле и, кажется, натерлась мозоль на языке от того, сколько я трындел.

Настороженно поднимаю глаза на Сашу и всматриваюсь в ее лицо.

Оно точно такое же, каким было в самом начале.

За все время моего длительного рассказа на ее лице не прошмыгнуло ни одной эмоции: только на мгновение я заметил, как микроскопически дернулась ее бровь на словах «ревность» и «любовница», как слегка сморщился ее лобик во время рассказа о детстве, как глубоко вздохнула, услышав об аварии брата.

Мне сложно считать ее реакцию.

И она молчит.

Либо это профессиональное — скрывать эмоции, либо она находится в дичайшем шоке от услышанного и переваривает этот шок. И мне, если честно, становится стремно: возможно, мне уже выставлен не утешающий диагноз, и она оттесняет момент — мне об этом сообщить. Возможно, я — будущий клиент «Палаты № 6».*

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍