Наша Светлость - Карина Демина

   - Научусь.

   Отворачивается и вправду замирает, но ненадолго.

   - Ты... не любишь, когда тебя жалеют.

   - Не знаю. Но меня жалеть незачем. Мне не было плохо. Меня никто не бил, не унижал, не морил голодом. Нарочно, во всяком случае. У меня были учителя, которых не каждый себе позволит. И Кайя. Видишь, получилось. Я талантливый?

   - Очень.

   Краснота добралась до уха.

   - Расскажи еще... пожалуйста.

   Расскажет. О Ледяном замке и Мюрреях. О возвращении и страхе, который вызывал отец Кайя. Об ошейнике, что стал вдруг значить куда больше, чем Урфину хотелось.

   А вот о Фризии и дороге с крестами ей знать незачем.

   И о коконе.

   И цепи, на которую Эдвард его посадил.

   О тренировках Кайя и сломанных костях, крови через горло и ненависти к тому, кто мучит обоих. О том, каким возвращался Кайя и как он забыл, что умеет рисовать... нет, не стоит.

   О Магнусовой библиотеке, пожалуй, можно. Пыльные полки и книги, каждая - как дверь в другой мир. И о Ласточкином гнезде, которое Тисса скоро сама увидит. Железный камень в короне скал... дорогах... глупостях... Урфину никогда не хотелось рассказывать о себе. Но Тисса готова была слушать.

   И заснула она на этот раз спокойно.

Глава 30. Приговор

   - Вы подлец.

   - Мне это не мешает жить.

   Из диалога о достоинствах и недостатках.

   Старые привычки не забываются. И пожалуй, Кайя было легче, чем остальным - он помнил, как правильно жить в кошмаре.

   Четко отделять кошмар ночной от дневного.

   Держать барьер между собой и миром настолько прочный, насколько это возможно.

   Давить эмоции, отодвигая на край сознания. Ограничивать разум, отрезая заодно и блок. Кайя не способен его преодолеть, но запереть в себе - вполне. Позволить телу самому использовать заученные позы, жесты и фразы.

   Избегать людей, которые дороги.

   Избегать людей вообще, поскольку они, не замечая происходящего с Кайя, норовят делятся собственным недовольством, повышая риск непроизвольного всплеска.

   Ломать.

   В этой войне Кайя терпел поражение. Бессмысленные стычки. Барьер. Давление. Нарастающая тяжесть, звон в голове, переходящий в ультразвук. Грохот. Безвкусная кровь на губах.

   Темнота.

   Возвращение. И легкая дезориентация напоминанием о том, что все может быть гораздо хуже. Иногда отказывала рука, почему-то всегда левая. Порой рвало и подолгу, поэтому Кайя перестал есть. Однажды, очнувшись, он понял, что не способен говорить - он забыл значения слов. В другой раз выяснилось, что напрочь не помнит, как следует дышать. И вспоминал минут пять, радуясь тому, что это время способен продержаться без кислорода.

   Слишком много связей, которые не преодолеть самостоятельно. Но Кайя должен пытаться. От него ждут помощи, хоть какой-то, а он единственное, на что способен - держаться в стороне.

   Суд. Фарс.

   Гниль вокруг. Всегда была, но Кайя предпочитал не видеть. Больше такой возможности не было. И с его места открывался на удивление замечательный обзор. Зал суда. Люди... неужели вот их он должен защищать? От кого? Друг от друга? От их же глупости и жадности?

   Мстительности?

   Его долг - заботиться о подданных, но... но почему они не способны сами позаботиться о себе?

   Оракул наверняка знает ответ, если не точный, то хотя бы близкий к таковому. Но разве станет легче? Ничуть.

   Легче становилось по ночам. Привычное падение в кошмар обрывалось - Кайя знал, кого за это благодарить и каждый раз давал слово закрыть дверь, но к вечеру оказывалось, что у него не хватает на это сил. Наверное, он трус, если позволяет Изольде так рисковать.

   Этой ночью она осталась.

   Забралась под руку, свернулась калачиком и уснула. Кайя слышал ее сквозь сон, и не только ее, но чужой мир, какой-то очень шумный и бестолковый.

   Предметы. Люди. Запахи.

   Осколки воспоминаний. Кресты. Строение с круглой крышей, увенчанной опять же крестом. Внутри темно и душно. Картины. Золото. И заунывное пение. Человек в нелепых одеждах размахивает лампой или чем-то на нее похожим. За ним тянется сизый дым.

   Человек обходит деревянный ящик, в котором лежит мертвая женщина. У нее лицо Изольды.

   Похороны?

   Это ее мать, и Кайя видит похороны. Отсюда ощущение одиночества.

   Когда умерла его собственная, Кайя испытал лишь досаду, что придется задержаться в Городе, тогда как Побережье ждет. Подумалось даже, что сделала она это сугубо для того, чтобы не отстать от Аннет.

   Вечное соперничество с закономерным итогом.

   Сейчас он смотрел, не в силах отвернуться, как ящик накрывают крышкой. Несут. Опускают в яму. Сырая земля сыплется сверху с отвратительно громким звуком. И руки мокрые. Не его руки - Изольды.

   Ей мучительно страшно оставаться одной.

   - Я здесь, - Кайя не уверен, слышат ли его.

   Но кресты исчезают, и появляется река, синяя и мирная. Берег с недостроенным замком. И человек, в руках которого кукла в розовом платье. У человека лицо Мюрича, одно это вызывает ярость.

   Во сне ей легко дать выход.

   - Прочь, - достаточно слова, чтобы стереть ублюдка.

   Выходит, не только ему снятся кошмары.

   Утром Изольда сказала:

   - На нашей кровати однозначно удобней.

   С этим Кайя спорить не собирался.

   - И... ты же видел. Ты мне нужен не меньше, чем я тебе.

   Следовало отказать. А еще лучше - отослать к Мюррею с охраной, но... Кайя больше не верил в надежность охраны.

   - Знаешь, наверное, я никудышная жена, - Изольда лежала тихо, точно опасаясь, что сейчас ее прогонят. И будь у Кайя хоть немного совести, так бы он и сделал. Но совесть определенно закончилась, и он лежал, позволяя себе еще минуту отдыха. Или две.

   Без умения использовать такие минуты, Кайя не выжил бы.

   - Почему?

   - Если бы я была хорошей женой, я бы запретила тебе делать то, что ты делаешь. Не отворачивайся, ты понимаешь, о чем я. Мне следует тебя остановить. Не знаю, как, но... но не отворачиваться. Кайя, я не хочу, как остальные, делать вид, что ничего не происходит. Поэтому не сбегай. Пожалуйста.

   - Не буду.

   Ей легко обещать, тем паче, что Кайя сам желает того же. Вот только не всегда следует потакать собственным желаниям.