Вот так мы теперь живем - Энтони Троллоп

комнаты сдают, они обычно небогатые… или комод для ее лучшей спальни, она не станет больше за меня, сквайр?

– Думаю, она постарается выполнить свой долг и без этого.

– Они любят такие подарки. Я все равно туда поеду, сквайр, после Саксмандхемской ярмарки, гляну, что и как.

– На вашем месте я не стал бы этого делать, мистер Крамб. Руби еще не забыла сцену на ферме.

– Я ж ничем ее тогда не обидел, пришел со всей добротой.

– Однако у Руби очень силен дух противоречия. Если б вы ее обидели, она могла бы вас простить, но вы были доброжелательны, а она злилась, и этого простить не может.

Джон Крамб почесал голову, чувствуя, что глубины женской души непостижнее, чем ему прежде думалось.

– И сказать по правде, друг мой, я думаю, некоторые тяготы жизни у миссис Питкин пойдут ей на пользу.

– Она ест не досыта? – с тревогой спросил Джон Крамб.

– Я имел в виду не совсем это. Думаю, голодом ее не морят. Но разумеется, ей приходится работать на тетку за еду. У той трое или четверо детей, за которыми надо приглядывать.

– Это может пригодиться потом, а, сквайр? – ухмыльнулся Джон Крамб.

– Как вы и говорите, она научится чему-то полезному в другой сфере. Работы там много, и, может быть, она задумается, что ваш большой дом в Бенгее удобнее теткиной кухни в Лондоне.

– Моя гостиная… ах, сквайр! И кровать у меня побольше других в Бенгее.

– Не сомневаюсь, что у вас для нее все устроено лучше некуда, и Руби сама это знает. Пусть пока обо всем подумает – а вы приезжайте через месяц. Она будет сговорчивее нынешнего.

– Но… баронет!

– Миссис Питкин ничего такого не допустит.

– Девицы такие сообразительные. Руби ужасно сообразительная. У меня будто двухсотфунтовый мешок муки на животе, когда я лежу ночью и думаю, что он за ней увивается. Думай я, что она ему поддастся, я бы… Меня б за это повесили, мистер Карбери. Осудили бы и вздернули, как Бог свят.

Роджер снова заверил, что, по его мнению, Руби – девушка порядочная, и пообещал еще раз поговорить с миссис Питкин, чтобы та строже следила за племянницей. От затеи поехать в Лондон после Саксмандхемской ярмарки Джон Крамб не отрекся, но говорил об этом без прежней уверенности. Впрочем, он по-прежнему намеревался отослать миссис Питкин деньги на новую накидку и сказал, что попросит Миксета сочинить письмо и вложит в конверт платежное поручение. Джон Крамб не смущался признать, что по части писательства слабоват. Он мог выписать счет на муку и отруби – дальше его литературные таланты не шли.

Разговор произошел в субботу утром, а днем Роджер Карбери поехал в Лоустофт на собрание по религиозным делам под председательством его друга-епископа. После собрания он пообедал в гостинице с полудюжиной священников и двумя-тремя живущими по соседству джентльменами, после чего отправился в одиночестве гулять по длинному пляжу, которому Лоустофт обязан своей славой. Был конец июня, погода стояла чудесная, но люди еще не хлынули на море. Каждый лавочник в каждом городке страны следует теперь заведенной парламентом моде и едет отдыхать не раньше августа-сентября. Редкие гуляющие состояли из местных жителей, которые на купальных курортах обычно равнодушны к морю, и тех приезжих, что, презрев моду, поселились в меблированных комнатах или гостиницах – «маленьких и неудобных, всего на сто мест». Роджер Карбери, живший неподалеку, любил море и, приезжая в Лоустофт по делам, всегда оставался пройтись вдоль пляжа. Сейчас он шел близко к прибойной полосе, так что слабеющие волны докатывали до его ног. Роджер шагал, сцепив руки за спиной и глядя в сторону берега, когда поравнялся с парой, которая стояла лицом к воде, глядя на волны. Он успел подойти близко до того, как увидел их или они увидели его, и тут узнал в мужчине своего друга Пола Монтегю. Пол держал под руку даму в скромном черном платье и темной соломенной шляпке – однако, несмотря на скромность наряда, дама эта сразу обращала на себя внимание. Разумеется, это была миссис Хартл.

Пол Монтегю сглупил, предложив ехать в Лоустофт, но оплошность эта была естественной. Он назвал несколько других мест, а когда их все отвергли, вернулся мыслями к самому знакомому морскому курорту. Лоустофт отвечал всем требованиям миссис Хартл. Когда ей показали номер и Пол вывел ее прогуляться на пляж, она объявила, что совершенно очарована этим местом, и с улыбкой добавила, что миссис Питкин, конечно, не могла угадать, где ей понравится. Пол знал ее вкусы и угадал.

– Гостиница чудесная, – заметила она. – Не знаю, что ты имел в виду своей шуткой про наши американские гостиницы, но эта вполне роскошная, и прислуга такая вежливая!

Гостиничная прислуга всегда вежлива до наплыва приезжих. Разумеется, Пол не мог вернуться почтовым поездом, отходившим через час после его приезда, – он бы добрался до Лондона в самое неудобное время, к четырем или пяти утра. Назавтра было воскресенье, и он, разумеется, пообещал остаться до понедельника. Разумеется, он не сказал в поезде тех неприятных вещей, которые намеревался сказать. Не говорил он их и в то время, когда Роджер увидел на пляже его и миссис Хартл, но болтал какой-то романтический вздор, может быть, выражал банальные восторги огромностью океана и бесконечными волнами, катящими от одного берега до другого. Миссис Хартл, нежно опираясь на его руку, отвечала такой же поэтической ахинеей. Хотя их обоих грызла забота, им было сейчас очень хорошо. Мы знаем, что человек, которого сегодня повесят, предпочтет, чтобы завтрак был приготовлен как следует. Так и Полу нравилось общество миссис Хартл, потому что платье, хоть и простое, ей шло, потому что ее смуглое лицо зарумянилось, глаза сверкали, на губах играла опасная улыбка. Ему нравилась ее остроумная речь, и тепло ее тела, и мягкость ее руки, и запах ее волос – хотя он отдал бы все, чтобы она оказалась по другую сторону какого-нибудь непреодолимого пролива. Как приговоренный – а жизнь с этой женщиной была бы для него не лучше смерти, – он предпочитал красиво сервированный завтрак.

Безусловной глупостью было везти ее в Лоустофт, расположенный так близко от Карбери, и теперь Пол это ощутил. При виде Роджера он покраснел до ушей и, выпустив локоть миссис Хартл, подошел к другу и обменялся с ним рукопожатиями.

– Это миссис Хартл, – сказал Пол. – Я должен вас представить.

Так он и сделал. Роджер снял шляпу и поклонился очень холодно и официально. Миссис Хартл, чуткая к чужим выражениям, ответила