Торлон. Война разгорается - Кирилл Шатилов

— Теперь — вы.

— Тогда мой тебе совет — помалкивать. Что сказал, хорошо. Я принял к сведению. А ты забудь.

— Уже забыл.

— Вот и замечательно. Так что я его жду.

— Это я помню. Передам.

— Ну, бывай, Сима.

Колеса заскрипели по каменному полу. Прочь! Домой!

Силан’эрн, Зала молчания, располагалась под землей, и потому из нее было удобно уходить, никуда не спускаясь и не поднимаясь. Скелли, привыкший к отсутствию солнечного света и слегка затхлому воздуху, чувствовал себя здесь, как говорится, в своей тарелке. Если бы для участия в советах приходилось выходить на поверхность да еще идти куда-нибудь через Обитель, он бы сделал все, чтобы эту традицию опорочить и отменить. Ему с детства представлялось страшным оказаться в месте, где живут одни женщины. С ними он был робким и безумно себя за это ненавидел, но поделать ничего ровным счетом не мог. При этом его к ним постоянно тянуло. Только ничего хорошего из этого обычно не получалось. Собственно, получилось всего один раз. Результатом стал невзрачный юноша под дурацким именем Сима, который сейчас остался где-то позади размышлять о том, зачем Скелли понадобилось увидеться с Кадмоном. Тогда его будущая мать сама пришла к нему, только-только сделавшемуся главным писарем замка, и сделала все, чтобы он не устоял. Думала, у него на этот счет особые предубеждения. Думала, он по другой части. А он блаженно изменил своим никогда не существовавшим принципам и дал себя уломать, хотя сразу сообразил, что от него на самом деле чего-то хотят, ибо долг платежом красен. Оказалось, что он, разумеется, прав и что она хочет того же, что и все: заручиться его поддержкой и получить право выбрать цвета для своего рода. Так иносказательно она выразилась, имея в виду банальное получение титула. Денег ни у нее, ни у ее служивого мужа особо не водилось, однако она знала, на что ставить. В итоге все получилось как получилось. Если бы она не умерла при родах, кто знает, быть может, Скелли и выполнил бы то, о чем она его нежно просила, навещая изредка с уже заметным животом. И еще неизвестно, как бы сложилась их жизнь.

В этом месте воспоминаний Скелли обычно передергивало. Он не был рад ее смерти, но был рад тому, что вышло в результате. Даже появление на горизонте ее младшей сестры Йедды нисколько уже не могло выбить его из колеи. Тем более что Йедда, в отличие от неудачливой родственницы, отлично пристроилась замужем за небедным ростовщиком, самостоятельно вхожим в верхние этажи Меген’тора. Встречаясь с ней иногда сегодня, глядя на ее полную фигуру и обрюзгшую совиную физиономию, Скелли представлял себе, что примерно так же могла бы выглядеть и ее сестра, доживи она до поры женской старости. А так она осталась в его памяти просто маленькой, стройненькой и соблазнительной. Что до Йедды, то между ними, разумеется, ничего не было и быть не могло. Титул эделя ее муж мог бы приобрести и без особого содействия со стороны Скелли, однако Йедда вовремя смекнула, что из больших денег можно сделать очень большие, и потому не побрезговала связями покойной сестры. Так Томлин из обычного ростовщика стал ростовщиком приближенным, завоевал с подачи Скелли полное доверие в замке и получил доступ к денежным делам всего Вайла’туна. Постепенно самому Скелли стало казаться, что незыблемость его нынешнего положения зависит от тайной дружбы с Томлином. Ощущение это было не из самых приятных, однако Скелли не слишком переживал, поскольку отдавал себе полный отчет в происходящем. Дружба Томлина с другим богатым вабоном, Скирлохом, стала для Скелли некоторой неожиданностью. До сих пор ему представлялось, что люди при деньгах всегда относятся друг к другу как соперники. А эти двое спелись и стали партнерами.

Скирлох почти единолично владел торговлей на рыночной площади, а также удачно вкладывался в некоторые производства. Скелли даже навел о нем специальные справки и выяснил, что Скирлох ведет дела честно, в воровстве или связи с ворами, которых за последнее время становилось все больше, не замечен, и почему-то избегает иметь дело с торговлей оружием. Точнее, избегает тех людей, которые получали заказы от замка на его изготовление. И в общем-то делал совершенно правильно. Ему бы там не то что перышки пощипали, а без головы за здорово живешь оставили. Оружейники были людьми, с точки зрения Скелли, весьма странными, полностью закрытыми в себе, угрюмыми и — ужасное слово — самодостаточными. Им не нужны были ни титулы, ни, похоже, даже деньги. Они без помощи Скелли с его драгоценными свитками знали свои древние родословные, некоторые, вероятно, владели кенсаем, а главное — они ревниво охраняли секреты создания железного оружия и доспехов. Скелли, чего греха таить, не раз задавался вопросом, как у них это так ловко получается. Потому что железное оружие или доспех мог выковать при желании и хорошей цене любой кузнец. Другое дело, что кузнецов во всей округе было не так уж и много, их знали по именам, а помощников со стороны они старались не брать, передавая навыки собственным сыновьям, сохраняя, таким образом, кузнечное искусство каждый в своем роду.

Их объединяли прочные, как железные цепи, внутренние связи, все вопросы они умудрялись решать сообща, никого не боялись и никому не подчинялись. То есть не подчинялись напрямую правителям замка. Ни Ракли, ни Геру Однорукому, его отцу, ни Балдеру Отважному, его деду. Были у них на этот случай свои начальники, а уж те находили с потомками Дули общий язык. Причем в обход Скелли, что крайне ему не нравилось. Не нравилось настолько, что он многие ночи провел без сна, пока наконец не придумал очень хитроумный и очень опасный план, как лишить «железоделов» их секретов и покончить раз и навсегда со всей этой непростительно опасной вольницей. И помогли ему в этом не кто-нибудь, а заклятые враги Вайла’туна — лесные дикари.

В последнее время они осмелели, похоже, набрались сил, объединились, овладели искусством извлечения огня и нежданно-негаданно из тлеющих углей постоянной угрозы в Пограничье превратились в более чем ощутимую опасность всепоглощающего пожара. Скелли мог лишь пожалеть о том, что не сам поджег этот ценнейший фитиль. У него были идеи на этот счет. Он прекрасно представлял себе размеры обмана, которым с детства вабоны потчевали друг друга, нагнетая страсти вокруг шеважа как своих извечных врагов. Откуда им было знать, что в той же хронике «Сид’э» еще задолго до появления на свет Скелли были тщательно вымараны все те места, где описывалось истинное положение дел? Что вабоны и шеважа некогда были одним народом, пришедшим из Великой долины, что за Мертвым болотом. Что поссорила их распря, возникшая, как водится, из-за женщины. Что с тех пор рыжий цвет волос считается у оставшихся жить на берегу Бехемы проклятием. И что время от времени рыжие дети рождаются у некоторых вабонов до сих пор, только им с первых же дней начинают предусмотрительно красить волосы. Откуда Скелли все это знал? Ну, о подобных вещах не спрашивают, ведь на то он и главный писарь.