Круги в пустоте - Виталий Каплан

Но не получилось. Серые тени неожиданно метнулись с боков, кто-то потный навалился сзади - и тут ослепительная боль затопила сознание. Казалось, на его затылок обрушилась дубина сказочного тролля, Митька мгновенно потерял дыхание, и даже вскрикнуть не получилось. Разом нахлынула тьма, закрутила в своей бешеной воронке, потащила куда-то в узкие, странные ходы. Мыслей не было - их раздавили, словно елочные игрушки наглым сапогом, и перед тем, как все растворилось в черной пустоте, мелькнуло лишь одно - может, теперь кассар не станет продавать Хьясси? Теперь-то зачем?

24.

Людей не было - только голоса, гулкие, тяжелые, усиленные каменными сводами. Впрочем, об этом Митька лишь догадывался, в плотной тьме ничего не разглядишь. И ничего не понятно. Куда, зачем? Вот боль в стянутых грубой веревкой запястьях - это не требовало пояснений. И то, что ноги не достают пола, а руки вывернуты за спиной и мучительно ноют в суставах - тоже было печальной правдой. Это что же, на дыбу подвесили? Он дернулся и тут же охнул от нахлынувшей боли. Выходит, нельзя шевелиться. Чуть сдвинешься - и острая, одуряющая волна прокатывается по всему телу, от лопаток до коленей.

Первая мысль, не связанная с болью, была о том, что мнительный кассар все же оказался прав. Действительно, кому-то он, Митька, сильно нужен. Так нужен, что устроили засаду, притащили неизвестно куда, подвесили непонятно на чем... А самый главный вопрос - какого хрена?

Постепенно сквозь звон в ушах он стал различать слова. Хотя попробуй различи, если в голове будто молотком стучат по железной бочке. Попробуй среди лязга и скрежета разбери слова - пускай даже и такие громкие, такие давящие.

- Отвечай! Отвечай! Живее!

- Что отвечать-то? - с трудом разлепив разбитые губы, пробормотал Митька. Звуки нехотя, словно издыхающие тараканы, выползли изо рта. Выползли и пропали в душной черноте.

- Как имя тебе?

- Ну, Митика... - он решил отвечать по-здешнему, растягивая гласные. В самом деле, как им еще отвечать? Фамилию, адрес и номер школы, может?

- Кто ты есть, Митика? - глухо прозвучало из тьмы.

- Это в каком смысле? - непроизвольно уточнил он.

Во тьме помолчали - наверное, удивились. Потом рявкнули уже куда более грозно:

- Отвечай, раб!

- Ну да, - скривился Митька, - раб и есть. Раб господина Харта-ла-Гира, кассара из Нариу-Лейома. У меня и на ошейнике написано... Чего вам еще надо? И вы сами кто? И вообще, снимите меня, мне больно. Я так вообще говорить отказываюсь!

Он решил подбавить наглости. Все равно ведь хуже не будет, зато что-то может проясниться.

- Занятный раб, - сзади точно песок просыпался, там кто-то зашелся мелким дребезжащим смехом. - Занятный раб у малыша Харта, ох, до чего ж занятный... Ну, продолжайте, продолжайте...

- Всегда ли ты был рабом? - прогремело под невидимыми сводами.

Митька насторожился. К чему бы это такие вопросы? И как, интересно, отвечать?

- Нет, не всегда. Раньше я жил... на севере, в общем. В поселке рыбацком... - Он замялся. Название поселка, когда-то подсказанное кассаром, напрочь выветрилось из мозгов. - Не помню... Напали на нас какие-то, дали мне по голове - и нифига не помню. Пришел в себя уже тут, в Олларе, и оказалось, я теперь раб. Меня называли северным варваром, - продолжил он уже совершенно честно. И впрямь, называли.

- Мьяргу нив лигао хин'дна ур таолага? - негромко вопросили сзади.

- Чего? - сплюнул в темноту Митька.

- Северный варвар, забывший родную речь, мьяргу, - вновь послышался смешок. - Зато прекрасно изучивший язык великого Оллара, всего-то за несколько лун... Бывает, бывает...

- Говори правду, падаль! - велели впереди. - Еще одно слово лжи, слетевшее с поганого твоего языка, и ты познакомишься с раскаленным железом.

- А еще можно отрезать то, что без всякой надобности болтается у него между ног... - задумчиво предложили сзади. И сейчас же послышался негромкий металлический лязг...

Митька непроизвольно дернулся - и вновь закусил губу от боли. Наверное, они все-таки пугают. Ну не может ведь это оказаться правдой? Хотя почему? А казнь родителей Хьясси? А муравьиная яма в городе? Предупреждал же кассар: "а иначе умрешь, и очень скоро". Вот и допрыгался. Но как, как им сказать правду? Ведь все равно не поверят, подумают, что издевается, и лишь сильнее станут мучить. А кстати, кассар-то где? Неужели его тоже поймали? И что, держат в такой же темнице и задают такие же вопросы? Не повредить бы ему своими ответами...

- Я вас не понимаю, - произнес он мрачно. - Не понимаю, про что спрашиваете. Вы говорите точнее.

- Куда уж точнее, - вздохнули сзади. - Итак, ты лжешь, мальчик. Рабом ты действительно сделался недавно, но раньше... нет, ты не из северных варваров... Ты совсем из других варваров... Очень, очень далеких... Можно сказать, ты человек не нашего Круга. Понимаешь меня?

- Нет, - честно признался Митька. - О чем это вы?

- Плохо. Ну ничего, сейчас тебе освежат память... Пятка! - велел он негромко.

Митька недоуменно уставился в непроницаемую черноту - и тут же взревел от дикой, ни с чем не сравнимой боли. Левую пятку окатило огненной волной, и волна эта поднималась все выше и выше, от нее перехватило дыхание, но сдержать хриплый вопль было совершенно невозможно.

- Вот что бывает с непослушными юнцами, оскверняющими себя ложью, прокомментировали за спиной. - Впредь говори только правду.

Митька всхлипнул, изо всех сил пытаясь перебороть боль. Получалось плохо.

- Ты не из этого Круга? - вновь раздался громовой голос. - Не из этого мира?

- Да, - обессилено выдохнул он.

- Твое настоящее имя? Как звали тебя там?

- Дмитрий... - в горле у него булькало, глаза застилали слезы. Дмитрий Самойлов.

- Кто перенес тебя сюда, в Оллар?

- Я не знаю...

- Не знаешь? - зловеще хмыкнули сзади, и Митька торопливо заговорил:

- Нет, ну я правда не знаю, как его зовут. Он пожилой, лысый, в плаще был. Посмотрел мне в глаза, а дальше... а дальше я уже здесь.

- Может, тебе еще освежить память? - поинтересовались из тьмы, и Митька перепугано взвыл:

- Не надо! Пожалуйста, не надо! Я и правда больше ничего не знаю...

Он задохнулся, полный липкого ужаса и вместе с тем стыда, презрения к себе - трусливому, голому, орущему... Даже когда его пороли - он и то не унижался мольбами. А тут... Но сопротивляться ведь было совершенно немыслимо, все равно что ломать об коленку здоровенное бревно. С такой болью не шутят и не спорят, это тебе не гибкий прутик... Тут душа уходит не то что в пятки, а куда-то еще ниже. Вообще уходит, и остается лишь вопящее тело - способное, правда, отвечать на заданные вопросы.

- И нравится ли тебе здесь, в Олларе? - вновь прокатилось над сводами.

- Нет! - откровенно выкрикнул Митька. - Не нравится!