Случай на станции Кречетовка - Валерий Владимирович Рябых

как бы невзначай, побывал и на квартире, якобы нищего мальчика. Сопоставив полученные факты, Воронов пришел к выводу, что мотивы исключения, имели чисто оперативно-политический окрас и никак не финансовый. Коверду специально готовили, выучивали для специального задания, а не попросту науськивали неразумное дитятя на безобидный протест.

За ним стояли влиятельные силы. Воронову не составило труда навести справки об Арсении Васильевиче Павлюкевиче. Сын попа, окончил медицинский факультет Московского университета. В двадцатом году, будучи в Слуцке, присоединился к белорусскому националистическому движению, входил в число организаторов тамошнего восстания. Потом скитался по Европе, оказавшись в Вильне, некоторое время возглавлял там Белорусскую временную раду. Как выяснилось, кланялся и нашим и вашим. Тесно контактировал с нелегалами из «Зеленого дуба», в то же время работал врачом в польском госпитале. Открытая поповичем националистическая газетенка «Беларускае Слова», придерживалась как ни странно полонофильской ориентации. Но самым забавным стало открытие Воронова, что Павлюкевич числился двойным агентом: завербован и ГПУ, и польской «дефензивой». Как говорится, тот еще фрукт…

Вот этот хлюст, будучи работодателем Бориса Коверды, явился и идейным вдохновителем юнца. О том Сергею в доверительных беседах, за кружкой пива сообщили сотрудники газетенки Павлюкевича, платившего писакам за труды чистые гроши. Газетчикам часто доводилось быть свидетелями громкоголосых дискуссий Бориса с шефом. Они же рассказали Воронову о некоем есауле Михаиле Яковлеве, командире хваленого «Волчанского отряда», действующего на польском фронте. Яковлев, бывший погромщик и ярый юдофоб, издавал в Вильне русскую еженедельную газету «Новая Россия». Борис Коверда стал сотрудничать и у него.

Круг стал сужаться. Воронову удалось выяснить, через ушлых половых престижного еврейского ресторана, что тема покушения на Войкова поднималась в застольных беседах Коверды с Павлюкевичем и Яковлевым слишком часто. И, в конце концов, весной двадцать седьмого года у них вызрело решение совершить террористический акт. Воронову стало известно (посредством темных личностей), что Павлюкевич согласился предоставить необходимые средства и паспорта, а Яковлев содействует в организации технических вопросов. Вскоре есаул предоставил Коверде «Маузер» и «Браунинг» (кстати, последний не фигурировал в протоколах обысков и допросов). Только малограмотный профан не способен понять, что два пистолета — это уже иной уровень подготовки теракта. Осечки быть не должно. Павлюкевич организовал фиктивное исключение из гимназии и саму поездку в Варшаву, через знакомых людей.

Но главное, а в том не приходилось сомневаться, — за этой белогвардейской авантюрой стояли другие люди, определенно влиятельные персоны. Которых тоже следовало вычислить…

Воронову пришлось стать свойским человеком в столовой и библиотеке на Мицкевича двадцать три. Там ему удалось завязать ряд полезных знакомств и добиться протекции для посещения кабинетов на Зыгмунтовской, где тогда размещалось Виленское Русское Общество. Таким же макаром Сергей проник и в Духов Монастырь, прикинувшись почитателем мощей виленских мучеников Антония, Иоанна и Евстафия, журналист получил доступ в келейный корпус, где собирались на посиделки члены Русского Политического комитета.

Больше месяца месяц Воронов подбирался к святая святых Виленского РПК. Чекисту удалось выяснить, что тихий бухгалтер организации нипочем не расстается с пухлым портфелем, в котором хранил финансовую документацию организации. Сергей решил идти ва-банк. И однажды, в темном переулке подкараулил нерасторопного бухгалтера, огрел дядечку по голове запасенным булыжником, забрал увесистый саквояж и… сделал ноги…

Каково же было изумление Сергея, когда обнаружил, что помимо официальной финансовой отчетности, в портфеле находились списки членов комитета и высокопоставленных сторонников, с адресами и даже телефонами. Тут же лежали бланки организации, ведомость уплаты членских взносов, куча сальдовок и платежных квитанций. На следующий день «бесценный» портфель оказался в надежных руках и немедля переправлен в Россию. Таким образом, сеть контрреволюционной белой эмиграции в Вильно, да и в Литве оказалась в руках ГПУ.

Воронов взял на себя смелость остаться в Вильно и некоторое время продолжить контактировать с новыми знакомыми из Русского Общества и Политического комитета. Он считал разумным, не засвечивать себя фактом внезапного отъезда. Пусть слишком деятельные беляки думают, что парень а-ля Чернышевский не при делах, в произошедшем с ними конфузе. Да и насколько Сергею удалось выяснить, как таковой, профессиональной службы контрразведки в Русском политическом комитете не имелось. Так… занимались самодеятельностью некие рьяные любители. И второе, Сергей не думал, что белогвардейцы обратятся за помощью к полякам, ибо те потребовали бы раскрыть потаенные карты «комитета». А половина комитетчиков слыла отъявленными монархистами и желала восстановления Российской империи в прежних границах. Образно говоря, нашла бы коса на камень…

Но вот, Воронову на явке сообщили, что из «центра» прибыли два «ликвидатора». Теперь начнется жуткая буча, самых одиозных контриков начнут выбивать, и в рядах беляков, естественно, активизируют поиски вероятных врагов. А уж пришлый журналист, как пить дать, окажется в числе подозреваемых. Сообщив кому надо из эмигрантов, об окончании редакционного задания и отзыве обратно в Прагу, Юрий Свияжский приобрел билет на Варшавский экспресс. Намеренно показал поездной бланк паре «собутыльников», а сам, потолкавшись на вокзале, уехал по другой ветке в Ригу.

Уже позже Сергей узнал, что чекисты в отместку, решили поиздеваться над редактором «Беларускае Слова». Передали на Арсения Павлюкевича (якобы агента ГПУ) компромат в польскую охранку. А еще неизвестно, что лучше — быть пристреленным, как собака, или подвергаться пыткам в подвалах «двуйки». В итоге, в двадцать восьмом году, поляки осудили Павлюкевича к двенадцати годам каторги.

Есаул и погромщик Михаил Яковлев, почуяв, что запахло жареным, надолго залег на дно, до смерти испугался и «дефензивы», и ребят из Москвы….

Не подумайте, что Воронов все три месяца пребывания в Вильно, только и занимался конспиративной работой и розыском, окопавшихся в городе белогвардейцев. Отнюдь нет. Конечно, задание — заданием, и тут уж никуда не деться. Но Сергей нормальный человек, со присущими половозрелому «Homo Sapiens» слабостями и инстинктами. Несмотря на искусственно состаренную внешность, молодая кровь в парне играла и бурлила. Но чекист понимал, что знакомство с девушкой или молодой женщиной, чревато, как принято говорить, частыми «выходами в свет». Известно, что для женщин важны совместные прилюдные прогулки, посещение летних кафе и сеансов кинематографа, а то, и праздничный выезд на спектакль в местный театр. Подобного роскошества Сергей не мог себе позволить.

И тут судьба смилостивилась над ним. Но можно ли это назвать благом… Сказать, кому другому, — так воспримут наверняка в дурном свете. Воронов и сам не представлял, да что там, не мог даже поверить, что его пассией станет квартирная хозяйка, пани Левандовска. Женщина, прямо сказать, привлекательная и даже интригующе броская. Эльжбете (Елизавете по-русски) было около пятидесяти, но выглядела гораздо моложе (лет на тридцать пять), потому что чуть ли не половину