Случай на станции Кречетовка - Валерий Владимирович Рябых

Эти курсы помещались в старинной усадьбе на Покровке двадцать семь. Гораздо позже стали понятны обстоятельства такого поворота судьбы… До того, с ним подолгу и на разнородные темы беседовали два соратника отца по партийной работе, часто заходившие к Вороновым на вечерний чаек. Как выяснилось потом, оба оказались руководящими сотрудниками на Лубянке.

На чекистских курсах Сергея, имевшего за плечами гимназию, конечно, заметили и стали готовить по специальной программе для закордонных работников, числя уже на высших курсах ГПУ. Казалось странным, но молодому человеку свели к минимуму общение с другими курсантами, которые старше по возрасту, состояли в партии свыше четырех и имели стаж работы в органах не менее трех лет. Из этих ребят готовили чистых оперативников для внутренней работы в войсках и территориальных органах. А вскоре Воронова отселили из общежития в отдельную комнату в другом районе Москвы.

Вскоре с ним ряд продолжительных бесед провел сам Артур Христианович Артузов в бытность помощником, а затем и начальником Особого отдела. Запомнились наставления, наезжавшего в Москву, Станислава Степановича Турло — начальника контрразведки пограничных войск Западного края (кстати, виленца и автора книг-руководств «Красная контрразведка» и «Шпионаж»). Крепко помогал в учебе Иван Залдат, подбиравший учебные пособия, в том числе книги генерала Владислава Клембовского и другие дореволюционные источники. А уж такие учебники по специальным дисциплинам, как: «Краткие сведения из агентурной разведки», «Канва агентурной разведки», «Техника контрразведывательной службы», «Очерки истории карательных органов» и «Азбука контрразведки» были вызубрены Вороновым наизусть. С автором «Азбуки» Константином Константиновичем Звонаревым, тогда военным атташе в Турции, Сергею довелось встретиться и пообщаться, задав вопросы по нераскрытым в книге моментам.

По панской Польше с ним занимался поистине человек-легенда, имя которого — Кияровский (Стечкевич) Виктор Станиславович: поляк, виленец, на пятнадцать лет старше Сергея. Был кадровым сотрудником второго отдела генштаба Польской армии (небезызвестной «двуйки»). Резидент польской военной разведки в Петрограде. В 1920 году перешел на сторону Советской власти. При Особом отделе состоял сотрудником для специальных поручений (курировал агентуру ГПУ в Польше). Ему помогал заместитель Павел Андреевич Стырне — латыш по национальности.

Конкретно по Литве, а точнее по Вильне, Воронова готовил тоже человек из легенды — заместитель начальника контрразведывательного отдела Роман Александрович Пилляр (барон Ромуальд Людвиг Пилляр фон Пильхау), кстати, двоюродный племянник Феликса Эдмундовича Дзержинского. Этот еврей, тоже виленец, поначалу возглавлял советскую агентуру в Литве, потом работал особоуполномоченным по Западному фронту, а до двадцать первого года состоял на нелегальной работе в Германии. Сергей благодарен советскому барону за то, что еще тот, помимо лучших учителей московских гимназий, ставил Сергею немецкий и польские языки. Помогал Пилляру — латыш Карл Карлович Сейсум-Миллер, и поляк Карл Францевич Роллер, занимавшиеся контршпионажем против прибалтийских буржуазных республик.

К сожалению, эти удивительные люди оказались позже репрессированы и не дожили до Войны.

Вот такая получилась подготовка у Сергея Александровича Воронова — парня на протяжении нескольких лет готовили для больших дел, возможно слишком больших…

Но тут вмешалась смерть Дзержинского летом двадцать шестого года. Воронов двадцать второго июля был на похоронах основателя ЧК и наблюдал, как Сталин и Троцкий несли гроб Феликса Эдмундовича. В том почетном эскорте состояли Рыков, Каменев, Томский, Бухарин, а спереди шел «дедушка Калинин» в мятой косоворотке.

Началась кадровая чехарда в кадрах ГПУ. С приходом на руководство Секретно-оперативного управления в июле двадцать седьмого года Генриха Ягоды, — Сергея срочно отправили с оперативным заданием в польскую тогда Вильну (Вильно — так город теперь назывался).

С чего и как такое приключилось…

Седьмого июня на железнодорожном вокзале в Варшаве смертельно ранен советский полпред в Польской республике Петр Лазаревич Войков. Через час он скончался. Полпреду еще не исполнилось тридцать девять лет. Террористический акт совершил белогвардейский последыш — Борис Коверда, девятнадцати лет, ученик гимназии Русского общества в Вильно. Уже пятнадцатого июня варшавский суд приговорил убийцу посланника к пятнадцати годам каторги. На судебном процессе экзальтированный гимназист во всеуслышание заявил: «Я отомстил за Россию, за миллионы людей!» Прокурор же чрезвычайного суда справедливо заметил: «Коверда убивает за Россию, от имени России. Право выступать от имени народа он присвоил себе сам. Никто его не уполномочивал ни на это сведение счетов, ни к борьбе от имени России, ни к мести за нее». Как позже узнал Воронов, Коверду через десять лет заключения амнистировали и выпустили на свободу.

По сути, Вильно не слишком многолюден. Но в тесных городских кварталах и живописных окрестностях собралась многотысячная публика из разномастных рядов белой эмиграции. Тут поселились и представители российской профессуры, и журналисты либеральных и консервативных изданий, священники и оголтелые безбожники, коммерсанты и пролетарии как умственного, так и физического труда. А уж военного сословия было немеряно… По городу фланировали офицеры элитных царских полков, а у харчевен просили на опохмел низовые члены казачьего круга. Естественно, набилось в город несчетное число шелупони из уличных торгашей и откровенно уголовных элементов. Отдать должное польским властям — те основательно почистили это пестрое сообщество, заставили почтительно относиться к коренным жителям и уважать местную власть. Несговорчивые уехали дальше, слишком агрессивно настроенных пересажали, а согласившиеся на ассимиляцию, устоялись и приняли новые правила игры. Но, однако, большинство оставшихся беженцев связывала непримиримая злоба к Советской России, к новой власти страны. Кроме того, в городе вольготно чувствовали себя политические и военные разведки смежных государств, направленные против СССР. И вот этот конгломерат из идейных профессоров, вожаков бандитских шаек и цивильных господ с мягким акцентом варился в одном антисоветском бульоне, тесно взаимодействуя, вынашивал далекоидущие ненавистнические планы. Грубо говоря, в Вильно, — те, кто носил шляпу или фуражку с высокой тульей, знали друг друга и пересекались по нескольку раз на день. И бог ведает, в чем способны сторговаться эти персоны в пивной под сенью халуп еврейского квартала или в шикарном ресторане на Мицкевича.

Как показывала советская агентура, убийца Войкова оказался крепко завязан на виленские белогвардейские кружки и белорусские националистические братства. Разумеется, что здесь не обошлось без старших братьев из западных разведок.

В этом слоеном пироге предстояло разобраться (судя по нынешним меркам — младшему лейтенанту госбезопасности) Сергею Александровичу Воронову и, в меру сил покарать врага.

Понимая, что излишне деятельный иностранец непременно подпадет под пристальное наблюдение охранки, решили насколько удастся изменить внешность чекиста. Воронов отрастил усы и интеллигентскую эспаньолку, отпустил волосы до плеч, из шатена превратился в темного брюнета, даже южного типа — а-ля Николай Гаврилович Чернышевский.

Приехал Сергей в Вильно с варшавским экспрессом. Дорога составляла четыреста верст, он благополучно проспал десять часов пути и вышел