Второй сын - Эми Хармон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Что, не заметил меня, слепой Хёд? – крикнул тот, брызжа слюной, но в следующий миг Хёд пронзил его мечом погибшего воина одного из кланов.
Он оттолкнул труп северянина в сторону, чувствуя, что вся рука у него залита кровью, а голова кружится. Бросил меч, поднял лук и отправил на смерть еще дюжину людей Гудруна.
Когда камни дрогнули у него под ногами, он решил, что у него просто кружится голова, ибо он не привык видеть так ясно. Но потом перевел глаза – глаза Гислы – на храм.
Какой‐то хранитель стоял, упираясь руками в колонны храма. Картинка качнулась, дрогнула, затряслась. Поднялась пыль, и над побоищем вновь взвился вопль. Хёд закрыл глаза и вслушался в сердце хранителя. Лиц он не знал.
– Дагмар! – крикнул кто‐то.
То был Дагмар. Конечно, Дагмар. Это он стоял, упираясь руками в колонны храма, собираясь его обрушить.
– Бегите! – заревел он. – Прочь!
Послышался грохот, как от могучего шторма, как от грома и молний, словно сам Тор опустил свой молот на стены храма. Хёд пошатнулся – земля качалась у него под ногами сильнее, чем палуба корабля северян, бороздившего просторы неспокойного моря. Бойня на площади остановилась – земля, уходившая у воинов из‐под ног, пугала сильнее, чем вражеские мечи.
Хёду почудилось, что он услышал голос Гудруна, услышал, как тот проклинает богов, как его голос несется наружу сквозь двери храма. А еще он увидел Альбу и Тень – те бежали, держась друг за друга, а храм у них за спиной сотрясался и рушился. Северяне бросились прочь, они спешили к воротам, а булыжники у них под ногами выскакивали из земли, подбрасывая мертвецов в воздух и роняя живых на колени.
Раздался нечеловеческий, оглушительный стон, и крыша храма рухнула вниз, к подножию стен, что когда‐то ее держали, и в небо огромным грибом взлетела туча осколков и пыли, а гору покрыло белое крошево.
А потом мир накрыла тишина.
* * *
Хёд не слышал живых, если живые еще оставались вокруг него. А сердца мертвецов не бились. Он ничего не слышал и ничего не чувствовал.
Весь мир был белым, не черным. Плоским, а не глубоким. Осталась лишь зимняя тишина. Тишина была хуже криков.
– Байр? – прошептал он, но не почувствовал, как движутся губы, и не услышал слова, что с них сорвались. – Гисла?
Она его не простит. Он все‐таки умер.
30 шагов
Гисла свернулась клубком, закрывая от всех ладонь, охраняя принесенную жертву, и тихо пела.
Сестры сидели с ней рядом. Они не смогли ее оставить, хоть им было страшно. Не смогли убежать от Храмовой горы, хоть были совершенно растеряны. Когда земля под Гислой начала содрогаться и по ее ногам побежали вверх волны ярости, женщины закричали. Но она молчала. Она все еще ничего не видела, а руна слепого бога у нее на ладони все еще истекала кровью. Она не смела остановить эту кровь. Хёду были нужны ее глаза.
Деревья дрогнули, качнулись листья, и бездонная чернота вмиг рассеялась. Но земля все тряслась, и боги ревели. Она моргнула, сама не своя от ужаса, и принялась снова обводить окровавленным пальцем руну, повторять имя Хёда.
– Хёди, Хёди, Хёди.
Но ее зрение оставалось с ней.
Она начала обводить кровью шрам от амулета на правой ладони, но дрожала так сильно, что ей пришлось стереть кровь и начать заново. Вместо тьмы она увидела свет. Вместо черной бесконечности ей явилась жестокая белая пустота.
– Я не вижу гору, – зарыдала она, поднимая глаза к перепуганным сестрам. Она не видела гору. Не видела Хёда.
* * *
Хёд приходил в себя постепенно. Сначала почувствовал, что страшно болит левая ступня и горит правое ухо. Потом в ноги впились тысячи пчел, а живот много раз подряд будто бы ухнул со скалы в пропасть. Кто‐то ударил его по спине хлестким прутом, и он вмиг лишился глаз Гислы. Его собственные глаза казались ему раскаленными угольками, которые вставили ему в череп. Потом запершило в горле, и он кашлянул, пытаясь его прочистить, глотнул облепившей губы пыли и чуть не задохнулся.
– Я боюсь его трогать, – сказал чей‐то голос.
Он вслушался в биение сердец незнакомцев и услышал в ответ лишь дробь собственной смерти. Дернувшись, изогнувшись всем телом, он отчаянно попытался вдохнуть, и тело в ответ исхитрилось наполнить легкие воздухом до краев.
– Мы решили, ты мертвый, – сказал один незнакомец.
– Что у него с глазами? – встревоженно спросил другой.
– С глазами у него то же, что и всегда. Это слепой Хёд.
– Что произошло? – прохрипел Хёд.
– Храм… рухнул.
Тогда он вспомнил Дагмара, стоявшего между колоннами храма.
– О нет.
– Да.
– Где Байр из Долфиса? – спросил он, стараясь не разрыдаться.
– Он здесь.
– А принцесса?
– Она тоже жива, слепой лучник.
– А что… с хранителями?
– Все погибли, – со вздохом отвечал незнакомец. – Погребены с северянами.
– И со своими рунами, – печально прибавил второй незнакомец, и Хёд закрыл горевшие огнем веки и снова скользнул в чернильную пропасть.
* * *
Они устроились на ночь на поляне, где умерла Дездемона, прижались друг к другу, словно кролики в норе. Гисла не спала. Она никогда не спала. Вместо сна она пела, одну колыбельную за другой, и молила Одина пощадить его сыновей.
Дочери не решались вернуться на гору и не могли идти в Долфис. Байр оставался на горе. Если он выживет, у Сейлока будет новый король. Если умрет… Сейлоку придет конец. И прятаться в Долфисе будет уже ни к чему.
Гисла пыталась снова отдать Хёду свои глаза, всю ночь обводя руну слепого бога, но зрение оставалось при ней, и в груди разрасталась черная тьма.
Обещай, что не сдашься.
Обещаю, что не сдамся сегодня.
И она не сдавалась. Перед самым рассветом она вновь напитала кровью звезду у себя на ладони, прижала ее ко лбу в последней попытке не утратить надежду и отыскала его. Живого.
* * *
Когда он снова очнулся, тепло ласково разлилось по его щекам, защекотало в носу. Он сидел на поляне, возле могилы матери, вместе с Арвином.
Смерть Бальдра была нужна. Она стала новым началом… она принесла с собой гибель богов и возвышение человека. Возвышение… женщины.
Солнце нежно грело кожу, и Хёд задрал подбородок повыше, подставил его под теплые
