Между плахой и секирой - Юрий Брайдер

– А ты что?

– А я так с понтом отвечаю: «За „молодого человека“, конечно, спасибо. Но вот за все остальное сейчас отхватите. По высшему разряду. Не стоять будете, а лежать. И, возможно, даже в гробу». Сразу заткнулись, гады.

– Разве с тобой поспоришь…

– Это уж точно, – довольный комплиментом, осклабился Щуплый. – Из горла будешь тянуть или за стаканом сбегать?

– Из горла сойдет…

– Ну тогда твое здоровье! – Щуплый ногтем большого пальца сорвал с бутылки жестяную пробку и хорошенько приложился к горлышку.

Его примеру последовал и Песик. Было ему хорошо, а стало еще лучше.

– Прочь пошла, курва старая! – заорал Щуплый на бабку, начавшую приближаться к ним с целью завладения опустевшей тарой. – В колхоз иди работать! Там такие, как ты, нужны! Быкам яйца драить!

Повторили. Вино было вполне пристойное – пять процентов сахара и восемнадцать градусов крепости. Правда, слюна от него становилась фиолетовой, как химические чернила.

– Сдача-то где? – напомнил Песик. (Водилась за Щуплым такая скверная привычка – зажиливать сдачу.)

– А вот! Тютелька в тютельку, – он протянул Песику ком влажных рублей и трояков.

– И ни копейки себе не взял? – не поверил Песик.

– Ну разве что гривенник на сигареты… Тебе что – жалко?

– Доверяй, но проверяй. Лозунг социализма.

– Ага… А что это ты вином облился? – он тронул рубаху на груди Песика. – Вся грудь в красненьком… Хотя нет… Кровь это. И уже подсохнуть успела.

Действительно, рубаха Песика была перепачкана кровью, пролившейся из перебитого носа его жертвы. И как это он сразу не заметил?

– Да так, ерунда… – Песик сразу взял себя в руки. – Рубильник у меня слабый… Чуть что, юшка капает. Ты вот что… Сбегай еще за вином. Только никому не болтай, что я здесь.

– Ни гу-гу! – с готовностью пообещал Щуплый. – Только нахлебников нам еще не хватало. Гони монету.

Пока он отсутствовал, Песик сбросил рубашку и на скорую руку застирал ее в облупившейся цементной чаше, предназначенной для разведения цветов, но в данный момент переполненной дождевой водой. Затем он тщательно осмотрел всю свою одежду. На брюках следы крови, слава Богу, отсутствовали. Он правильно сделал, что заранее снял их… Жаль, что с рубахой досадный промах вышел. Придется ее потом сжечь. А жалко. Все-таки импортная. Шестнадцать рублей стоила.

Щуплый что-то задерживался. Не иначе, как на сей раз ему не удалось запугать очередь и возмущенные покупатели выкинули нахала на улицу. Драчливым Щуплый был только на словах. Если бы дело вдруг дошло до настоящей потасовки, его мог бы отметелить даже пацан. Да и хрен с ним, с халявщиком… Пусть получит на орехи. Болтать меньше будет. Лишь бы только бутылки не побили.

– Ой, что делается! – сильно озабоченный чем-то Щуплый плюхнулся на лавку. Даже бутылки он нес не открыто, как в прошлый раз, а упрятал поглубже в карманы брюк. – Ну и времена пошли! Хуже, чем при татарах! Люди в гастрономе рассказывали, что сейчас возле речки бабу задушенную нашли. Купалась она там, значит. Да не одна, а с кавалером. Тот на полчасика в город отлучился. Тоже, видно, бормотухой запасался. Ну и, само собой, встретил друзей, подзадержался… Возвращается, а подруги на прежнем месте нет. Весь песок взрыт, будто на нем черти плясали. Стал он копаться в этом песке и нашел ее золотую цепочку. Порванную. Чует, неладное дело. Сам он с моторного завода, а там еще много ихних балдело. Стали искать повсюду и находят, значит…

Щуплый торопливо откупорил бутылку и присосался к горлышку, как голодный теленок к коровьему вымени.

– Что находят? – спросил Песик. Ему не надо было прикидываться спокойным, он и на самом деле был совершенно спокоен.

– Труп той бабы находят! – Щуплый поперхнулся. – Голая совсем! Рожа черная, на шее синяки, язык на сторону вывалился. Там уже и прокурор, и начальник милиции с операми. Кавалера того задержали. А скоро, говорят, по всему городу шмон начнется. Как бы и нас с тобой под горячую руку не прихватили.

– Нас-то за что? – пожал плечами Песик. – Лично я сегодня на речке не был.

– Ты не был, а я вот был! – выпалил Щуплый.

– Что ты там делал? Раков ловил?

– Бутылки собирал! Попутал черт! Всего-то и нашел десять штук. Одну еще и не приняли. Щербинка, говорят, на горлышке. У-у-у, крохоборы проклятые!

– Видели тебя там? – поинтересовался Песик.

– Еще бы! Я там все кусты прошуровал!

– Ты по какой статье сидел?

– Да за ерунду… – Щуплый снова забулькал вином. – С корешом углы на вокзале вертел. Да еще по пьянке. С первым же чемоданом нас и взяли.

– Нынче таких, как ты, брать не будут, успокойся. В первую очередь тех прихватят, кто за изнасилование да за убийство чалился. Ты для мусоров неинтересный.

– Думаешь? – с надеждой спросил Щуплый.

– Уверен.

– Дай пять! Обнадежил ты меня. За это и выпьем. Щуплый приканчивал уже вторую бутылку. Пора было бы ему и вырубиться. Или, может, это испуг нейтрализует алкоголь?

– Пей, чего сидишь, – сказал Песик. – Я тут с тобой долго волыниться не собираюсь.

– А т-ты с-сам почему не пьешь? – язык Щуплого уже начал заплетаться.

– Да расхотелось что-то… Кончай за меня, если есть желание.

– А к-когда у м-меня желания не б-было… Обижаешь, друг…

Перед третьей бутылкой Щуплый сделал небольшой перерыв. Песика он узнавал уже с трудом, грозил ему пальцем и несвязно бормотал:

– Т-ты… это самое… с-сарай не запирай… Я п-по-том за к-косой приду…

– За какой косой? – не понял Песик.

– Это я, п-по-твоему, к-косой? – пьяно обиделся Щуплый. – Т-ты, падла, сам косой… Отвяжись от меня…

Пришлось Песику самому откупоривать бутылку и чуть ли не силой вливать ее содержимое в горло приятелю. «Если после такой дозы Щуплый и останется в живых, то ничего из случившегося сегодня уже не вспомнит»,– так полагал он.

Забросив пустые бутылки подальше в кусты, Песик засунул взятые у покойницы вещи в задний карман Щуплого и уложил его на скамейке лицом вверх. Если начнет вдруг блевать, так сразу и захлебнется. А теперь пора было сваливать. Менты и в самом деле могли начать облаву на всех подозрительных.

Прогулочным шагом выйдя из парка, Песик отыскал исправный телефон-автомат и набрал номер дежурной части райотдела милиции. Когда на другом конце сняли трубку, он гнусавым голосом сообщил:

– В парке на скамейке сидит какой-то опасный тип – матом выражается и к прохожим пристает. Просим принять срочные меры. Заранее благодарим.

Так уж получилось, что в течение одних суток талашевские обыватели были поставлены на уши два раза подряд: сначала зверским убийством на берегу речки, а потом необычайно эффектными действиями правоохранительных органов, уже спустя несколько часов раскрывших это жуткое преступление. (Слух о том, что один из задержанных изобличен и улики слишком явные, распространился по городу тем же вечером.) Стражей закона, которых раньше или боялись, или ненавидели, теперь зауважали.