От имени Земли - Майк Манс

– Не защищай его! – сказал Дима Мари, навалившись на китайца. – Как можешь ты быть на его стороне после того, как он врал тебе, оболгал меня? После того, как он теперь за моей спиной пытается увести тебя? После того, как он чуть не убил меня? Да я практически уверен, что авария – его рук дело!

Враг. А как ещё назвать его? Это подлая ложь. И только Враг может так откровенно лгать. Чжоу Шан никогда никому не делал зла. Он не уводил Мари. И точно никогда не устраивал диверсий.

– Дима, это ты увёл её, а не я! И я ничего не делал, не смей сам клеветать на меня! – ответил он Волкову, однако, сам чувствовал, как голос его дрожал. Он не хотел драки – только хотел образумить Мари, показать ей, какой этот человек – варвар.

Волков замахнулся, и Чжоу зажмурился и отвернулся. Бей, свинья. Пусть она увидит, кто ты есть на самом деле. Он не боялся пострадать, если глаза Мари раскроются.

– Нет! Не трогай, так нельзя! – прозвучал её голос. – Дима, чёрт возьми, мне больно, прекрати!

Он открыл глаза и увидел, что Нойманн держит Волкова за руку, не давая тому ударить. А русский пытается оторвать её руку от своей. Если так продолжится, то пострадает не только Шан, пострадает и сама девушка. Парень вспомнил сон, где Волков бьёт Мари до крови. Нельзя допустить подобное. Китаец проскользнул мимо Мари и ушёл в сторону дежурки, хотя его вахта ещё не началась. Чтобы не показываться Джессике на глаза, Чжоу решил поторчать в шлюзовом помещении и стал ходить по нему кругами, ждать и думать.

Любил ли он Мари настолько, чтобы сражаться за неё? Когда раньше он думал о том, что нравится ей, Шан никогда не пытался анализировать глубину собственных чувств. И когда осознал, что Волков увёл её, был невыспавшимся, злым из-за вечерней ссоры, отчего эмоции многократно усилились, и ощущение пустоты из-за того, что Нойманн выбрала другого, да ещё и врага, казалось неимоверным.

Любил ли он Мари настолько, чтобы отпустить её? Когда он начал её ревновать, то сделал ей больно. Подставил Волкова, слукавив насчёт его отношений с Мичико. Стоило ли так поступать? Тогда казалось, что да, вполне справедливая месть. Теперь же, когда русский чуть не надавал ему по морде, Чжоу спрашивал себя: а как бы поступил ты в такой ситуации? Он представил, что это у него отношения с Мари, а русский врёт, говорит, что застал Шана с другой – то есть делает ей больно своей ложью. Мысль настолько ярко пронзила сознание, что китаец на секунду представил, что так оно всё и было. Так всё выглядит логично: он на стороне добра, а враг на стороне зла. Однако, в итоге получилось наоборот. Конкретно в той ситуации на стороне зла был он, Чжоу Шан. А так нельзя, Чжоу не должен быть злом, он – добро.

Любил ли он Мари вообще? Сейчас парень столкнулся с ней на кухне, что чуть не привело к драке с Волковым. Перед этим немка рисковала жизнью, чтобы спасти Диму. Он же сказал, что не стоило этого делать, и признался, что вся ссора с русским произошла из-за неё. А Нойманн ответила, что и не любила его никогда. Как реагировать? Она же должна была быть с ним. Он должен был быть с ней. Так Чжоу планировал. Так видел будущее. Сейчас же Шан думал. Теперь ему казалось, что, вероятно, он сам убедил себя в том, что нравится девушке. Просто потому, что она была достаточно милой, чтобы работать с ним в паре и слушать его. Потом Шан решил, что и она ему нравится, раз уж он нравится ей. Складывалось впечатление, что чувства держались на самообмане и привычке строить планы на много лет вперёд. Сегодняшние эмоции были скорее последствиями разрушенных планов, а не переживаниями после потери любимой.

Точно так же Чжоу горевал, когда не смог в девятом классе поехать в Венгрию на олимпиаду, потому что его учитель заболел и не пришёл на встречу оргкомитета, не стал отстаивать его участие в команде. Тогда Шану казалось, что он ненавидит преподавателя, и того мальчика, которого взяли в команду вместо него, и того дурня из министерства образования, который всё это так криво организовал. Он тогда плакал и искал на ком сорваться. В итоге учитель так и не понял, кто ему засунул таракана в коробку с завтраком.

Китаец понял, что не любил Мари настолько, чтобы драться за неё. Понял, что не любил её настолько, чтобы отпустить. Понял, что вообще её не любил. И это, с одной стороны, облегчило его состояние, а с другой стороны, нахлынувшая внезапно пустота сдавливала и ломала кости, рвала сердце на части. Так что, когда Джессика спустилась вниз, он был рад возможности поскорее занять её место.

– Привет, Шан, ты уже здесь? Я собралась тебя искать, – улыбнулась она. Настолько тепло, насколько возможно после шестичасового дежурства.

– Привет. Да, пойду выполнять долг, – парень улыбнулся в ответ, но боялся, не разглядит ли Хилл пустоту внутри него за дежурной улыбкой.

Войдя в дежурку, он выключил свет, откинулся на кресле и стал размышлять. Кресло было тёплое, а в воздухе пахло Джессикой. Лучше бы он выбрал её, а не Мари. Джесс тоже симпатичная, не хуже немки. А теперь получается, что у него и выбора особого нет – либо она, либо японка. Хотя, последняя вроде нравится французу, а тот такой же пылкий, как и русский, так что ну нафиг.

Шан встал и нагнулся к иллюминатору над столом. Стояла ночь. Тусклый фонарь освещал центр лагеря, коридоры между модулями и ровер, стоящий возле каких-то двух пластиковых контейнеров – с уличным оборудованием и с камнями, собранными Мари. Опять Мари. Ну и бог с ней, пусть будет с этим Волковым. Он приложит её пару раз, а потом она от него уйдёт. Но Чжоу Шан не станет ждать, он тебя больше не любит и больше не любит уже давно. Стоит ли сейчас сосредоточиться на англичанке?

Стой, Чжоу. Ты просто жалок. Ты не можешь вот так просто взять и решить, кто тебе нравится. Ты должен осознать это через боль, через чувства. Не будь математиком и инженером при общении с женщинами. Ты просто робот, Чжоу. Решил назначить себе новую цель, заменить Нойманн на Хилл? Достойно, нечего сказать.