Генрих Эрлих Штрафбат везде штрафбат Вся трилогия о русском штрафнике Вермахта - Генрих Эрлих

Из здания вышел офицер, колонна солдат потянулась куда–то вправо вдоль здания. Тот, кого назвали Серегой, задержался у крыльца.

— Есть ли чего–нибудь пошамать? — спросил он.

— Завались, — ответил Грицко, — пойдете на зачистку, наедитесь от пуза.

— На вот пока, перекуси. — Сидевший эсэсовец сунул руку вниз, вынул откуда–то банку консервов, ловко вскрыл ее большим тесаком.

Потянуло запахом специй. Брейтгаупт повел носом. Эсэсовец заметил, понимающе усмехнулся, вновь запустил руку вниз, повторил операцию.

— Держи, фриц, — сказал он, протягивая открытую банку, — мы добрые. — Он широко улыбнулся.

— Американская, — предупредил Юрген.

— Дареному коню в зубы не смотрят, — сказал Брейтгаупт и взял банку.

«Einem geschenkten Gaul sieht man nicht ins Maul.»

Это сказал Брейтгаупт.

— Вкусно, — сказал Брейтгаупт через какое–то время, — попробуй.

Юрген попробовал. Действительно вкусно. Он вычистил оставшуюся половину банки.

— Тут ночью налетели, как вороны, целая стая, сотня, не меньше. И большие, мы таких и не видали, — рассказывал тем временем Грицко. — Думали, бомбить будут, только потом сообразили, что это ж не Германия, что это англичане своим союзникам–полякам помощь прислали.

— Как долетели–то? — сказал Серега.

— А чё? До Берлина и Дрездена долетают, а до Варшавы не могут? Это им как два пальца обоссать. Тут же все близко.

— Долететь дело нехитрое, — рассмеялся сидевший, — а вот улететь!.. Мы тут парочку сбили (наши сбили, уточнил про себя Юрген), теперь уж не сунутся.

— Да и чё летать? — сказал Грицко. — Тут сам черт не разберет, как и куда сбрасывать груз, чтобы он к бандитам попал. Этот прямо к нам на головы свалился, едва отпрыгнуть успели. И чё делать с этой горой металлолома? — Он ткнул пальцем в сторону. Там навалом лежала гора карабинов неизвестного Юргену образца. — У них патрон нестандартный. Да и тех сбросили на час хорошего боя. Тьфу! Всего прибытку — две коробки тушенки.

— Парашютный шелк у них знатный, — добавил сидевший, — портянок нарезали.

— Все одно лучше нашей фланели ничего нет, — отмахнулся Грицко.

— Это точно, — поддержал разговор Серега, — только где ж ее взять?

— На зачистку пойдешь — добудешь, — сказал Грицко.

Непонятная «зачистка» звучала как припев в веселой песне.

— Эй, туда! — крикнул, вскакивая, сидевший до этого эсэсовец.

Юрген обернулся. В ворота, спотыкаясь на каждом шагу, входила группа из десятка немолодых мужчин интеллигентного вида, в пиджаках и галстуках. Один был в шляпе. Она поминутно падала на землю. Мужчина нагибался, поднимал ее и водружал обратно на голову. Остальные были, вероятно, не такими упорными. Они давно потеряли свои шляпы. Они лишь болезненно вздрагивали, когда следующие за ними охранники били их прикладами, а то и дулами ружей в спины и в бока.

— И вы проходите, — сказал Юргену эсэсовец, — третий этаж. Драй этаж, — он показал три пальца.

Когда–то давно, два или даже четыре дня назад, это был госпиталь. Госпиталь какого–то святого. Имя святого, выведенное лепниной над входом, было стерто разрывом артиллерийского снаряда. От госпиталя остался только морг. Он был во внутреннем дворе. Юрген увидел его, когда выглянул в окно. У стены штабелем в несколько рядов лежали тела. Там и тут белели бинты перевязок. Верхний ряд тел алел свежей кровью. Белое и красное. Возможно, убитые не были бунтовщиками. Но они стали ими.

Угол двора был завален разбитыми кроватями. Их, наверное, выбрасывали из окон с верхних этажей. Теперь окна были предусмотрительно закрыты. Сквозь стекла было видно, как внутри двора студенисто подрагивает тяжелый смрадный воздух.

Юрген отвернулся и быстрым шагом направился к двери, возле которой застыл охранник в эсэсовской форме с одним «кубарём» в петлице. Охранник окинул их внимательным взглядом, показал жестом, чтобы они закинули автоматы на спину. Юрген усмехнулся про себя: какие предосторожности! Но автомат закинул и вошел в распахнутую охранником дверь.

Это был кабинет. Три высоких окна были заложены на треть высоты мешками с песком. У среднего окна стоял резной двухтумбовый стол. За ним сидел мужчина в черной эсэсовской форме с серебряными витыми погонами и тремя серебряными дубовыми листьями на обеих петлицах. На левом кармане кителя висел Железный крест. На столе у правой руки лежала фуражка с большой кокардой. На высокой тулье раскинул крылья орел. Мужчина был немолод. Аккуратно причесанные волосы, пухловатые щеки, тяжелые верхние веки, наплывающие на глаза. Тяжел был и взгляд, который он вперил в вошедших.

Юрген невольно подтянулся, встал по стойке «смирно», четко отдал честь.

— Господин генерал! — Юрген плохо разбирался в знаках отличия СС, поэтому выбрал «генерала». С «генералом» не промахнешься, особенно если обращаешься к полковнику или как там у них в СС. — Ефрейтор 570–го ударно–испытательного батальона Юрген Вольф. Рядовой Брейтгаупт. — Юрген повел головой в сторону Брейтгаупта, избавляя его от представления. — Сопровождаем подполковника Фрике, начальника сборного лагеря испытательных батальонов вермахта. Проводим рекогносцировку.

Кажется, он сказал все ключевые слова. Юрген замолчал.

— Продолжайте, — сказал мужчина, — расскажите, откуда вы, как добрались, что видели, как к нам попали.

Несколько недоумевая, Юрген приступил к докладу. Генерал слушал очень внимательно, покачивая иногда головой. Потом он вдруг рассмеялся.

— Не о том говоришь, солдат! — сказал он на чистейшем русском языке. — Я тебя просил рассказать, откуда ты, а ты мне какие–то байки травишь. Да я и сам догадался! У тебя среднерусский акцент. Но ты немец, это факт. Выходит: поволжский немец. И пару словечек ты употребил старых, так в Германии уже давно не говорят. Ну что? Прав я?

Тренировка у подъезда не пропала даром. Юрген даже не вздрогнул, услышав русскую речь. Продолжал стоять истуканом.

— Не хочешь говорить, черт с тобой! — сказал генерал по–немецки и вновь перешел на русский. — Да будь кем угодно! Русский, украинец, немец, поляк — мне все равно! Хоть вообще не говори по–немецки. Хоть не сражайся за Германию. Лишь бы сражался против большевиков!

Последнее он говорил не для Юргена. У него были другие слушатели. За длинным столом у стены сидели, развалившись, несколько офицеров в эсэсовской форме. Стол был плотно заставлен бутылками с вином и водкой, фарфоровыми блюдами с мясом и зеленью, высокими фужерами и старинными кубками. Этими кубками офицеры и принялись стучать по столу, громко приветствуя слова своего главаря: «Да! Любо! Смерть жидам!» Во все стороны летели брызги вина и слюны.