Женщины Цезаря - Колин Маккалоу

Сегодняшний созыв Плебейского собрания был особенно многолюдным. С прежними плебейскими трибунами простились довольно мило. Лабиену и Руллу достались все лавры. После этого началось само собрание.

Первым взял слово Метелл Непот, что никого не удивило. Катон решил быть оппонентом. Тема выступления Непота была злободневной — казнь граждан без суда; речь — великолепной. Оратор переходил от иронии к метафоре, потом к гиперболе.

— Поэтому я предлагаю провести плебисцит, такой мягкий, благосклонный, ненавязчивый, что, вероятно, все присутствующие согласятся со мной и сделают мое предложение законом! — сказал Непот в заключение длинной речи, которая заставляла аудиторию то плакать, то смеяться, а порой и задуматься. — Никаких смертных приговоров, никаких ссылок, никаких штрафов. Коллеги, все, что я предлагаю, — чтобы любого, кто казнит римских граждан без суда, навсегда лишать права выступать на публике! Разве это не справедливо? Разящий голос умолкает навсегда, у безъязыкого нет больше власти над массами! Вы согласны со мной? Вы согласны заткнуть рты чудовищам, одержимым манией величия?

Марк Антоний руководил аплодисментами, которые, как лавина, обрушились на Цицерона и Катула. Только голос Катона смог перекрыть их.

— Я налагаю вето! — выкрикнул он.

— Чтобы защитить свою собственную шею! — презрительно сказал Непот, когда рев стих и все могли слышать, что последует. Он посмотрел на Катона сверху вниз нарочито удивленно. — Да от нее, кажется, немного и осталось, Катон! Что случилось? Ты забыл заплатить шлюхе или это ей пришлось дать тебе немного денег, чтобы у тебя что-то шевельнулось пониже пупка?

— Как ты можешь называть себя аристократом, Цецилий Метелл? — спросил Катон. — Ступай домой, Непот, ступай домой и промой хорошенько свой рот! Почему на священном собрании римлян мы должны слушать отвратительные инсинуации?

— А почему мы должны подчиняться сомнительному сенаторскому декрету, дающему кое-кому право казнить людей, которые намного больше римляне, чем сами палачи? Я никогда не слышал, чтобы прабабка Лентула Суры была рабой или что у отца Гая Цетега свиной помет за ушами!

— Я отказываюсь принимать участие в соревновании по вульгарным выражениям, Непот! Ты можешь заниматься пустословием и кричать тут хоть до следующего декабря, пока не охрипнешь, — это ничего не изменит! — орал Катон. Полосы на его лице выступили темно-красными жгутами. — Я налагаю вето на твое предложение, и что бы ты ни говорил, это ничего не изменит!

— Конечно, ты налагаешь вето! Если бы ты не сделал этого, Катон, ты никогда больше не выступил бы перед публикой. Ведь именно ты уговорил сенаторов Рима стать дикарями! Неудивительно! Говорят, твоя прабабка была необразованной дикаркой. Вполне подходящая пара для глупого старика из Тускула! Для старика, которому следовало оставаться в Тускуле и чесать за ухом у своих свиней, а не ехать в Рим и чесать там за ухом у своей красотки!

«Ну, если это не спровоцирует сейчас драку, — думал Непот, — то ничто на земле не сможет вызвать ее! На его месте я бы уже дрался на кинжалах, врукопашную. Плебеи глотают оскорбления, как собаки блевотину, а это значит, что я побеждаю. Ударь меня, Катон, ну, дай мне в глаз!»

Катон не сделал ни того, ни другого. С героизмом стоика — и только он один знал, чего это ему стоило, — он повернулся и отошел вглубь ростры. На миг толпе захотелось выразить неодобрение при виде столь трусливого поступка, но Агенобарб опередил Марка Антония и начал неистово аплодировать этой великолепной демонстрации самоконтроля и презрения.

Луций Кальпурний Бестия спас победу Непота, начав очень остроумную атаку на Цицерона и его senatus consultum ultimum. Плебеи были в восторге, и собрание прошло энергично и очень оживленно.

Когда Непот решил, что аудитория уже пресытилась казнью римских граждан, он сменил тему.

— Кстати, о некоем Луций Сергии Катилине, — начал он тоном приятельской беседы. — От меня не ускользнул тот факт, что на военном фронте абсолютно ничего не произошло. Катилина и его так называемые противники рассеяны по Этрурии, Апулии и Пицену, отделенные друг от друга многими ласкающими слух безопасными милями. А кого же имеем мы? — спросил он, подняв правую руку с растопыренными пальцами. — Мы имеем Гортензия и его больной палец. — Он загнул один палец руки. — У нас еще есть Глиняшка Метелл из козлиной ветви. — Еще один загнутый палец. — Да, есть царь, Рекс, доблестный противник… кого? Кого? О, никак не могу вспомнить!

Остались незагнутыми большой палец и мизинец. Но выступающий не стал дальше перечислять и всей ладонью хлопнул себя по лбу.

— О-о, как я мог забыть моего собственного брата? Предполагалось, что он будет там, но он приехал в Рим, чтобы принять участие в акте справедливости! Думаю, мне надо простить его, озорника.

Эта реплика заставила выйти вперед Квинта Минуция Терма.

— К чему ты клонишь, Непот? — спросил он. — Какая беда случилась на этот раз?

— Беда? — Непот театрально отпрянул. — Терм, Терм, пожалуйста, не разводи костер под своей задницей, чтобы не закипеть! С таким именем тебе лучше подходит что-то тепловатое, дорогой мой! — щебетал он, хлопая ресницами под общий хохот плебеев. — Нет, мой сладкий, я просто хотел напомнить нашим замечательным плебеям, присутствующим здесь, что у нас есть какие-то армии, чтобы сразиться с Катилиной — когда они отыщут его. Север нашего полуострова — большая территория, там легко можно заблудиться. Особенно учитывая утренний туман в верховьях Тибра. Трудно даже найти место, чтобы опорожнить свои порфирные ночные горшки!

— У тебя есть какие-нибудь предложения? — грозно спросил Терм. Он героически старался подражать Катону, но Непот стал посылать ему воздушные поцелуи, и толпа захохотала.

— А, у меня есть предложение! — весело ответил Непот. — Я вот тут стоял и смотрел на лицо Катона — pipinna, pipinna! — и перед моими глазами вдруг мелькнуло другое лицо. Нет, уважаемый, не твое! Вон, видишь, там? Вон тот отважный человек, на цоколе, четвертый от края, среди бюстов консулов? Красивое лицо, по-моему! Такие светлые волосы, такие красивые голубые глаза! Не такие огромные, как у тебя, конечно, но все равно неплохие.

Непот поднес ладони рупором ко рту и крикнул:

— Эй, там, гражданин! Да, ты, в заднем ряду, как раз около бюстов консулов! Ты можешь прочитать имя? Да, правильно, этот, с золотыми волосами и голубыми глазами! Кто это? Помпей? Который Помпей? Ты сказал Manus? Magus? О-о, Magnus! Спасибо, квирит, спасибо! Его имя — Помпей Магн!

Терм сжал кулаки.

— Не смей! — зло крикнул он.

— Чего не сметь? — невинно спросил Непот. — Хотя признаю, что Помпей Магн смеет все. Разве найдутся ему равные в сражении? Думаю, нет. И сейчас он в Сирии, закончив все свои сражения, готовится возвратиться домой. Восток покорен, и Гней Помпей Магн — победитель. А про козлиных Метеллов и «царственных» Рексов такого сказать нельзя! Хотел бы я пойти на войну с кем-нибудь из них, а не с Помпеем Магном! Каких пустяковых противников они, должно быть, повстречали, чтобы претендовать на триумфы! Да я бы был настоящим героем, если бы отправился в поход с ними. Я мог бы быть как Гай Цезарь и прятать мои редеющие волосы под венком из дубовых листьев!

Непот поприветствовал Цезаря, стоявшего на ступенях курии Гостилия с венком на голове.

— Я предлагаю, квириты, провести небольшой плебисцит. Согласны ли вы достойно встретить Помпея Магна и дать ему специальное поручение — уничтожить причину, по которой мы все еще терпим этот бесконечный senatus consultum ultimum? Я имею в виду — надо бы вернуть домой Помпея Магна, чтобы он покончил с тем, что представитель козлиной ветви не может даже начать, — с Катилиной!

И опять раздавались приветственные возгласы, пока Катон, Терм, Фабриций и Луций Марий не наложили вето и на последнее предложение.

Председатель коллегии, наделенный правом созывать собрание, Метелл Непот решил, что сказанного и сделанного достаточно. Вполне удовлетворенный, он закрыл собрание и ушел, держась за руки со своим братом Целером. По дороге он жизнерадостно принимал аплодисменты развеселившихся плебеев.

— А тебе понравилось бы, — спросил Цезарь, присоединяясь к ним, — ходить лысым, когда твое родовое имя означает «пышноволосый»?

— Твой папа не должен был жениться на Аврелии Котта, — ответил Непот, не смущаясь. — Никогда не встречал ни одного Аврелия Котту, у кого к сорока годам голова не была бы похожа на яйцо.

— Ты знаешь, Непот, до сегодняшнего дня я не знал, что у тебя такой талант демагога. Там, на ростре, ты показал настоящий стиль. Они ели у тебя с руки. И мне так понравилось твое выступление, что я даже простил тебе выпад по поводу моих волос.

— Должен признаться, я ужасно повеселился. Однако мне ничего нельзя будет сделать, пока Катон на все налагает вето.