Братья - Селим Ялкут

Эпилог

Прошло четыре года, но Господь помог мне сохранить ясную голову и память. Потому и записываю подробно, от прошлого к сегодняшнему дню.

Тогда я был мухой, запутавшейся в паутине. Миновал день, еще один, я сидел, не сдвинувшись с места. Фреина ставила передо мной еду и уносила почти нетронутую. Зашли люди из городского Совета, с просьбой помочь в разрешении какого-то дела. Я отказал, ссылаясь на плохое самочувствие.

Я искал выход. Спасительная мысль не показалась мне поначалу стоящей. Но ничего другого не оставалось. Я отправился в дальний район Иерусалима, нашел нужное место и оставил на стене знак. Вокруг было пусто, и все происходящее могло показаться детской игрой. Я сделал отметину на черной от сажи стене, отряхнул руки от мела, и вернулся домой без надежды на успех. Еще день миновал, а потом у дверей дома появился тот самый старик. Теперь меня не нужно было звать, я поспешил следом, насколько позволяли ноги. Я попал в ту же комнату, и встретил в ней старого знакомого с той же приветливой улыбкой и внимательными глазами. Время здесь будто остановилось, и я почувствовал себя легко и спокойно, впервые за последние дни. И поверил, что мне удастся выбраться.

— Я хочу незаметно исчезнуть из города. Совсем, навсегда. Почему? Ищу уединения и покоя.

Он помолчал. — Ты сам?

— С женщиной.

— И хочешь исчезнуть без следа… — повторил он. — Что еще?

— Этого достаточно.

— Подожди здесь. Пока отдохни.

Как в прошлый раз, слуга принес мне воду и сладости, и я послушно сидел, дожидаясь решения своей участи. Время тянулось медленно, и прошло его немало, прежде чем мой хозяин не объявился снова.

— Завтра мимо твоего дома пройдет человек. Ни о чем не спрашивай, просто положи на осла, что хочешь взять с собой, и отправляйся следом. Близко не подходи. Постарайся не попадаться на глаза знакомым, если хочешь уйти незаметно. Возьми только самое необходимое. Ты должен успеть, пока не закрыли городские ворота. Дальше будет проще. Главное, чтобы стража не обратила на тебя внимания. Ближе к вечеру там много народа, это подходящее время. Бродяги, нищие, мало ли кто. У тебя должно получиться. — Старик глянул лукаво. — Дальше будет просто. Этот человек будет проводником, он поможет вам добраться до монастыря. С настоятелем найдешь общий язык. По моему, это то, что ты хочешь.

Я поблагодарил, и готов был идти. — Нет, не все. Тебе понадобятся деньги. Проводнику нужно заплатить. Он — надежный человек.

Деньги, от которых я отказался в прошлый раз, теперь оказались кстати. И дальше все было, как сказано. Мы незаметно выбрались из города. Странное чувство, провести в нем столько лет и покинуть вот так, скрытно, в один день. Тогда я не думал, что вернусь. Вместе с караваном мы шли двое суток, покинули его в районе Мертвого моря и двинулись в направлении гор. Проводник опасался кочевников, изрядных разбойников, хотя есть договоренность между всеми нами, и у нас было, чем откупиться. Счастливо мы добрались до монастыря, стоящего на кругом откосе горы, первые монахи селились здесь в пещерах, пока не выстроили для своих нужд обитель, похожую на крепость. Мы провели вечер и ночь под стенами, а на рассвете я зашел внутрь.

Проводник оставался с нами еще несколько дней, дожидаясь подходящего случая, время от времени монахи отправляются в Иерусалим, на ярмарку с изделиями своего труда. Немалая дань достается местным вождям, зато товар цел. Тогда меня это мало интересовало, ведь я собирался остаться здесь до конца своих дней.

Так поначалу и было, я стал привыкать к однообразной и скудной жизни и был ею доволен. Суждения древнего царя Соломона пришлись мне по вкусу, я отрешился от суеты, пустыня и звезды над ней располагали к размышлению. Мысли о собственной смерти здесь легки, как игра, небо рядом, готовое поглотить то, что отпустит немощная плоть. Стоит только поднять руку и дотянуться. Оно ждет. Все это кружило мою голову. Но случилось иначе, и ожиданиям мечтательного ума не дано было сбыться. Спустя два года здешней жизни Фреину укусил ядовитый паук, когда она собирала хворост для печи. Она умерла, несмотря на все усилия монастырского лекаря, и мои жалобные стенания. Я похоронил ее, выбрав место, где буду лежать сам в обществе нескольких бродяг, недопущенных на монастырское кладбище. И остался один. Перебрался в монастырь и устроился при местной библиотеке, добавив в нее несколько вывезенных из города рукописей. Мне повезло. Я был знаком с отцом Викентием — каноником Церкви Святого Гроба. Со здешним настоятелем они приятели, и он взял меня под свое покровительство. Казалось бы, пора успокоиться, но я, как ни удивительно, обрел желания. Все это время я не имел никаких вестей из города, и мой интерес узнать, что там, стал крепнуть.

И я собрался в дорогу. В городе есть постоянное место, где ночуют наши люди, и настоятель разрешил им воспользоваться. Весь путь мы проделали пешком. За время, проведенное в обители, я поздоровел, хоть высох почти до костей, так что путешествие не оказалось для меня в тягость.

Мое городское жилье оказалось занято. Я прошелся по улице, рискуя привлечь внимание бывших соседей, и отправился дальше. И в доме Раймунда теперь жили другие люди. Это меня удивило. Я раздумывал, как быть, пока не вспомнил, Карина часто бывала в армянской церкви. Там должны знать.

По старой привычке я не смог миновать дом Миллисенты и присоединился к нищим, дожидающимся у ворот появления хозяйки. Миллисента раздавала милостыню, таков издавна заведенный порядок. Она недавно овдовела, так я услышал из разговоров, беспутный муж свалился с лошади и сломал шею. Нечему удивляться. Бог хранит пьяниц, но, видно, и ему не хватило терпения. С виду Миллисента постарела, но держалась твердо, не сгибая спины. Приметы возраста сказывались в скованных движениях и осторожной походке, лицо я не смог, как следует, разглядеть из-за невиданных размеров шляпы, Миллисента придерживала ее, садясь в повозку. Эта женщина придает большое значение нарядам, чтобы выглядеть достойно. Как было прежде, так и сейчас. Похвальное свойство. Спутница Миллисенты — подруга или приживалка не отпускала ее руку. Волосы цвета вороного крыла, окутывали белое, отечное лицо. Она казалась испуганной или больной, последнее даже вернее. Обе торопились отделаться от попрошаек. Охранники не подпускали тех близко, раздавали монетки, остатки еды, и, пока нищие делили добычу, женщины укатили. Неожиданно я испытал жалость при виде постаревшей Миллисенты. И тут же образумил себя. Она бы не одобрила. Женщины, подобные Миллисенте, — редкость, они живут не сдаваясь перед возрастом, болезнями и самой смертью. Пусть остается, кем всегда была в моей памяти — высокомерной и гордой, не сгибаемой перед обстоятельствами судьбы. Сам же я опустил капюшон плаща и постарался остаться неузнанным.

Вслед за женщинами я пошел на городскую площадь. Ярмарка в эти дни меньше обычной. Мы, добравшись издалека, увы, узнали об этом только сейчас. Народа убавилось, король со своими людьми ушел в поход. Куда-то на север, подробности меня не интересовали, здесь всегда есть на ком проверить оружие. У торговцев вином стало меньше работы, я постоял рядом, поглядел, почесал в затылке и утолил жажду водой из фонтана. Вот что время и обстоятельства делают со старыми привычками.

Потом я долго сидел на церковном дворе. Время шло, а я все никак не мог насладиться тишиной и покоем, отрешенностью от мирских страстей, будто Некто (не сочтите за богохульство), кто выше и сильнее, самолично обозначил эти места, где можно укрыться от невзгод, прежде чем вернуться, если есть желание или велит долг, в извечную суету.

Я хотел, чтобы на меня обратили внимание и знал, что не останусь незамеченным. Никто не подходил, меня не спрашивали, не торопили, а я всё ждал. Я даже обнажил голову, рискуя получить солнечный удар, чтобы быть узнанным. Так я провел несколько часов и ушел ни с чем. Я вернулся на следующий день. И не ошибся, Карина взяла меня за руку, едва я переступил порог. Она сильно изменилась. Черты лица потеряли определенность, она расплылась, поседела и выглядела не слишком опрятной. Только глаза остались прежними, в них был свет. Мы взялись за руки, как давние друзья, и просидели так до конца встречи. Она была с сыном, тот превратился в прилежного отрока, овладевающего ученой премудростью. Карина доверяет воспитание здешним пастырям. Как бы не сложилась ее судьба, за сына она может быть спокойна. Вначале мальчик послушно сидел рядом, а потом отправился обследовать цветники, которыми покрыто подворье. — Он не скучает без сверстников, — объяснила мне Карина, — и не любит шумных игр… Она рада. Достаточно с нее мужа, который оставил службу и примкнул к ордену. Раймунд не прошел посвящения, подобно Товию, но почти все время проводит с этими людьми. Сейчас они отправились в поход. Оставаться одной тревожно. Потому Карина переселилась сюда, поближе к церкви, буквально, по соседству с домом, где она выросла и откуда бежала. Все возвращается на круги своя. Так мы беседовали, Карина — единственный человек, который связывает меня с прошлым. Сейчас она рассказывая обо всем, что случилось за эти годы, ждала моей исповеди, а я сомневался…