Братья - Селим Ялкут

Михаил молчал.

— Это память об оскорблении, о мучениях. Отплати за меня, а я заплачу тебе. Ты не пожалеешь.

— Как отплатить?

Грек пожал плечами. — Как платит мужчина.

— А ты сам?

— Я торговый человек. Это не для меня. Тебе нужны деньги. Каждый получит свое…

Тогда же он прокрался в монастырь, и долго сидел возле Мати. Держал ее руку и почти незаметно пожимал ее, посылал сигнал. И она отвечала ему рукопожатием. Это было так, они переговаривались. Он заглядывал ей в глаза, но для слов было еще рано, хотя ему казалось, она пытается выговорить. И наконец. Его имя. Он так хотел, и вышло именно так. Может быть, неделя или две. Не больше. Она почти здорова. Он обязательно дождется. И они решат, как быть дальше.

Спустя день он пришел к греку, он был готов.

Хроники

Вступление короля Болдуина II пришлось на благополучные времена. Теперь у нас не осталось врагов. Мир с Сирией прочен, как никогда прежде. Приморские города перешли под власть креста. Мы получили новые гавани для ввоза товаров и пополнения людьми. Каждый, кто пожелает молиться на родине земной жизни Христа, может сделать это беспрепятственно. И это теперь, когда силы наших врагов множатся день ото дня. Путь из Константинополя, как всегда, сулит трудности, язычники перехватывают и уводят в рабство людей, идущих нам на подмогу. На море тоже неспокойно, но теперь, когда мы расширили свои владения, можно объявить пиратам настоящую войну. Такова наша жизнь. Здесь каждый выбрал свою участь и вручил себя в руки Господа.

Город с каждым днем все больше заполняется людьми, колонисты съезжаются со всей Палестины, принять участие в празднествах, под которые отведен целый месяц. Благодаря нашим победам, мы можем себе это позволить.

Злодеяние омрачило приготовления к празднику, был ранен советник Жискар. Каждый день он без отдыха объезжал город, чтобы собрать налоги и наполнить казну. Злодей поджидал в одной из самых узких улиц, где лошади идут чередой и не иначе. Жискар, как всегда, был впереди. Негодяй спрыгнул с крыши, нанес удар и скрылся в переулке. Люди Жискара не успели опомниться, его лошадь перегородила путь и помешала организовать погоню. Борода и шапка не дали разглядеть лицо, злодея не удалось схватить, вся надежда на самого Жискара, если ему суждено оправиться от ранения. Работа Жискара навлекла на него злобу и гнев многих, думающих только о собственной выгоде. Для города его упорство принесло большую пользу. Кто придет на его место, решит король.

Артенак

Едва я успел узнать о нападении на Жискара, как ко мне пожаловал служитель из госпиталя. Жискар просил навестить, и я отправился немедленно. Жискар не мог повернуть голову, шея и грудь были забинтованы, он превратился в большой, туго спеленутый кокон. Лежать Жискар не мог, и, сидя, беспокойно двигал плечом, горб доставлял ему дополнительное неудобство. Вопрос мой был понятен. Кто и зачем?

— У сборщика налогов много врагов. И нет друзей, тех, которым можно верить. — Я отмолчался, а Жискар продолжил, хоть не без труда. Он был очень бледен. — Ты ничем не торгуешь. И не богат. Ты ведь не похож на других, советник. Я слышал, ты увлекаешься философией. Жаль, что мы не могли поговорить прежде.

— И сейчас не поздно. Скажи, кто это был?

— Я сказал, у сборщика налогов много врагов.

— Но ты подозреваешь кого-то?

— Он ударил сзади. Ловок черт. Но думаю, не привык убивать.

— Зачем позвал?

— Хотел видеть, кто знает, когда теперь… Ты удивлен? Думаешь на Жоффруа? Нет, вряд ли. Хоть он рвется забрать со склада товар. Не выйдет. Пусть сначала расплатится. А тебе, советник, тоже стоит поберечься. Наступают трудные времена.

— Ты думаешь бароны? Дю Беф? Люди, которым не по душе новый король? И твоя неподкупность.

— Дю Беф отбыл свое. Но есть, кому его заменить.

— Откуда знаешь?

— Мы из одних мест, и у меня остались уши, чтобы слышать.

— Ты хотел остановить их?

— Не знаю, хватило бы у меня сил. Тем более сейчас.

— Для чего рассказываешь мне?

— Я хочу, чтобы ты знал. Ты ведь ведешь свои хроники. Пусть останется и мой голос. И еще. Мой совет, если ты готов его принять. Не доверяй никому. Ни-ко-му. Если мне суждено встать, мы поговорим еще раз. А теперь, прошу, пусть зайдет лекарь. Я очень устал.

Жискар дышал тяжело. Было видно, разговор дался ему с трудом. Лежать он не мог, полусидя, свесил голову с кровати, как будто припал к роднику. Торчащий горб придавал ему сходство с каким-то уродливым зверем… — Мне повезло. — Жискар повернул голову и снизу вверх уставился на меня. — Повезло. Этот человек не умеет убивать… Но зачем? — и Жискар вновь уткнулся носом в пол.

Спустя пару дней я посетил Миллисенту. Она с трудом скрывает радость. — Это ученость сделала его таким. Злой, неприятный человек. Он хочет, чтобы все жили по его правилам.

— Возможно, они не столь плохи.

— Добродетель нельзя навязать силой.

— Вас могут заподозрить в нападении. — Предупредил я. — Хоть сам Жискар уверен, это не так.

— Я не скрываю, мы — враги. Но одно дело — желать смерти, другое — убить. И зачем? Я рассчитываю на правосудие. Все, что осталось от грека, наше. Как он смеет.

— Именно поэтому вас могут обвинить.

— Мы не станем нанимать убийц.

— Могут подумать на нашего протеже.

— Исключено. Я слежу за ним и знаю, где он бывает. — Миллисента неприятно усмехнулась. — И что ему делить с этим Жискаром? Михаил беден, как церковная мышь.

— Полностью с вами согласен.

Зашла женщина, зашептала Миллисенте в ухо, поглядывая в мою сторону. Лицо Миллисенты менялось, я понял, что мне предстоит услышать нечто важное.

— Ну вот, Жискар умер. Да-да. Начал вставать, упал и умер. — Миллисента замолчала, наслаждаясь моей растерянностью. — Было бы слишком благодарить убийцу. А теперь… Муж уже послал людей, забрать все, что нам причитается, и в чем нам отказывал этот несносный. Жизнь для наших женщин, скажу вам, советник, здесь очень трудна. Жискар не хотел понимать. А ведь чего хочет женщина, не иначе, как сам Бог услышал наши молитвы…

Я не стал оспаривать эти слова, откланялся и ушел.

Михаил

С того дня прошло три недели. Грек расплатился, но остался недоволен: — Если бы выжил проклятый, пришлось бы начинать сначала. Это тебе за все сразу. Как обещал.

Так Михаил разбогател. Можно было действовать. Пока он выжидал, не покидая дома Жоффруа, и старался почаще попадаться на глаза его обитателям. Сведения о раненом Жискаре и его смерти он узнавал из домашних пересудов. Он набрался терпения, но неожиданно все разрешилось. Неизвестный был захвачен во время свершения схожего преступления и обвинен в обеих сразу. Сомнений не оставалось, хоть сам злодей был убит, и ничего уже не мог рассказать. Он так и остался безымянным, и занесен в Иерусалимские хроники именно так: Иерусалимский убийца. Кто знает, какие новые преступления были у него на уме? И с какой целью? Это осталось тайной. Но волнения в городе стихли, готовились праздники по поводу коронования нового короля, который по счастливому совпадению (об этом много говорили) носил то же имя и теперь именовался — Болдуин второй.

Пришло нужное время. Знакомой дорогой Михаил прокрался в беседку, обошел глубокое кресло, в котором отдыхала Мати, и застыл, изумленный. Перед ним сидела женщина с большой копной черных, как смоль, волос. Только приглядевшись, он узнал свою подругу. Опустился на колени, заглянул в лицо. Слабая, застывшая, безразличная улыбка встретила его, и ничего больше. — Что с тобой? — Он простонал и тронул руками жесткие, чужие волосы. Провел рукой, волосы поползли вверх, открыли коротко стриженную голову. Лицо было очень бледным, почти белым. Она подняла глаза, взгляд оставался пустым.

У него перехватило дыхание. Он едва успел откликнуться на звук шагов и занял привычное место под полом беседки. Это явилась Миллисента. Она недолго командовала там, наверху, потом приказала сестрицам уйти.

— А теперь ты. Выходи. Я знаю, где ты прячешься. — Миллисента пристукнула ногой по полу.

— Вот мое решение. — Объявила она, когда потрясенный Михаил вернулся в беседку. — Мати будет тебе верной подругой. Надеюсь, на этот раз ей повезет. Ты ведь этого хотел? Зачем прятаться и ждать? Король ответил согласием на приглашение посетить наш дом. Ты выступишь перед ним, и мы тут же объявим о свадьбе. Надеюсь, Мати станет получше, но она и так хороша, не правда ли? Будете жить рядом с нами, в доме, откуда выбрались венецианцы. Ты ведь бывал там, с черного хода. Теперь станешь хозяином. Это мой подарок. — Миллисента повела рукой в сторону застывшей Мати. — Вот видишь, она согласна. Спроси сам, ты этого хотел, не так ли?