Повелитель света - Морис Ренар
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И теперь уже «Ястреб», в свою очередь, без какой-либо видимой причины, ужасным образом накренился, подняв левое крыло… Было заметно, что герцогу д’Аньесу, пытающемуся маневрировать на полном ходу, никак не удается выровнять моноплан. Он так накренился, что, казалось, вот-вот упадет в до отказа забитую людьми бездну… Бездна издала хрип агонизирующей армии… а затем победоносный рык! «Ястреб» бросало из стороны в сторону, синие крылья его кренились то так, то этак, но второй вираж вернул ему прежнюю устойчивость, и он снова ринулся в бой, в погоню за «Пролетарием».
Приветственные возгласы, сопровождавшие их пролет, стали мало-помалу стихать. Все повернулись, чтобы посмотреть, как они исчезают вдали. Женщины тем временем подносили к ноздрям флакончики с солью. То тут, то там слышалось: «Боже, как же я струсила, дорогая!» Гудели, сигналили, посвистывали автомобили, которым не терпелось поскорее выбраться за пределы Пантена[54].
Но что произошло? Быть может, воздушные струи за винтами смешались одна с другой? Или всему виной был некий воздушный поток?..
Комментарии, как и водится, набирали ход, когда вдруг раздался неясный шум: жуткие стоны, удары, страшная суматоха…
Все взгляды обратились к террасе Ганноверского павильона. Там образовалась такая давка, что людей бросало друг на друга. В испуге они поднимали глаза; самопроизвольно оборвались телеграфные провода, и их падение вызвало панику. На каменной балюстраде началась сутолока, и теперь на украшавших ее скульптурных группах гроздями висели бросившиеся искать укрытие зрители.
Внезапно левая скульптура обрушилась вместе с облепившими ее вопящими людьми. Блок упал на тех зевак, что находились на тротуаре, пролилась кровь. На статуи забралось столько народа, что, казалось, и другие того и гляди обрушатся…
Но нет. Обрушились не они, но бутовые камни, куски гипса, которые, начав откалываться в одном и том же месте стены, изрешетили еле дышащих раненых новыми осколками. От пробоины в галерее этот адский источник разрушений спускался вдоль старой серой стены; медленная молния прорезала каменную кладку белой, глубокой бороздой…
А столпившаяся под стеной безликая людская масса в ужасе наблюдала за тем, как удлиняется эта ужасающая трещина… Она продолжала спускаться, обдирая ротонду, покрывая морщинами фасад, раскалывая окна, раздробляя метизы, засыпая камнями убитых и раненых… Когда она поравнялась с верхушкой росшего по соседству каштана, дерево содрогнулось, треснуло… эта, без огня и без грома, ленивая молния смяла листву, срезала ветви сверху донизу… А потом случилось нечто неописуемое.
Внезапно, прямо посреди перекрестка, раздался ужасный грохот, словно столкнулись поезда, и разразилась катастрофа, каких еще не знала история; все смешалось: разбивающиеся автомобили, падающие лошади, мертвенно-бледные кучеры, обезумевшие водители и окровавленные пешеходы, которые бесновались и разбегались во все стороны, вопя:
– Синяя угроза!
С крыш прилегающих зданий, однако, картина этой катастрофы виделась более отчетливо: все выглядело так, будто от улицы Шоссе-д’Антен до Ганноверского павильона растянулась полоса застывших, сплющенных предметов, откуда доносились приглушенные стенания, исходящие словно из-под земли, а по краям этой жуткой полосы, прочертившей перекресток по всей его ширине, были разбросаны части транспортных средств и тела пострадавших – с лицами растерянными и перекошенными судорогами.
Сгрудившиеся на ступенях лестниц зрители разом вздрогнули. Некоторые принялись отчаянно жестикулировать, большинство же просто оцепенело от страха и изумления. Никто не высказывал своих опасений вслух, и все же по толпе пронесся гул, чем-то напомнивший самум среди баобабов. То тут, то там слышался женский плач и всхлипывания.
О чем люди думали? В первые мгновения – ни о чем конкретном, но спустя несколько секунд паники свидетели произошедшего начали сыпать догадками одна нелепей другой.
Помимо всего прочего, в случившемся винили «затвердение воздуха», некое «магнитное препятствие», толстую хрустальную стену (чистейшего хрусталя), медленно опустившуюся поперек бульвара, а то и вовсе обычный театральный занавес, в который врезались все те бедняги, коим не посчастливилось в данную минуту оказаться на перекрестке.
Несмотря на весь этот разгром, приписанный Синей угрозе, нашлись и такие, которые устремились на помощь раненым… Но они натыкались на невидимую преграду, о которую ударялись со всей силы, – нечто отсутствующее, но непреодолимое. Казалось, они разбивали головы о воздух.
Полиции с превеликим трудом удалось протиснуться к месту происшествия. Один из офицеров приказал растащить в стороны разбитые автомобили и установил кордон из ажанов вокруг опасного участка. Разграниченное таким образом в длину пространство начиналось у Ганноверского павильона и заканчивалось уже на улице Шоссе-д’Антен, углубляясь в нее метров на десять. Вид людей в форме вселил уверенность и развязал языки.
Поднялся такой шум, какой не стои́т, наверное, и на собраниях революционеров. О гонке уже никто и не вспоминал; все говорили лишь о Синей угрозе.
Кареты «скорой помощи» и санитары с носилками, продравшиеся сквозь ряды этих крикливых спорщиков, добраться до пострадавших тоже не сумели – мешала непроницаемая завеса.
Прибывший на место трагедии префект полиции мало-помалу уже начинал терять уверенность, когда вдруг некий мсье, пробившись сквозь толпу зевак, попросил ажана проводить его к начальству.
Этот мсье был высок и статен. Рукав его украшала белая повязка официального комиссара, а к груди была прижата красная тетрадь. За ним следовал другой господин, облаченный в дорожный костюм. Кто-то узнал «комиссара». Имя его передавалось из уст в уста, в то время как префект полиции, сняв головной убор, готовился исполнить любые распоряжения господина Летелье.
Астроном тотчас же установил своеобразную диктатуру.
В надежде на его компетентность боязливая и бессильная толпа с радостью возвела его в ранг своего защитника.
Он степенно полистал красную тетрадь, а потом сунул в карман. Затем, сопровождаемый целой свитой официальных лиц, обошел неприступную зону кругом, постукивая по невидимой стене рукой…
Каждый его удар отдавался приглушенным звуком.
Один из ажанов последовал его примеру. Несколько приободренные, его товарищи также начали похлопывать по непроницаемой атмосфере, и вскоре уже весь кордон барабанил по стене, готовый в любой момент перейти к настоящей атаке. Этот поединок с невидимым соперником производил, однако, шум не меньший, чем промывная машина, и господин Летелье поспешил положить ему конец. Но и столь короткой всеобщей демонстрации оказалось достаточно для визуального выявления некоего невидимого, высотой в человеческий рост, большого тела. Зрители на верхних этажах уловили это с первого же взгляда, и, так как непостижимая трещина в стене павильона еще не стерлась из памяти, случившемуся быстро нашлось новое объяснение: «Что-то большое и продолговатое упало с неба, едва не
