Век - Фред Стюарт

Официант предложил им по-калифорнийски огромное меню.

— Итак, что вы думаете? Это вас заинтересовало?

— Я подумаю над этим.

— Мне бы хотелось заключить с вами предварительное соглашение о сотрудничестве, прежде чем я улечу в Нью-Йорк, то есть до воскресенья. Не окончательное соглашение, а соглашение, предусматривающее дальнейшее обсуждение. Мне очень хочется, чтобы переговоры продолжались. Не хочу быть антипатриотичным, но, если немцы потерпят поражение, что, по всей видимости, произойдет не скоро, и Париж вернется в бизнес высокой моды, мы утратим свои преимущества. А на то, чтобы все это привести в движение, потребуется не менее года.

— Это в самом деле звучит непатриотично. Непатриотично, как и вся эта чертовщина. Но я вам дам ответ к воскресенью.

— Хорошо. У них в меню есть диетический салат.

— Спасибо. Я возьму только порцию творога.

— По крайней мере ленчи обходятся вам недорого. Салат из цыпленка для меня и творог для миссис Кемп.

Официант взял меню и удалился. Эйб закурил еще одну сигарету и посмотрел на Габриэллу.

— Я понимаю, — сказал он, — что ваш муж пропал без вести.

Она медленно вращала стакан с содовой.

— Да, мы не знаем, где он, но, предположительно, он попал в плен, Японцы пока не публикуют списки военнопленных. В Вашингтоне тоже ничего не знают.

— Мне грустно это слышать. Я, гм, полагаю, работе не помешает, если…

— Вы имеете в виду, если он не вернется? Этого не произойдет. Он намерен вернуться. Я даже не допускаю такой мысли, что он не вернется.

— Я говорю об инвестировании в вас больших денег, Габриэлла. Поэтому я хочу просить вас обдумать и эту возможность.

Она смотрела только на свой стакан. «Ник, Ник… Вот я сижу и обсуждаю возможные сделки на миллион долларов в этом шикарном ресторане, а где же ты, во имя всего святого? Не страдаешь ли ты, мой любимый? Не предаю ли я тебя тем, что не страдаю так же, как и ты? Что они с тобой делают? О Господи, где же ты?»

— Да, — наконец сказала она, — если бы оказалось, что мой муж убит, я бы не могла ручаться за свое психическое состояние. Я его люблю больше, чем себя. Но поскольку я до некоторой степени все еще такая же, как прежде, вы можете представить себе, что я о нем думаю. Если с Ником что-нибудь случится, то я не уверена, что мне вообще захочется жить. Возможно, захочется. Возможно, я когда-нибудь свыкнусь с этим. Так что, наверное, я все же не тот человек, которого вы ищете. Вы хотите, чтобы я отказалась от вашего предложения?

Она смотрела на него, а он изучал ее. Ему нравилось то, что он видел и слышал. Ему все это нравилось. Она была из породы победителей, сомнений на этот счет быть не могло. Он это чувствовал, чутье до сих пор не подводило его. Она могла бы осуществить его дикий замысел. Он это чувствовал нутром.

Но еще существовал этот проклятый муж. Он слышал историю о том, как она свалилась на него, словно тонна кирпичей, как она никогда не смотрела ни на кого из мужчин… «Женщины, — думал он, — это проклятое бабье со своими дурацкими эмоциональными «пунктиками»…» И тем не менее они были его бизнесом, они его обогатили. А эта могла бы сделать его еще богаче.

— Быть может, мне тоже следует об этом подумать, — ответил он. — Мы оба подумаем. А потом поговорим в воскресенье.

— Вполне справедливо.

— Пока суд да дело, не переспать ли нам после обеда?

Она вся напряглась:

— Если это шутка, то отвратительная.

— Это не шутка. Ну так как?

Она встала и взяла свою сумочку со стола.

— Вы — грубиян, стяжатель и непатриотичный мерзавец, — сказала она довольно резко. — Можете забрать свой «высшего класса бизнес» и затолкать его в свою волосатую задницу.

Когда она вылетела из ресторана, он допил свой «мартини». «Она еще вернется, — подумал он. — Эта умная, но самонадеянная баба. Она-то знает, что я предлагаю ей дело на всю жизнь. Она вернется».

Эйб Фельдман в джунглях Седьмой авеню познал ту истину, что лучшей основой для партнерства может быть не взаимное доверие, а взаимное отвращение.

Когда Габриэлла вернулась в салон, насквозь промокшая от дождя, она раздвинула занавес, вбежала в мастерскую и разрыдалась. Розита подняла голову от шитья.

— Сеньора, что случилось? — воскликнула она.

— Да ничего, — всхлипнула она. — Ничего. Не обращай на меня внимания.

Она плакала не из-за оскорбительного предложения Эйба Фельдмана. Она плакала, чувствуя свою личную вину.

Так же, как она сильно скучала по Нику, так же, как она проводила мучительные от беспокойства ночи, тревожась о нем, так же, как она страстно желала прикосновения его крепкого теплого тела, так же, как она изголодалась по его любовным ласкам, на одно короткое мгновение она так же почувствовала соблазн пойти в постель с Эйбом Фельдманом.

В девять часов утра в воскресенье она кормила Ника-младшего на кухне своей брентвудской квартиры, когда зазвонил телефон.

— Алло?

— Габриэлла, это Эйб Фельдман. Вы со мной еще разговариваете?

Его тон был бесцеремонно резким и в то же время извиняющимся.

— Мой адвокат поговорит с вами вместо меня, — ответила она. — Его зовут Джордж Калкбреннер из конторы «Калкбреннер, Райс энд Уитман». Если вы намерены сыграть на моей психической неустойчивости, то поговорите с Джорджем Калкбреннером.

— Я знаю его. Он жесткий и упрямый человек.

— А вы сами? Если вам двоим удастся составить контракт, то я его подпишу. Может быть. А пока нам нечего сказать друг другу.

Он рассмеялся.

— Вы — деловая женщина. Вы мне нравитесь. Так мы что, в деле?

— Может быть. Мне, пожалуй, следовало бы сходить к психиатру только потому, что я вообще с вами разговариваю, вы, подонок, способный оскорблять женщин.

— Когда-нибудь вы все равно переспите со мной.

— Я бы скорее переспала с Адольфом Гитлером.

Она с силой бросила телефонную трубку. Закончив кормить Ника и уложив его в кроватку, она направилась в ванную комнату принять душ. Когда она намыливала свое тело, снова, как и всегда, ее мысли вернулись к мужу. Она желала его каждой клеточкой своего тела. Ее стало беспокоить то, как часто за последнее время ее мысли стали обращаться к сексу, как часто она стала смотреть на мужчин гораздо менее желанных, чем ее обожаемый Ник, как она могла только подумать о том, чтобы переспать с Эйбом Фельдманом…

Ник, Ник, Ник…

Она прислонилась к кафельной стенке душа, пустила горячий каскад воды.

Ее тело кипело от желания. Она съежилась от стыда, когда призналась себе, что ей хотелось мужчину. Не обязательно Ника, просто любого мужчину.

«О, Ник, — вопил ее мозг, — вернись скорее домой, ко мне, прежде чем я сойду с ума! Ты мне нужен, мой любимый. О Боже, как ты мне нужен! Приди скорее домой, ко мне, Ник… скорее…

Будь проклята эта дурацкая, поганая война!»

Глава 51

Переговоры между их адвокатами тянулись неделями. Тем временем она узнала еще кое-что из личной жизни Эйба. Его жена Марсия, с которой он прожил двенадцать лет, была привлекательной, хорошо одевалась и со всех точек зрения заслуживала уважения. У них было двое сыновей, которые учились в частной школе, и большой дом в Скарсдейле. Эйб уважения не заслуживал. О нем говорили, что он не пропускает ни одной юбки. После его предложения, сделанного ей во время их первой встречи, она снова и снова задавала себе вопрос, хотелось бы ей вести общее дело с таким человеком, как он. И все же заманчивость этой сделки была настолько велика, что она продолжала искать ответ на мучивший ее вопрос: может ли она позволить себе отказаться от деловых отношений с ним.

В один из жарких воскресных дней июля она проводила утро в бассейне тети Барбары. Она макала Ника-младшего в воду, когда заметила, что ее тетка вышла из дома и направилась к бассейну. Ник смеялся и шлепал ручонками по воде, обдавая брызгами мать. Габриэлла смеялась.

— Ой, да ты настоящий задира, правда? — сказала она. — Гроза бассейнов. Я тебя проучу!

И она еще раз окунула его, вынула и поцеловала. Ему это очень нравилось.

— Габриэлла.

— А вы что, не будете купаться? — спросила она тетю Барбару, которой очень шли широкие брюки и блуза, сшитая Габриэллой. Барбара Дэвид была одной из лучших клиенток своей племянницы.

— Попозже, дорогая. Ты не выйдешь из бассейна? Мне кое-что надо тебе сказать.

Она все поняла — по лицу и по тону тетки. Она еще крепче прижала к себе голенького малыша, пока брела по воде к ступенькам бассейна, и вылезла.

— Мужайся, дорогой, — прошептала она в розовое ушко сына, но ее слова больше относились к ней самой. Она поцеловала Ника и опустила его на траву, где он сразу пополз за толстой малиновкой.

Она взглянула на свою тетю, которая сказала: