Военные приключения. Выпуск 6 - Валерий Мигицко

Без учета даже этой беглой зарисовки все разговоры о разоружении одностороннем есть предательство памяти тех, кто отдал свою жизнь за независимость и территориальную целостность нашего Отечества.

И, наконец, есть еще один глобальный аспект. Сегодня нет военной мощи без морского могущества, а последнего — без авианосного флота.

«Территория США, — писал как-то американский адмирал К. Риккетс, — оказалась бы в весьма опасном положении, если бы она была единственной базой использования современного оружия.

Всю мощь своего оружия противник направил бы в этом случае против территории США. Военно-морские силы с честью обеспечивают блестящие альтернативные возможности».

Похоже, наши застойные академики берут кооперативный подряд на то, чтобы лишить нашу страну этой «альтернативной возможности», чтобы не американская территория, а наша оказалась в «весьма опасном положении».

Гармоничное сочетание сбалансированных вооруженных сил и согласованных усилий — наша постоявшая задача. Роль и взаимодействие Армии и Флота всегда определяются меняющейся политико-стратегической обстановкой. Все послевоенное время нам противостояла коалиция именно морских держав. Флот ударами с моря способен радикально менять ход вооруженной борьбы даже на сухопутных театрах военных действий. Американцы и их союзники всегда исповедовали доктрину сокращения военно-экономического потенциала противника, прямыми ударами по его жизненно важным центрам, с океанских направлений. Сегодня воздушный и морской флоты слились, символом чего является хозяин океана — авианосец.

Без морской мощи нет великой державы. Без флота, как говорил Петр Великий, государство как бы с одной рукой, а с флотом две руки имеет. Наши ученые мужи так упорно подкапываются под нашу программу строительства современного флота, как будто мечтают сделать из нас однорукого гиганта, и по возможности на глиняных ногах, судя по их пропаганде разрушительной конверсии.

США и их союзники многократно превосходят нас по морской мощи и не желают даже и слышать о сокращениях.

Руководители Пентагона всегда видели военно-морские силы главной частью стратегических сил. Они идут дальше и считают, что без сильного торгового флота ряд серьезных военных решений может быть упущен. Морская мощь державы, кроме торгового, включает промысловый флот, океанографический, ибо превосходство в научной сфере дает лидерство и в военной. Ученые знают — будущее человечество во многом зависит от освоения богатств океана. Потому наше присутствие в океане, в отличие от известных атлантических кругов, необходимо не для господства над миром, а во имя мира.

Такова наша миссия в мире и наша историческая традиция.

Мы приветствуем позитивные процессы, происходящие в мире, готовы к сотрудничеству, диалогу и взаимному разоружению. Но почему более других встревожены офицеры? Да потому, что они знают: за безопасность страны народ прежде всего спросят с них, а не с профессионально улыбчивых работников Министерства иностранных дел. Потому они за государственную мудрость, взвешенность и сыновнюю преданность коренным интересам народа, когда речь идет об оружии, в котором материализованы дух, пот, ум и усилия народа.

Когда к концу афганской войны во всех штабах мира уважительно отметили, что на сегодня лучше русского солдата и русского офицера в мире еще никого нет, — вот с той поры, словно по невидимому приказу, и подвергли тотальному чернению наши Вооруженные Силы, чтобы народ не воспользовался той нравственной высотой, на которую его подняла армия даже среди такой неблагодарной, тяжелой и страшной войны, как афганская.

В октябре 1988 года накануне вывода войск из Афганистана — десять тысяч солдат отказались демобилизоваться, чтобы не прислали необстрелянный молодняк, чтобы спасти их от пуль, мин и увечий. Если вспомнить, что за плечами у этих десяти тысяч «афганцев» был равнодушный и враждебный родной тыл, полный мафиози, рэкетиров, взяточников, атеистов, пацифистов, бюрократов, интердевочек; тыл, набитый националистами, одуревшими от дармовых российских ресурсов; тыл с «бухарскими», «сумгаитскими» и «карабахскими» трагичными событиями, — то нельзя не признать этот поступок «русских мальчиков» за Гиндукушем чудом. С позиции же воинской чести они затмевают античные примеры доблести.

Если бы у нас не была самая застойная в мире печать, если бы у нас было народное телевидение России, то об этом событии узнал бы народ.

Такой поступок солдат по нравственной мощи способен одним могучим импульсом преобразить страну, очистить от скверны ду́ши.

Я бы провел эти десять тысяч по Красной площади 9 Мая. Дал бы им наименование «преображенцы» и восстановил бы еще раз духовную традицию армии. Вот это была бы Великая литургия верных — таинство причащения в духе.

Сейчас некоторые паникеры или иные лукавые аппаратчики, почувствовали, что почва уходит из-под ног и они оказались в народной изоляции, хотели бы сохранить привилегии, призвав к власти армию, а если не удастся, то и ее затащить с собой в пропасть. Ходят «разговорчики», шелестит шепоток… Но случись подобное — это гибель для армии в разваленной стране. Армия должна  б ы т ь, и тем самым уже, своим спокойствием она спасет страну. Никаких авантюр! Армия должна заниматься только своим прямым делом.

При всем уважении к благородству мотивов А. Проханова, печатно им высказанных, полагаю, что армии никакая своя партия не нужна. Она только опасно отторгла бы Вооруженные Силы от общества. Армии надо, повторяю, только  б ы т ь. Вокруг все так (если ничего на переменится к лучшему) станет разлагаться, мельчать, воровать и перемигиваться с заграницей, что, даже если армия не будет ничего делать, а только продолжит внутренне совершенствоваться, — она все равно с каждым днем в глазах народа будет казаться все прекрасней и надежней.

Причащение Тайн — Евхаристия — есть важнейшее из семи таинств христианства. Офицер, как и любой солдат, причащается жертвенной тайны державы, когда присягает и клянется не пощадить и жизни при защите Отечества. Присяга — та же Евхаристия. Ее никто не имеет права нарушать — это клятва перед лицом всех павших за Отечество. Нарушение этой святыни — погибельный путь к бесчестию.

В допетровской Руси и позже ни один сановник, воевода или боярин не смели сидеть в присутствии священника. Неважно, был ли это кремлевский протопоп или бедный деревенский батюшка. Так глубоко было почтение перед той идеей, которую зримо воплощал сан. Самый задерганный, усталый, униженный окриками начальства, бытовым кошмаром офицер, даже сквернослов, спиваясь и озлобляясь, хранит в тайниках своей души сокровенное знание о священном происхождении его погон и миссии в русской судьбе. Потому в России не было, нет и, надеюсь, не будет звания выше офицерского. Это они, офицеры, в «Афгане» заменили тем десяти тысячам ребят отцов, это они воспитали наших солдат под пулями. Никогда наемная армия (которую лукаво называют разрушители «профессиональной») не смогла бы свершить подвиг десяти тысяч.