Военные приключения. Выпуск 6 - Валерий Мигицко

Военные приключения. Выпуск 6

ЧЕСТЬ, ОТВАГА, МУЖЕСТВО

Валерий Мигицко

НЕПРИЯТНОСТИ НАЧИНАЮТСЯ В ПОЛДЕНЬ

Повесть

Часть первая

…А потом ничего не было. Ни видений, ни звуков, наполняющих мир вокруг. Ничего! Как будто попал в темный и безмолвный тоннель, ведущий в никуда, и дверь за тобой захлопнулась. Ты делаешь шаг, другой, тебе все равно, куда идти, потому что ни одно направление здесь не имеет смысла, и какой-то меркнущий свет и затихающие звуки, которые поначалу сопровождают тебя это только иллюзия света и звуков, проваливаешься куда-то и летишь, летишь в бесконечном слепом полете…

Просыпаюсь от ощущения полного и безмятежного счастья. Я молод, симпатичен, не связан никакими обязательствами, никуда не спешу и жду от возможных встреч только хорошего. Осознав все это, я вскидываю руку, чтобы посмотреть на часы, и обнаруживаю, что они стоят. Это наводит меня на мысль откинуть полог и выйти из палатки.

Час рассвета давно миновал. Солнце находится где-то на полпути к зениту. Теплый свет его окрашивает в лирические полутона место действия, в центре которого мой лагерь: красная «Нива» и палатка под цвет авто. По обе стороны от лагеря тянется пляж, окаймленный голубовато-белесой водой. Здравый смысл призывал заночевать в каком-нибудь кемпинге, где народу в эту пору не густо, но я, черт побери, в отпуске, и мне нравится самому решать, что делать. Решения эти, как правило, неординарны. Наверное, потому, что остальные одиннадцать месяцев в году за меня решает кто-то другой.

Продолжаю знакомиться с пейзажем, который в радиусе возможного контакта приятно разнообразит отсутствие людей. С галерки с холодным безразличием взирают на окружающие красоты горы. Впереди, на авансцене, замерли в искусно выписанных декорациях моря несколько лодок. С этими лодками связана какая-то тайна, ибо расположились они довольно далеко от берега и и них никого нет. Мыс с указующим перстом маяка неспешно огибает чернобокий танкер под заморским флагом.

Забота о приличествующем случаю костюме заставляет меня наведаться в палатку и оставить там джинсы и свитер. Появляюсь в одних плавках и оглядываю себя как бы со стороны. Грудь развернута, мускул играет, в облике чувствуется сила, взор решителен и смел. С такими данными не затеряешься не только здесь, на пустынном кавказском берегу, но и в разбухшей от приезжих бархатносезонной Ялте. Вот только подзагореть бы малость… Воображаю в десятке метров от своего местонахождения некую соблазнительную блондинку и под ее воображаемым восхищенным взглядом медленно вхожу в воду.

Вода тепла и почти невидима; на близком дне рельефно выделяется каждый камешек. Погружаюсь по грудь и выдаю метров тридцать энергичного спринта «кролем», убеждая себя и блондинку в том, что и «мы не лыком шиты». Финишировав, переворачиваюсь на спину и застываю в блаженном состоянии ленивого покоя.

Возвращаюсь на берег и обнаруживаю, что блондинка исчезла. Жаль, позавтракали бы вместе. Подхожу к «Ниве», открываю багажник и приступаю к ревизии своих припасов. Осмотр отнимает немного времени, ибо последние представлены булкой, купленной сутки назад в Ростове, и термосом с кофе, сваренным вчера вечером в Сухуми. Будка черствая, кофе совсем остыл, но первый же опыт с ними оказывается весьма успешным и вызывает желание продолжить эксперимент.

Покончив с завтраком, сажусь в кабину и минуту-другую созерцаю в зеркале заднего вида собственную физиономию. Двухдневная щетина придает ей какой-то пиратский вид, Приводить себя в порядок у меня нет ни малейшего желания, да и не для кого, но «джентльмен — он и в Африке джентльмен». Приободренный этой мыслью, лезу в чемодан за бритвой.

Солнце в зените, припекает оно совсем не по-осеннему. «Маяк» транслирует запись концерта оркестра Каравелли. Каравелли прекрасно вписывается в пейзаж. Горы с их показной невозмутимостью и Каравелли. Лодки на голубой воде и Каравелли. Мыс, белый маяк и Каравелли… Я сворачиваю лагерь, не без сожаления оглядывая место, которое мне предстоит покинуть. Наверное, стоило бы задержаться здесь на денек-другой. Но какой-то внутренний голос подсказывает, что впереди еще будет много достойных мест.

Равнодушный ко всему происходящему, баран стоит на обочине, а его хозяин мечется вдоль дороги и взывает к водителям попутных машин:

— Стой! Стой, тебе говорю! Подвези, слушай!

Но машины не останавливаются. У водителей свои дела, свой интерес, свой маршрут, и случайный попутчик, к тому же обремененный живым багажом, в нем не предусмотрен.

Мужчина возвращается к барану, внимательно на него смотрит, потом произносит с чувством:

— Я тебя люблю, дорогой! Но я тебя все равно зарежу. Попробуют гости и скажут: «Невкусный какой!» А почему? Потому что мрачный. Нервничаешь! Не все сразу, понимаешь? Не везут — повезут! Имей терпение! Вспомни, что по этому поводу говорил наш великий поэт!

Баран уныло опустил голову, косит глазом на покрытый серой пылью придорожный куст и всем своим видом демонстрирует полнейшее равнодушие к классике.

…одно терпение нас равняет с мудрецами.Не приученный к терпению разве справится с делами?Тот, кто хочет в жизни счастья, не гнушается скорбями, —

несется над горами. Горы выразительно молчат. Они-то хорошо понимают непреходящую мудрость простых истин.

На дороге появляется грузовик, заставляй мужчину вернуться с поэтических высот на прозаическую землю.

— Стой! Стой, дорогой! Прошу тебя!.. Добром прошу!

Грузовик проносится мимо.

Мужчина прикрывает глаза ладонью, словно хочет скрыть от бессловесного попутчика свой позор. Потом отводит ладонь и говорит:

— Осуждаешь, да? Может, сам попробуешь?

Баран не успевает воспользоваться советом. Из-за поворота выкатывается красная «Нива».

— Сейчас, — шепчет хозяин, изготавливаясь к очередной попытке.

Я гляжу и вижу: впереди на шоссе застыл человек с поднятой вверх рукой. Выглядит сей живой монумент весьма решительно, надежды на то, что в последний момент он уберется с дороги, у меня нет.

Помянув про себя «этих горцев», давлю на тормоз. Останавливаюсь в метре от любителя острых ощущений и только теперь позволяю себе рассмотреть его. Мужчине лет сорок пять. Сработали его основательно, добротно. Он весь словно сложен из массивных, плотно пригнанных друг к другу глыб. Одет в галифе, сапоги и темную, свободного покроя рубашку. На лоснящемся от пота лице — виноватая улыбка. Будучи не бог весть каким физиономистом, внушаю себе, что действия моего оппонента продиктованы добрыми намерениями. Выхожу из машины и как можно любезней спрашиваю: