Твоя реальность — тебе решать - Ульяна Подавалова-Петухова

сие точно не тянуло), чёрти что на голове — словно человек согласился сначала «под ноль», а потом по ходу пьесы передумал, и этот «недоежик» местами напоминал замерзшую лохматую тряпку-щетку, торчащую во все стороны. Худосочная шея торчала из ворота грязной толстовки как палка, на которую насаживают болванку. Здесь болванка была взъерошенной, сальной и, судя по всему, пустой.

— Разговор есть, — буркнул Уваров и шагнул в сторону.

Тимон оглядел сначала Тимку, потом посмотрел на свою свиту и хохотнул.

— А я не стыжусь… Ты ж из «второй»? Чего надо?

Тимка выпрямился и развел в стороны плечи, сунул руки в карманы (а то вдруг они, кулаки, сами решать пройтись по этой жуткой роже) и встал напротив. Краем глаза он заметил, как к нему подошел Артем, и Уваров усмехнулся: в случае чего он не один.

— Да мне до звезды, могу и при всех, — процедил он сквозь зубы, — Волкова. Кира.

Тимон скривился и фыркнул, казалось, он еле сдержался, чтоб не сплюнуть прямо здесь на пол. Ну еще бы. За такое по головке не погладят. Камеры.

— И? — бросил он с вызовом.

— Она в больнице, — будто напомнил Тим.

— И?

Уваров отвел глаза, в которых всё меркло от бешенства.

— И всё! — сказал он.

— Ну и всё, — фыркнул Тимон, повернулся к друзьям и уже было направился, но у него на пути вновь встал этот пацан из «второй». И какого хрена ему надо?

— И всё? — переспросил чужак. — А ты объясниться не хочешь?

— С хрена ли?

— А с того, что это ты довел ее до этого!

— С хрена…

— Я видел, что ты сделал с ее фотографиями. Если копнуть…

Но Тимон вдруг заржал. Нет, не засмеялся, а именно заржал, с каким-то нелепым похрюкиванием:

— А так ты один из тех, с кем спала эта шала…

И вот тогда Тимка ударил. Ударил, вложив в кулак всё, что накипело за эти нелепые годы любви-нелюбви, за девчонку, которая в этот момент открыла глаза в реанимации…

Своей фактурой он просто смел тщедушного подростка. Рядом кто-то завопил. Раздался отборный мат, а Тим, усевшись верхом, бил кулаком в лицо, не чувствуя боли разорванной кожи на казанках… А потом на него навалились толпой. Чьи-то руки вцепились в него, только рубашка затрещала, потащили за галстук, оторвали от Ветрова, подняли. Он тяжело дышал, еще чувствуя угар драки, дернулся, но его не пустили.

— Не дури, Тимыч! — крикнул в ухо кто-то, а голос похож на голос Арта.

Тим оглянулся. И, правда, Артем.

— Всё, пусти, — уже спокойно сказал Уваров, и Арт разжал руки, сцепленные в замок на груди Тимки. Уваров одернул одежду.

— У тебя кровь, — заметил Артем. Тимка мазнул под носом, отвел руку — и правда, кровь.

«А это становится привычкой», — мелькнуло в голове парня. Вытащил из кармана платок, приложил.

А прямо перед ними разыгрывалась драма. Спектакль в трех действиях. Тимон катался по полу, зажимая руками разбитое лицо, скулил и проклинал Уварова. Светлана Анатольевна, вынырнувшая откуда-то сбоку, всплеснула руками:

— Ох, Господи! Ветров, кто это тебя так? Уваров? Ты почему еще здесь?

Тут же со всех сторон раздался хор из нескольких глоток с примерным содержанием «Казнить, нельзя помиловать» и «Не виноват я, он сам пришел». Артем пытался встрять, но Уваров лишь головой мотнул: Артему здесь еще учиться, а страшнее школьной травли «якобы предателя» еще ничего не придумали, и Арт, посмотрев приятелю в глаза, отошел. Но следующая фраза вернула Тимку на землю. Не просто вернула, а скинула с высоты справедливости, которой, как казалось парню, он достиг:

— Всё ясно! Звоню матери!

А дальше Тим уже ничего не слышал. Он вдруг глянул на всё, что творилось здесь будто со стороны. Вот он пришел в чужую школу, якобы с одной целью, а на самом деле… А теперь еще… И мама… Мама будет волноваться… Мама.

Елена Николаевна не стала никого слушать, а попросила предоставить ей запись с видеокамеры. Поверить в то, что ее сын мог просто наброситься на человека, она не могла.

— Вот, вот! Видела? — взвизгнула Ветрова, тыча пальцем в монитор.

— Видела, — ответила ее одноклассница. — Видела, что они сначала говорили, а потом, твой сын что-то сказал, что спровоцировало действие моего сына.

Ветрова хотел крикнуть, но Фролова повела на нее льдистыми глазами и проговорила:

— А ведь всё из-за девчонки, которую твой… Тимофей, — ох, как же тяжело было произносить это имя, которое принадлежало не только ее сыну, — довел до попытки суицида.

С лица Ветровой будто согнали всю краску. Она тяжело поднялась, прижала руку ко впалой груди и, вытаращив на Елену Николаевну глаза, выдохнула:

— Да что ты такое несешь?

Но та будто не заметила этого.

— Мария Ивановна, вы ведь здесь по этому вопросу? — обратилась мать Тимки к инспектору.

Мария Ивановна вздохнула и подняла глаза на Ветрову.

— Ваш сын встречался с Волковой? — спросила она.

Ольга захлопала глазами, бросила взгляд на побелевшего сына, потом попыталась взять себя в руки, но у нее не очень хорошо это получалось: язык заплетался, руки не могли успокоиться, а глаза бегали.

— Да мало ли с кем он встречался, — пробормотала она и опустилась вновь в кресло. Она вцепилась в ручки сумки, которую держала на коленях, по лицу бродили тени, но женщина молчала.

Елена Николаевна открыла в приложении ВК сообщество города, быстро нашла нужный пост. Мать Тимки обо всем узнала от Никиты. Тот, пока стояли на светофоре, открыл пост и показал. Времени было мало, но полутора минут хватило, чтобы в друзьях у Киры найти парня, фотографии с которым она выставила на стену. Здесь не было ни ретуши, ни фотошопа. Вернее, фотошоп был, но он добавлял на фото света и розовых сердечек. А вот на страничке парня…

Мария Ивановна глянула лишь мельком, а потом перевела тяжелый взгляд на Ветрова, тот, побледнев как смерть, дернулся за телефоном, но инспектор его опередила и забрала смартфон. Ветров дернулся:

— Права не имеете!

Мария Ивановна хмыкнула:

— Это я-то права не имею?