Твоя реальность — тебе решать - Ульяна Подавалова-Петухова

с работы. Кровать в коридоре, а эти в восемь рук сдирают обои.

— Ты из-за них поменяла замок?

— Что ты? — возмутилась мать и даже хлопнула по руке сына. — Это Леша… сказал, что квартира должна быть крепостью…

— Ну да, а сами как печенеги с налетом, — хмыкнул Ник.

— Так ради нас же!

— Да кто ж спорит?! Здорово, что у нас есть Фроловы!

— Здорово!

И Никита напрочь забыл рассказать о новом однофамильце, успел только на пару сообщений ответить Нике, а потом провалился в сон: набегался за день. А Алиса долго лежала на новой тахте, смотрела на незашторенное окно (разбор с портьерами отложили на завтра) и думала о детях. О взрослом сыне, который оказывается сам может собрать мебель (туалетный столик собрал Никита), о дочери, которая верила, что у матери вся жизнь впереди. Как там говорили в извечном фильме «Москва слезам не верит»: «После сорока жизнь только начинается»? Ну и пусть так. Правда, уже не сорок, а сорок пять, но всё равно. Ведь всё зависит от настроя! А для нее, для Алисы, жизнь только начинается!

Глава 57. Личный ад

Несчастная любовь — это как... боль в горле.

Вполне совместимая с жизнью,

просто неприятно, но и

не думать о ней невозможно.

Помогает ненадолго чай с лимоном

и медом, а ещё — время и молчание.

Когда говоришь, только больнее

становится — даже дыхание перехватывает.

Эльчин Сафарли, «Если бы ты знал...»

— Тим, тебе же сказали не напрягаться! — повторяет Елена Николаевна на автомате, подкрашивая у зеркала глаза.

Тимка натягивает в это время рубашку, повязывает галстук (у формы настоящий галстук, а не обманка на резинке).

— У меня ничего не болит, — бубнит сын в ответ.

— Вот чего неймется! Сидел бы дома, — вторит жене Алексей.

— И ты, Брут?! — восклицает парень.

Батя тихо посмеивается.

— Это всё любовь! — картинно вздыхает Дашка, и все начинают хохотать.

Сообщения от Леры короткие, как точки в азбуке Морзе: «ок», «угу», «спс», «пжст», «не». У Тимки даже зубы сводит! А полностью написать «нет» вместо «не»? Вчера они не виделись. Только созвонились, и то на три минуты, а потом понеслась шпионская переписка Интерпола. Тимку хватило на три ответных сообщения, а потом купол сорвало.

«Привет!»

«Угу» (и ни одного знака препинания, и почему «угу», ведь ни о чем не спрашивал?).

«Как чувствуешь себя?»

«Ок» (и опять сил на точку не хватило!).

«В школу идешь?»

«Угу»

«Я за тобой зайду?»

«Ок»

Вопросительные знаки в голове заполнили всё свободное место:

«Что? ЧТО ЭТО ТАКОЕ??? Какого писать на всё ок??? И почему ок?»

Тимка стал оставлять наговорки, подбивая девушку на это же, но… у нее сломаны наушники и слушать аудиопослания ей неудобно. Тимка едва не взвыл.

— Соколова, это ж не секс по телефону? С чего неудобно-то? — пробормотал парень, но вынужден был смириться. И понеслись все эти «угу», «ага» и прочее.

Лера была с одним локтевым костылем и на ногу почти наступала. Ей тоже необязательно было идти в школу, но… если не пойти, значит признать вину, признать себя виноватой в произошедшем. Да и как не идти, если Тим идет? И ей было невдомек, что парень идет в школу из-за нее. Вот даже у подъезда встретил, рюкзак со сменкой отобрал, шел рядом, готовый поддержать, понести и прочее. Лера ловко управлялась костылем, не опираясь еще полностью на покалеченную ногу. Так и дошли до кабинета, где сидел Лерин класс. Как бы между прочим Тим заглянул в класс и тяжело вздохнул: Страхова не было.

«А ведь эта разборка может тянуться еще ого-го сколько»,— подумал Уваров с горечью. Решение проблемы было, но мама… мама была против, как Тимка не уговаривал, и пока сын сделал вид, что смирился.

Ребята в классе окружили его, о чем-то спрашивали. Сердобольные девчонки охали-ахали, интересовались самочувствием. Тимка отшучивался. Выхватил из общей массы серо-зеленые глаза Клинкиной, смотрящей таким красноречивым взглядом, где читалось «идиотизм не излечим!», что парень даже усмехнулся. Теперь Карина сидела с Ником, и тот будто даже не возражал. Тимка иной раз чувствовал девичий взгляд на своем затылке, но молчал. Ко второму уроку Тим понял: что-то произошло в классе, пока его не было. Сэм, та еще заноза в неудобном месте, смотрел на девушку исподтишка, она же делала вид, что не замечает этого. А когда на химии нужно было разбиться на команды, Карина даже перетянула на свою сторону Антонину Викторовну, попросив вместо Семёна, сидящего одного, Дэна Кручинина, который на «раз» решал сложнейшие задачи по физике, но в естествознании не блистал.

— Нужно уравновесить команды, а то так нечестно получится, — сказала Карина, и учитель с ней согласилась. Сэм, скрипнув зубами, сел к ребятам на второй ряд, а Денис подсел к Тимке.

— Ну вы, если чё, сами так решили, — отшутился он.

— Не ссы, просто поддакивай, когда скажем, — усмехнулся Ник.

Они всё равно победили.

— Да это изначально было понятно, — проворчала Олеся.

— Точняк! У них три медалиста в команде! — крикнул Кир.

— Да, не гоните! У меня четыре по матеше будет! Какая медаль? — возмутился Тим.

— Серебряная, блин!

Антонине Викторовне пришлось даже успокаивать расшумевшихся подростков. Звонок прозвенел как спасение, и учитель отпустила детей на перемену.

Прошло еще два урока. Друзья отправились в столовую. Тимка встал в очередь. Впереди стояли девчонки из «девятого».

— Да капец какой-то! Говорят, ее едва спасли! — выдохнула одна, тараща глаза.

— Да ладно? А как нашли-то? — спросила вторая.

— Типа мать вернулась. Заглянула в ванную, а там кровищи! Бррр!

— Вот дура!

— Ну… типа из-за парня.

— Ну, я и говорю дура! Из-за козла вены себе вскрыть! Идиотка.

— А мне ее жалко. Она же тоже в «девятом».

— Из какой, говоришь, школы?