Убийца, мой приятель (сборник) - Артур Дойл

Была страшно холодная зима, и снег лежал на земле шесть недель подряд, так что Норе стоило большого труда поддерживать жизнь в этом измождённом теле. Были дни, когда старик впадал в слабоумие, и тогда он не говорил ни слова, и только в часы, когда он привык получать пищу, заявлял о своём голоде нечленораздельным криком. Но когда опять наступила тёплая погода и зелёные почки стали лопаться на деревьях, кровь оттаяла в его жилах, и он даже стал садиться на крылечке и греться под яркими солнечными лучами.

– Это укрепляет меня, – сказал он однажды утром, греясь на майском солнце. – Только трудно отгонять мух. Они становятся назойливыми в такую погоду и жестоко кусают меня.

– Я буду отгонять их от вас, дядя, – сказала Нора.

– Э, что за чудесная погода! Солнечный свет заставляет меня думать о небесном сиянии. Почитайте мне Библию, моя милая. Я нахожу, что это удивительно успокаивает.

– Что вам прочесть из неё, дядя?

– Прочтите мне про войны.

– Про войны?

– Да, придерживайся войн. Почитай-ка мне из Ветхого Завета. Он мне больше по вкусу. Когда приходит пастор, он читает другое, а мне подавай Иисуса Навина или никого. Хорошие солдаты были эти израильтяне, чудесные солдаты.

– Но, дядя, – возразила Нора, – на том свете уже не будет войн.

– Нет, будут, милая.

– Но нет же, дядя.

Старый капрал сердито стукнул палкой об пол:

– Говорю вам, что будут, милая. Я спрашивал пастора.

– Что же он сказал?

– Он сказал, что там будет последняя битва. Он даже назвал её. Битва при Арм… арм…

– Армагеддон.

– Да, так её и назвал пастор. Я думаю, что Третий гвардейский полк будет там. И герцог… Герцог скажет своё слово.

В это время, поглядывая на номера домов, по улице проходил пожилой господин с седыми бакенбардами. Увидев старика, он направился прямо к нему.

– Добрый день, – сказал он, – не вы ли Грегори Брюстер?

– Так точно, я, – ответил ветеран.

– Вы, как я думаю, тот самый Брюстер, который значится в списках Шотландского гвардейского полка как участник битвы при Ватерлоо.

– Тот самый, сэр; хотя мы называли его тогда Третьим гвардейским. Это был прекрасный полк, и ему не хватает только меня, чтобы быть в полном составе.

– Полноте, полноте, им ещё долго придётся ждать вас, – сказал джентльмен. – Но я полковник Шотландского гвардейского полка и хотел бы поговорить с вами.

Старый Грегори мгновенно поднялся на ноги и приложил руку к своей шапочке из кроличьей шкурки.

– Господи помилуй! – воскликнул он. – Это удивительно! Только подумать!

– Не войти ли лучше джентльмену к нам в дом? – предложила из-за двери практичная Нора.

– Конечно, сэр, конечно, входите, если смею просить вас об этом.

В своём волнении он забыл взять палку и потому, сделав несколько шагов, зашатался и упал бы, если бы полковник и Нора моментально не подхватили его под руки с обеих сторон.

– Успокойтесь, не надо волноваться, – сказал полковник, подводя его к креслу.

– Благодарю вас, сэр; я чуть не отправился на тот свет. Но, господи, ведь я едва верю своим глазам! Подумать только: вы, полковой командир, сидите у меня, капрала фланговой роты. Чёрт возьми, как всё меняется на свете!

– Но мы все в Лондоне гордимся вами, – сказал полковник. – Итак, вы действительно один из храбрецов, удержавших Гугумон.

Полковник посмотрел на его костлявые, дрожащие руки, с огромными опухшими суставами, на его исхудалую шею и сгорбленную спину. Неужели это в самом деле был последний из той кучки героев? Затем он посмотрел на пузырьки, наполовину наполненные лекарствами, на голубые бутылки с мазью, на все отталкивающие подробности комнаты больного. «Наверное, было бы лучше, погибни он под горящими балками бельгийской фермы», – подумалось полковнику.

– Надеюсь, что вы чувствуете себя хорошо и ни в чём не нуждаетесь? – заметил он после паузы.

– Благодарю вас, сэр. Меня ужасно беспокоит мой кашель… ужасно беспокоит. Вы не можете себе представить, как трудно мне отхаркивать мокроту. И мне постоянно хочется есть. Я зябну, когда мне долго не дают есть. А мухи! Я слишком слаб, чтобы справиться с ними.

– А как ваша память? – спросил полковник.

– О, память у меня в порядке. Верите ли, сэр, я могу вам назвать по имени каждого из солдат фланговой роты капитана Гольдена.

– А битва? Вы помните её?

– Ещё бы! Каждый раз, как закрываю глаза, я как бы снова переживаю её во всех подробностях. Вы не поверите, сэр, до чего ясно она представляется мне. Вот линия наших войск – от бутылки с болеутоляющим до табакерки. Вы смотрите? Теперь пусть коробочка с пилюлями направо будет Гугумон, где находились мы, а напёрсток Норы – Лаэ-Сент. Здесь были все наши пушки, а вон там, позади, резервы и бельгийцы. Ах, эти бельгийцы! – Он яростно плюнул в огонь. – Затем, там, где лежит моя трубка, находились французы, а выше, куда я положил свой кисет с табаком, – пруссаки, подходившие к нам с левого фланга. Чёрт возьми! Красивое было зрелище, когда они начали палить из пушек.

– Что же вас больше всего поразило в этом сражении? – спросил полковник.

– Я лишился во время него трёх полукрон, – жалобно сказал старый Брюстер. – Ничего удивительного не будет, если мне не удастся получить эти деньги обратно. Я дал их в Брюсселе Джабезу Смиту, своему соседу по строю. «В ближайшую получку я верну вам эти деньги, Грег», – сказал он. Но ему не пришлось сдержать своё слово. Его заколол улан в Куортер-Брассе, и я остался с распиской в руках вместо денег. Так я всё равно что потерял эти деньги.

Полковник, смеясь, встал со стула.

– Офицеры полка хотели бы, чтобы вы купили себе какую-нибудь безделицу, которая послужила бы к вашему удобству, – сказал он. – Это не от меня, так что вы, пожалуйста, не благодарите.

Он взял кисет старика и сунул в него новенький банковский билет.

– Благодарю вас, сэр. Но я хотел бы попросить вас об одной милости, полковник. Когда я умру, вы не откажете мне в воинских почестях при погребении?

– Хорошо, мой друг, я позабочусь об этом, – сказал полковник. – До свидания. Надеюсь, что буду иметь от вас только добрые вести.

– Хороший джентльмен, Нора, – проворчал старый Брюстер, глядя вслед удалившемуся полковнику, – но всё-таки далеко ему до моего полковника Бинга.

В этот день старику неожиданно сделалось хуже. Даже яркое летнее солнце, целыми потоками врывавшееся в комнату, было не в состоянии отогреть это увядшее тело. Пришедший доктор молча покачал головой. Весь день больной лежал неподвижно, и только слабое дыхание показывало, что в нём ещё теплится жизнь. Нора и сержант Макдональд весь день сидели у его кровати, но он, по-видимому, не замечал их присутствия и лежал тихо, с полузакрытыми глазами, положив руки под щёку, как человек, который очень устал.

Они оставили его на минуту одного и сидели в соседней комнате, где Нора готовила чай, как вдруг громкий, полный силы и яростного возбуждения голос прозвучал по всему дому.

– Гвардейцам нужен порох! – крикнул он, и затем ещё раз: – Гвардейцам нужен порох!

Сержант вскочил с места и бросился в комнату больного; за ним последовала дрожащая Нора. Старик стоял подле своего кресла; его глубокие глаза сверкали, седые волосы стояли дыбом, а вся фигура дышала возбуждением и гневным вызовом.

– Гвардейцам нужен порох! – прогремел он ещё раз, – и, клянусь Небом, он у них будет!

Широко взмахнув в воздухе длинными руками, он со стоном упал в кресло. Сержант нагнулся над ним, и лицо его омрачилось.

– О Арчи, Арчи, – простонала испуганная девушка, – как вы думаете, что с ним такое?

Сержант отвернулся.

– Я думаю, – сказал он, – что Третий гвардейский полк теперь в полном составе.

Почему в новых домах водятся привидения

На днях, за обеденным столом, я познакомился с интересным человеком. Он сидел по правую руку от меня. В наружности его не было почти ничего примечательного. Он бегло говорил по-немецки и привлёк моё внимание тем, что отпускал весьма меткие замечания, – свойство, присущее людям с густыми бровями и зоркими, как у него, глазами. В нём меня поразил именно дар физиономиста, способного с первого взгляда отличить лицо от маски, его скрывающей, и точно угадать характер человека. Верхняя губа у моего соседа была сильно оттопырена, так что, когда он улыбался, рот приобретал форму треугольника, как у Гейне, но при этом юмор, переходивший в сарказм, не был горьким.

– Сегодня, знаете ли, я встретил здесь знакомого, – обратился он вдруг ко мне, заложа руку за спинку стула. – Мы познакомились с ним нынешним летом в Ангадине[79].

– И что же, вы были рады вновь увидеться с ним? – спросил я.

– Рад, и даже очень, – ответил он, многозначительно кивнув. – Хоть я не обмолвился с ним за всё время и тремя словами, всё же, признаюсь, всегда безмерно рад его видеть. Соскучиться с ним невозможно!