Император Мэйдзи и его Япония - Александр Мещеряков

Этот термин был введен в оборот еще при сёгунате учеными из школы Мито, пользовались им и деятели Реставрации во время свержения Токугава Ёсинобу. Потом про него подзабыли, теперь для него настала новая жизнь. Она оказалась долгой – вплоть до окончания Второй мировой войны пропагандисты повторяли и повторяли его, наполняя все более и более шовинистическим содержанием.

Главная характеристика кокутай – его неизменность. Время реформ проживалось под лозунгами «движение», «развитие» и «прогресс». Поэтому акцент на «неподвижности» был вызовом эпохе. Жизнь разделялась на две части. Внешняя часть могла стремительно менять свой облик, но внутренняя, невидимая часть была призвана оставаться неизменной. Европейское политическое движение напоминало мельтешение, оно вело к социальным потрясениям, которых Япония может и должна избежать. Раньше Фукути проповедовал постепенные перемены, теперь он сделал главный акцент на апологии неизменности.

Покушение на Итагаки Тайсукэ

Итагаки Тайсукэ колесил по стране, разъяснял цели своей Либеральной партии, вербовал новых членов. 6 апреля после выступления в городе Гифу на него набросился с кинжалом молодой учитель. Итагаки воскликнул: «Итагаки умирает, но свобода не умрет никогда!» Опасаясь мести властей, местные доктора отказались пользовать Итагаки, но раны оказались легкими, а слова Итагаки облетели страну. Мэйдзи послал раненому 300 иен.

Это было хорошо продуманное и логичное решение. Ни сам Итагаки, ни его ближайшие соратники не выступали за демонтаж монархии. Они страшились кровавых антимонархических революций Европы, они выступали вовсе не за конституционную республику, а за конституционную монархию. Парламент был им нужен для того, чтобы «верхи» и «низы» стали ближе друг другу, а не для того, чтобы они поменялись местами. В правительстве же должны быть представлены посланцы всей страны, а не только землячества Сацума и Тёсю. Именно в этом они видели залог укрепления государства, которое представало как непререкаемая ценность. И в этом вопросе вся страна была солидарна с ними.

Лекционное собрание сторонников «Движения за народные права»

Полиция прерывает собрание

Да, движение за народные права было неоднородным, на собраниях иногда допускались даже антимонархические высказывания, но их сторонники находились в абсолютном меньшинстве. В этом году, похоже, они разыгрывали «китайскую карту». На нескольких собраниях ораторы утверждали, что первоимператор Дзимму – это пришелец из Китая, который завоевал Японию. Полиция таких ораторов обрывала на полуслове, штрафовала, арестовывала, слушателям приказывали разойтись[161]. И они расходились по домам. Мало кто сочувствовал «китайской теории» происхождения японской императорской власти. А вот насчет «китайской порчи», наведенной на Японию, стоило серьезно подумать.

В апреле Окума Сигэнобу создал свою политическую организацию – Партию конституционных реформ (Риккэн кайсинто). Он тоже выступал за введение конституции. По большому счету, Партию конституционных реформ, точно так же как и Либеральную партию Итагаки, нельзя назвать «настоящей» политической партией. Ведь ни та, ни другая не ставили своей целью приход к власти. Больше всего Окума опасался «экстремистов», которые заставят Мэйдзи возглавить правительство, так что император будет реально ответствен за все возможные промахи[162]. А это может поставить под угрозу сам институт императорской власти. Политики – как в самом правительстве, так и оппозиционеры – подыскивали себе место рядом с Мэйдзи. Сам монархический институт не подвергал сомнению никто.

Хотя Мэйдзи и стоял во главе императорской армии, она еще явно не соответствовала имперским задачам. Несмотря на то что со дня введения воинской повинности прошло уже девять лет, задачи по призыву оставались невыполненными. В армии едва насчитывалось 40 тысяч человек. В докладе начальника генерального штаба Ямагата Аритомо отмечалось, что в условиях «нестабильных» отношений с Китаем и Кореей в этом году следует непременно заполнить армейские вакансии. Добавим от себя, что это была «нестабильность» особого рода, ибо ни одна из этих стран и не помышляла о нападении на Японию.

Впрочем, о какой «империи» могла идти речь, если Япония до сих пор не смогла упросить Запад пересмотреть неравноправные договоры? Приобретение Рюкю служило недостаточным утешением. С января по июль в Токио проходили переговоры с представителями западных держав. 1 июня Япония устами министра иностранных дел Иноуэ Каору заявила: мы разрушили феодализм и дали всем японцам равные права; мы разделили административную и судебную власть; мы создали новую образовательную систему; мы сняли запрет на христианство; мы создали современную почту и протянули телеграфные провода; мы построили железные дороги и маяки. И мы сделаем еще больше – только давайте пересмотрим договоры, отменим экстерриториальность и разрешим Японии самой определять таможенные тарифы! В обмен на это мы немедленно позволим иностранцам путешествовать по стране, а через пять лет разрешим им жить и торговать не только в открытых договорами портах, но на всей территории Японии. Мы разрешим им приобретать недвижимость и строить заводы – если только они будут выполнять японские законы.

Подавляющее большинство представителей западных стран, включая Россию, согласились поначалу на отмену договоров. Разрешение свободно путешествовать по стране казалось немалым завоеванием. Ведь в данный момент для этого нужно было получать специальное разрешение. При этом путешественнику не позволялось разводить в лесу костры, наблюдать пожары, сидя на коне, ходить по засеянным полям, перелезать через заборы, оставлять граффити на стенах храмов и святилищ, стрелять и заключать торговые договоры с местным населением. Все это казалось вопиющим нарушением прав западного человека.

И только Британия, великая и гордая Британия, твердо отказалась признать аргументы Иноуэ. Гарри Паркс заявил, что пять лет повиноваться японским законам и не иметь при этом никаких привилегий – несправедливо. Кроме того, в Японии до сих пор отсутствуют административный и торговый кодексы. Голос Паркса оказался решающим, вопрос в который раз отложили до лучших времен.

Разумеется, дело было не только в «принципиальности» Англии. Из всех западных стран Великобритания имела в Японии наиболее серьезные экономические интересы, а потому установленные договорами низкие тарифы были больше всего выгодны именно ей.