Радужная Нить - Асия Уэно

Я подпрыгнул — голос раздался над самым ухом. И как этот человек, пересчитывающий боками каждый угол, сумел просочиться в мою комнату незамеченным?!

— Не подглядывай! — я закрыл послание рукой. — Нахал!

— Извини. Просто не смог удержаться, прочтя такой бред…

— Ясумаса! Да будет тебе известно, что не всем на роду написано быть поэтами! Это ты у нас обласкан богами, а мне хотя бы смысл изложить.

— И какой же призыв ты вкладываешь в эти строки? — хмыкнул он.

— Неужели непонятно?! — фыркнул я. — Спрашиваю, когда встретимся и где.

— А с кем? — поднял бровь Татибана.

Я раздосадованно оттолкнул листок в сторону.

— А это самый главный вопрос!

Ясу разинул рот.

— Как это?

— А вот так! — злорадно усмехнулся я. — Неизвестная поклонница. Изнывает от любви, сетует на мою забывчивость… всё, как полагается!

— Боги, да когда же ты ухитрился?! — возопил тот, хватаясь за голову. — Ты же из дома лишь раз выходил, да и то — вместе с господином Ю. А ну, признавайся, гуляка!

— Места знать надо! — я вздёрнул нос и широко улыбнулся.

— Ну выкладывай же, не томи! — взмолился Ясу. Я хотел было сжалиться, но при упоминании Ю меня посетила здравая мысль. И впрямь, чем мы хуже?

— При одном условии. Я рассказываю — ты пишешь. Ну что ты так смотришь? Потрудишься вместо меня? Ради дружбы… ну Ясумаса… ну миленький!

— Я?! Любовные строчки?! — возмущению друга не было предела.

— А кто у нас сочинитель? Предлагаю действовать сообща. Я вручаю тебе песчинку смысла, ты вкладываешь её в раковину своего дара, и на выходе получается отборная жемчужина поэзии! Лихо я завернул?

— Вот сам бы и писал! — противился тот. — Можешь ведь, когда припечёт. А вдруг Химико узнает?

— А что тут крамольного? — удивился я. — Не ради себя — ради друга ведь стараешься! Ей мы и так расскажем. Думаю, только посмеётся — к тому же, она у тебя не ревнивая.

— А ты откуда знаешь? — нехорошо прищурился Татибана.

— Простое предположение, — замахал я руками.

— Смотри мне… Давай, рассказывай, где девицу умудрился подцепить!

— Уговор в силе? — упрямо уточнил я.

— Какой ещё уговор?

— Ну Я-а-су!..

Фусумы раздвинулись, в комнату заглянул Ю.

— Что за шум? Как дети малые, поспать не дают — к тому же, в такую рань!

Он зевнул с видом умирающего от усталости. Кто бы поверил, что несчастный вот уже три дня только и делает, что спит да изредка ест!

— Ю-у… — ожидающе посмотрел я на него. — А ты умеешь составлять любовные послания?

Юмеми осёкся на середине зевка. Перевёл взгляд с меня на Ясу.

— Господин Татибана, позвольте осведомиться у вас как у человека здравомыслящего. Что-то стряслось за то недолгое время, что я позволил выделить себе на восстановление сил, подорванных тяжким трудом во благо Империи?

Притвора! Да разве спросонья такое завернёшь?

Но, поскольку Ясумаса лишь неопределённо хмыкнул, пришлось обо всём рассказывать самому.

Ночь, спустившись на город с моря, принесла долгожданную свежесть. Или так казалось потому, что небо прояснилось и дождь прекратился. Сразу и дышать стало легче.

Я шагал по древним мостовым Северной Столицы, и нетерпение подстёгивало меня, как наездник скакуна. Спутник мой несколько раз что-то пробурчал сквозь зубы. Недовольство Ясумасы было вполне оправданным: куда приятнее сидеть на берегу в обществе возлюбленной, чем блуждать по незнакомому городу, да ещё и обряженным в простую одежду, позаимствованную у нашего терпеливого хозяина. В одной руке мой друг сжимал масляный фонарик, освещая путь "своему господину", другая скромно лежала на рукояти меча, будто случайно соскользнув на неё. Слегка приглушённый золотистый свет отбрасывал причудливые тени на стены окрестных домов и под ноги идущим.

Обычная, ничем не примечательная картина. Любовник шествует на свидание к женщине высшего сословия. Не слишком таясь, но и не открыто, среди бела дня.

Как пояснил Ясу, простота — залог успеха, а вопросы лишь усложняют задачу. И в поэзии тоже. Объединёнными усилиями мы составили следующее послание, которое уже начинало сбываться:

Иссякнут слёзы небес

От счастья —

Молю о встрече!

Хотя «мы» — это громко звучит. Сочинял Татибана, а остальные отвергали его предложения, пока наш друг окончательно не рассвирепел и не настоял на немедленном выборе из дюжины представленных на наш суд трёхстиший. Оставалось надеяться, что при беседе с загадочной незнакомкой доказывать придётся что угодно, но только не умение владеть поэтическим словом.

И, о чудо, "истомлённая тоской" дама сжалилась, и теперь мы следовали указаниям, изложенным в последнем её послании, полученном уже после обеда:

На площади семь огней

Сливаются с тёмным небом —

Так наши сольются сердца

Во тьме. Тяжело ожиданье,

А свету не видно конца!

Содержатель гостиницы сообщил нам, что Площадь Семи Огней расположена неподалёку от Лотосового квартала, в Нижнем Городе. Ещё одно подтверждение тому, что встреча на мосту вспомнилась мне не случайно. Получив указания, как туда попасть, мы с Ясумасой покинули дом и друзей, как только солнце скрылось в туманной дымке западных предгорий.

До означенного места мы добрались уже в кромешной тьме. Семь Огней представляли собой семь высоченных фонарных столбов, на которые мастеру без лесенки и не забраться. Они окаймляли участок с юга широкой дугой, а с севера мостовая переходила в ступеньки, спускающиеся к Араи и старому мосту через неё. Хозяин поведал, что когда-то площадь была сердцем города и, по преданиям, существовала ещё со времён основания Тоси. Императорский дворец располагался неподалёку, но за её пределами, так что она перебывала за свою долгую жизнь чем угодно: от места оглашения воли правителя до рыночной. Но и торговля уже давно перебралась в Верхний Город, а освобождённое от камня пространство возле разноцветных фонарей было засажено прекрасными деревьями и кустами, украшено беседками и валунами с берега. Судя по тому, как нам подмигнул рассказчик, он догадался о причине расспросов. По его словам, там наличествовало множество укромных уголков, используемых влюблёнными по назначению.

Мне предстояло найти один-единственный, где ожидают меня.

Повелев «слуге» разузнать, пустуют ли окрестные беседки, я заглянул в ближайшую. Фиолетовый фонарь возвышался всего в нескольких шагах от неё, но свет был таким тусклым, что с уходом друга я словно погрузился в сумерки, в пучину морскую. Рукой провёл по тонким бамбуковым жердям. Изнутри моё временное пристанище напоминало домик для певчих цикад — мастеря подобные, дети используют соломинки, перемежая их, как в татами. Сооружение было столь же невесомое и гибкое; наверно, и при землетрясении просто повалилось набок, дожидаясь, пока заботливые руки не установят его обратно. Через крышу свет не проникал, зато сквозь стены там и тут вливались призрачные лучики. Рыхлое плетение успешно оберегало посетителей от духоты.