«За други своя…». Хрестоматия православного воина. Книга о воинской нравственности - Е. Ю. Голубева

развратили их и не сделали солдатами… После операции наверное будет партсобрание, оно будет «разбирать» недостатки, оно будет говорить: стыдно, позор, коммунисту так не подобает и т. д. и т. п. Избитые, замызганные слова. Эх, Россия-матушка!

9.9.42 г. На книгу Суворова («Наука побеждать». – сост.) обратили внимание только тогда, когда Политуправление прислало оную с указанием: «надо прочесть и сделать реферат». Никто раньше не читал… Знамя Суворова мы поднимаем только в эту войну. До войны мы о Суворове не вспоминали. Наш солдат его не знал. Теперь горько расплачиваемся.

(Смольников Ф. М. ВОЮЕМ! Дневник фронтовика, с. 44, 59, 79, 106, 112, 115)

Директива Ставки ВГК о создании заградительных отрядов (№ 001919 от 12 сентября 1941 года)

Кризис живого, объединяющего нравственного чувства наряду с общей растерянностью и неумением воевать в первый, самый трудный период войны стал причиной низкой боевой устойчивости частей Красной Армии. Исправить это пытались репрессиями, но проверенное в годы гражданской войны средство плохо срабатывало в войну отечественную, когда Красной Армии противостояла не горсточка офицеров, кадет, юнкеров и студентов, а мощнейшая армия Европы. Вот когда сказались развратившие армию политические репрессии 1930-х годов: даже командиры и комиссары лишились голоса и присутствия духа.

Опыт борьбы с немецким фашизмом показал, что в наших стрелковых дивизиях имеется немало панических и прямо враждебных элементов, которые при первом же нажиме со стороны противника бросают оружие, начинают кричать: «Нас окружили!» и увлекают за собой остальных бойцов. В результате подобных действий этих элементов дивизия обращается в бегство, бросает материальную часть и потом одиночками начинает выходить из леса. Подобные явления имеют место на всех фронтах. Если бы командиры и комиссары таких дивизий были на высоте своей задачи, паникерские и враждебные элементы не могли бы взять верх в дивизии. Но беда в том, что твердых и устойчивых командиров и комиссаров у нас не так много.

В целях предупреждения указанных выше нежелательных явлений на фронте Ставка Верховного главнокомандования приказывает:

1. В каждой стрелковой дивизии иметь заградительный отряд из надежных бойцов, численностью не более батальона (в расчете по 1 роте на стрелковый полк), подчиненный командиру дивизии и имеющий в своем распоряжении кроме обычного вооружения средства передвижения в виде грузовиков и несколько танков или бронемашин.

2. Задачами заградительного отряда считать прямую помощь комсоставу в поддержании и установлении твердой дисциплины в дивизии, приостановку бегства одержимых паникой военнослужащих, не останавливаясь перед применением оружия, ликвидацию инициаторов паники и бегства, поддержку честных и боевых элементов дивизии, не подверженных панике, но увлекаемых общим бегством.

(Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне, с. 85–86)

Приказ Народного Комиссара Обороны СССР (№ 0391 от 4 октября 1941 г.)

Никакими репрессиями, страхом и грубостью невозможно воспитать из солдата бойца, воина. Все эти средства свидетельствуют скорее о педагогической беспомощности командира. Способность к подвигу самостоятельно вырастает из глубины сердца, к которому командиру необходимо уметь найти путь, не уповая всецело на должностные полномочия, воздействуя, как говорили до революции, «обаянием» своей личности, т. е. морально-нравственным авторитетом.

За последнее время наблюдаются частые случаи незаконных репрессий и грубейшего превышения власти со стороны отдельных командиров и комиссаров по отношению к своим подчиненным…

Подобные нетерпимые в Красной Армии факты извращения дисциплинарной практики, превышения предоставленных прав и власти, самосудов и рукоприкладства объясняются тем, что:

а) метод убеждения неправильно отодвинули на задний план, а метод репрессий в отношении подчиненных занял первое место;

б) повседневная воспитательная работа в частях в ряде случаев подменяется руганью, репрессиями и рукоприкладством;

в) заброшен метод разъяснений и беседы командиров, комиссаров, политработников с красноармейцами и разъяснение непонятных для красноармейцев вопросов зачастую подменяется окриком, бранью и грубостью;

г) отдельные командиры и политработники в сложных условиях боя теряются, впадают в панику и собственную растерянность прикрывают применением оружия без всяких на то оснований;

д) забыта истина, что применение репрессий является крайней мерой, допустимой лишь в случаях прямого неповиновения и открытого сопротивления в условиях боевой обстановки или в случаях злостного нарушения дисциплины и порядка лицами, сознательно идущими на срыв приказов командования.

Командиры, комиссары и политработники обязаны помнить, что без правильного сочетания метода убеждения с методом принуждения немыслимо насаждение советской воинской дисциплины и укрепление политико-морального состояния войск…

Необоснованные репрессии, незаконные расстрелы, самоуправство и рукоприкладство со стороны командиров и комиссаров являются проявлением безволия и безрукости, нередко ведут к обратным результатам, способствуют падению воинской дисциплины и политико-морального состояния войск и могут толкнуть нестойких бойцов к перебежкам на сторону противника.

Приказываю:

1. Восстановить в правах воспитательную работу, широко использовать метод убеждения, не подменять повседневную разъяснительную работу администрированием и репрессиями.

2. Всем командирам, политработникам и начальникам повседневно беседовать с красноармейцами, разъясняя им необходимость железной воинской дисциплины, честного выполнения своего воинского долга, военной присяги и приказов командира и начальника. В беседах разъяснять также, что над нашей Родиной нависла серьезная угроза, что для разгрома врага нужны величайшее самопожертвование, непоколебимая стойкость в бою, презрение к смерти и беспощадная борьба с трусами, дезертирами, членовредителями, провокаторами и изменниками Родины.

3. Широко разъяснять начальствующему составу, что самосуды, рукоприкладство и площадная брань, унижающая звание воина Красной Армии, ведут не к укреплению, а к подрыву дисциплины и авторитета командира и политработника.

4. Самым решительным образом, вплоть до предания виновных суду военного трибунала, бороться со всеми явлениями незаконных репрессий, рукоприкладства и самосудов.

(Приказы народного комиссара обороны СССР, с. 108–109)

А. Бек

Волоколамское шоссе

Писатель Александр Бек устами героя своей повести Баурджана Момыш-улы – в битве под Москвой командира батальона знаменитой 316-й панфиловской дивизии – отмечает, что в тех тяжелейших боях, когда сжималась готовая распрямиться пружина народного сопротивления, природная «жажда жизни» народа, как писал о ней Пришвин, выступала могущественным источником его силы.

Дордия держал речь, заглядывая изредка в бумажку. Это были правильные слова, это были святые истины. Я услышал, что германский фашизм вероломно напал на нашу Родину, что враг угрожает Москве, что Родина требует от нас, если нужно, умереть, но не пропустить врага, что мы, бойцы Красной Армии, обязаны сражаться, не жалея самого драгоценного – жизни.

Я посмотрел на бойцов. Они сидели, прижавшись друг к другу, опустив головы или глядя в пространство, угрюмые, усталые.

Эх, политрук Дордия, что-то плохо тебя слушают…

Быть может, завтра, послезавтра ему придется с колотящимся сердцем под огнем перебегать из окопа в окоп, когда рядом с грохотом будет вздыматься земля. И там, а не под тихим небом беседовать с бойцами. Впоследствии я видел его в такие часы – у него была и своя улыбка, и свои, не записанные на бумажку слова.

Но в