Явь (СИ) - Ангелина Авдеева-Рыжикова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
***
«Нужна лопата. И свечи, где их взять? Нож есть. Черт, брошь осталась дома, придется за ней возвращаться. Как быть? Бабушка за порог не впустит. Стоп, какой сегодня день?»
Варя быстро достает телефон из кармана, заглядывает в экран.
«Суббота! День рынка, значит бабушка уехала, ее не будет до вечера. Это мой шанс, часа три у меня есть в запасе точно, если выйду прямо сейчас!»
Уже через двадцать минут Варя открывает заднюю потайную калитку и крадется во двор. Вокруг все так же, как было в ее присутствии. Курочки загребают лапками и пасутся, гуси шипят, телята громко мычат. Передняя калитка заперта на засов, а значит Татьяны Родионовны можно не бояться.
Тихо, на цыпочках Варя заходит в дом. На всякий случай проверяет все комнаты. Чисто. Первым делом посещает кухню, закидывает в себя пару уже подсохших блинов, запивает их холодным молоком и удаляется. Заходит в свою комнату, залазит под кровать и на ощупь находит прикрепленный к внутренней стенке клад. Брошь на месте.
Она находит чистую одежду, сбрасывает свою под кровать и мчится в ванну. Плотно закрывает дверь, подпирая ее полотенцем. Открывает все краны на полную, чтобы вода в ванную налилась быстрее, садится на холодный чугунный белый край и ждет. В голове мелькают сотни мыслей, и она не знает за какую ухватиться.
«Алеша не одинок и не брошен, его сильно любят, не оставляют просто так без присмотра. Да и от леса они живут далеко, одного бы его туда не пустили. Зачем он нужен Нине? Что, если она мстит мне за то, что я до сих пор ничего не сделала? Что, если она все это время обманывает меня, и если она вовсе не дух, а какой-нибудь бес или демон? Нет, Адель бы это предвидела или смогла бы указать мне на мои ошибки. Значит дело здесь гораздо сложнее».
Варя пробует воду рукой на ощупь. Достаточно горячая, чтобы заползти в нее и согреться. Она распускает вьющиеся локоны из хвоста. В зеркале над раковиной мелькает ее тело, и пару мгновений она рассматривает себя. Вроде ничего нового нет: темные, местами пушащиеся, вьющиеся крупными кудрями, длинные волосы, падают на все такие же худые плечи, просвечивающиеся ребра и ключицы, маленькая бледная грудь. Синие пятна все еще не сошли. Но и другие ссадины и покраснения дают о себе знать, она получала их постепенно, за все то время, что падала, спотыкалась и билась. В целом никакая боль в теле ее уже не беспокоит, она свыклась и приняла ее, как часть своего «я». Варя отрывается от себя и погружается в горячую воду.
Ванная раньше казалась ей спасительным бункером от окружающих невзгод. В ней можно было запереться, закрыться и спрятаться. Сейчас она больше не чувствует тут безопасности, ей тяжело находиться с собой наедине. Абсолютную тишину нарушает звук, капающий из-под крана воды. Вместо обжигающего тепла на нее нападает чувство тотального одиночества. Когда-то оно было ей другом. Она вдруг ощущает себя маленькой и беспомощной, покинутой всеми, кто когда‑то был для нее значим.
Варя сидит в воде, обхватив ноги, и разглядывает свое неровное отражение. Кажется, ей сводит все тело, пресс, руки, ноги, пальцы. Она тихо стонет от напряжения, разгибается и полностью ложится в воду. Тело медленно расслабляется.
Она лежит так несколько минут, старается ни о чем не думать. Вода из-под крана перестает капать. Варя глубоко вдыхает. Вдруг в сердце она чувствует холодный укол, он постепенно распространяется по животу и ногам.
«Вода остыла?»
Но в следующую же секунду тело коченеет, не слушается. Мысли накрывает паника. Всеми силами она пытается вылезти из ванной, но все больше уходит под воду, будто дна у ванной больше нет. Варя погружается в воду с головой, как привязанная к камню и выброшенная в глубокую реку. Последнее, что она видит, это свет лампочки на потолке через разводы зелено-голубой воды. Вскоре воздух в легких заканчивается и вода поглощается тьмой.
Красными пятнами расплетается свет, за ним яркие цвета: зеленый, желтый, коричневый, рыжий. Размытые пятна разливаются по пространству, как краски на картину, отдаленно напоминают предметы и набирают четкость.
Она оглядывается и понемногу восстанавливает свои мысли. Вечереющее небо, ветви кудрявой березы. Варе удается поднять голову, ощутить себя, и она видит деревянный забор с большой прорехой, через которую вполне может пройти человек. Оттуда виднеются старинные сараи и дома из бревен, пыльная неровная дорога и даже церковь. Знакомая ей, но совершенно иная. Солнце постепенно снижается, теряет яркость и жар, лучи рассеиваются и теряются в воздухе, в листьях березы. Рядом с забором Варя замечает ржавые коряги, инструменты и запчасти, давно кем-то забытые. Воздух спертый и душный, скучающий по ветрам.
Слышатся чьи-то шаги, они приближаются грозно, мощно, и в то же время тяжело. Варя заползает за березу, прячется. Из тени забора показывается огромное разнузданное тело, до боли знакомое Варе в ее видениях. От чего-то он выглядит устало и даже испуганно. Он одет в грязную серую рубаху на распашку, открывающую волосатую жутко истерзанную грудь. Безумный и жалкий вид бездомного человека. Он тяжело дышит, почти со стоном, из его глаз текут слезы. Дойдя наконец до забора, он опирается на него рукой, падает на колени, переваливается на траву. Он не переставая стонет и бормочет что-то не разборчиво, с трудом держит голову на весу.
Неслышно и негаданно дует злой ветер, тень поглощает пространство, и ранее страшный тиран теперь трясется и пытаться куда-то бежать с убийственным страхом в глазах. Его тело замирает и падает, с громким хрустом.
Вдали появляется загадочного вида человек. Он идет размеренно, в черном и строгом костюме. Варя не может уловить его лицо. Он отворачивается к ней затылком, скрывая свой лик. Уверенный шаг незнакомца вдруг останавливается. До ушей доносятся звуки, совсем незнакомого языка. Парализованное тело барахтается в земле и повторяет одну и ту же фразу:
— Оставьте меня, прошу! Я больше не могу, хватит!
— Тише, Гриша, тише… — раздается шипящий ледяной голос.
— Я делал все! Прекратите!
Человек в черном костюме шипит в ответ и поднимает руку в странном жесте. Продолжает говорить на своем языке. Совершенно незнакомый голос на том же языке вырывается из глотки угасающего мужчины. С этим голосом они разговаривают обыденно и спокойно. После нескольких минут разговора, человек в костюме вновь поднимает руку, рисуя
