Явь (СИ) - Ангелина Авдеева-Рыжикова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Маленькая, переодетая в праздничное платье Нина лежит на мягкой подушке в гробу. Над ней склоняются трое: Дядя Вася, Аня, и дядя Миша, перевязанный, бледный и хромающий. Ее поднимают и несут на своих руках в сад, через маленькие сарайчики и клумбы с цветами. Останавливаются у молодого зеленого абрикоса. Ясным солнечным днем в середине лета, Нину укладывают глубоко в землю. Ее новый дом, в вырытой заранее яме. Теперь она будет каждую весну смотреть на цветущий абрикос. Маленькой бестелесной девчушке уже не страшно. Ей жаль тех, кто так сильно плачет по ней. Тяжелее всего вспоминать и думать о маме, она тоже все еще громко плачет.
Нина ничего не чувствует, когда закапывают ее холодное тельце. Ей даже вдруг кажется, что так и должно было быть. Она знает, что они будут приходить, пока не забудут.
Нина хочет коснуться в последний раз дядю Васю, который не переставая плачет, молится, крестится, сидя у свежей горки земли. Маленькая ручка настигает его лица, и все расплывается в дыму.
Рваными кусками тьма съедает печальный солнечный день. Голова наливается свинцом, в ушах болезненно звенит.
Варя открывает глаза, уже сидя у большого зеркала во тьме, в отчаянном одиночестве. В холоде, растирает себя руками, роняя слезы, выдыхая иней.
Варя ощущает вкус крови на губах, по всему телу идут мурашки, будто кровь по нему не двигалась с несколько минут и вдруг резко бежит в два раза быстрее. Ноги перестают держать тело. Резкое падение вниз, подхваченное кем-то со стороны у самой земли. Чьи-то горячие руки на ее плечах встряхивают ее, и она наконец просыпается.
В темноте под серебряным светом луны, она видит ствол засохшего, но устоявшего дерева. Оно, как живое, колышется на ночном ветру. Высокая трава щекочет руки и щеки.
Паша держит ее за плечи, напряженно вглядывается в лицо, ждет ее вдоха. Тело ведет себя так, будто не двигалось несколько дней, а теперь скрипит и ломится, когда она заставляет его подавать признаки жизни. Уставшая голова продолжает лежать на горячем плече. Она пытается поднять ее, но не выходит. Тогда Варя помогает себе рукой, касаясь плеча, чувствует что-то мокрое. Присматривается к собственной ладони. Кровь.
— Что за черт?
— Если ты еще раз попытаешься умереть, обещаю, я добью тебя сам, — Паша говорит прерывисто, он зол и встревожен.
— Опять угрожаешь? — с усмешкой выговаривает Варя.
Ее пробивает холод. Он прижимает ее к себе сильнее, дышит в макушку, зарывается лицом в темные волосы.
— Тебе понадобится лопата.
— Кто сказал, что я тебя закапывать собираюсь?
— Нет, не для меня. Нину придется откопать. Она здесь, — очень вяло, почти сквозь сон лепечет Варя. Через секунду, она все же находит в себе силы поднять голову и посмотреть на него. Паша ослабляет хватку, осматривает лицо и вздрагивает.
— Сколько же крови ты потеряла? — тихо спрашивает он.
Варя дотрагивается до своего лица и понимает, что кровь из ее носа повсюду: на одежде и даже на лице Паши. Будто внутри нее лопнула артерия. Варя опускает голову, смотрит на землю под собой и чувствует маленький труп там, внизу.
— Ее надо раскопать.
— Хорошо, но не сейчас, — Паша говорит мягко и в тоже время вразумительно.
Он поднимает Варю на свои руки, как можно мягче. Варя непростительно близко вслушивается в его сердцебиение. Еще никогда Варя не представлялась себе такой маленькой и слабой, как сейчас.
«Может это судьба: мне — страдать, ему — спасать».
Она выглядывает за худое плечо, то на звезды, то на лес. Вокруг нет тишины и это успокаивает, вокруг слышно птиц и сверчков, и в конце концов ветер свистит за ушами. Ей кажется, что там вдалеке, за густыми лесными деревьями кто-то бродит.
Обыденно, Варю усаживают в машину, пристегивают ремнем и снова куда‑то везут. Силы медленно восстанавливаются. Сильная потеря крови отдается лишь средней тяжести слабостью конечностей.
Варя слабыми пьяными шагами сама доходит да матраца и падает на него камнем, походу стягивая с себя грязную куртку, заворачиваясь в одеяло.
— Холодно?
— Зверски, — неровным голосом отвечает Варя.
Паша включает оба обогревателя. Находит в спортивной сумке полотенце и выбегает на улицу. Возвращается уже с мокрым. Он заставляет ее подняться и сесть. Легкими движениями вытирает красное от крови лицо.
— Глупая.
— Я почти в порядке.
— Замолчи.
Варя показательно скидывает с себя одеяло, стараясь как можно меньше дрожать. Но он, не обращая внимания на ее телодвижения, продолжает упорно вытирать ей щеку, потом губы, шею, и замедляется на острой ключице.
Его лицо находится к ней достаточно близко, даже не пришлось бы далеко тянуться, но внутри что-то так сильно сжимается, заставляя ее застыть на месте. Совсем недалеко внутри себя она ждет, что он поймет сам. Еще секунду и он поднимает взгляд чуть выше. Варя все так же неподвижно, не дыша, забывает о холоде.
— Ты злишься на меня? — спрашивает отрывисто.
— Да, — холодно отрезает он.
— Почему?
— Ответь на этот вопрос сама.
— Я не знаю.
— Потому, что ты глупая.
— Если я такая глупая, если так раздражаю, втягиваю тебя в неприятности и ничем не могу отплатить, зачем ты спасаешь меня?! Почему не бросишь?! — раздосадовано отбрасывая от себя его руки, говорит сбитым голосом.
— Затем, — коротко и безразлично выпаливает он, уходя с матраца.
— Опять не мое дело? Почему ты пришел ко мне?
— Да, все еще не твое, — бросая окровавленное полотенце на стол, отвечает он.
— Ты никогда не расскажешь мне об этом?
— Нет.
— Ты сказал, что я тебе теперь все.
Разгневанный и раздраженный Чернов замирает на миг. Он не говорил этого вслух. Он всматривается в нее совершенно иными глазами. Она шмыгает носом, утирая остатки своей крови.
— Ты не должен мне лгать.
— Я не говорил этого, — хрипло произносит он.
Варя встает, оставляя проклятое одеяло. Приближается к нему, как это делал он, каждый раз, когда чувствовал ее страх.
— Но я слышала. Это неправда?
Паша, не отступающий назад, прикрывает веки.
— Правда, — тихо шепчет в ответ.
Встретившись с темными глазами, уже не сдерживает себя. Он заключает ее лицо в свои ладони. Склоняется над ним, касается мягких девичьих губ своими. Сначала нежно и робко, но чем дольше, тем требовательнее и глубже. Вся
