Заговор генералов - Владимир Понизовский

Солдаты примолкли, слушали. Потому что говорил он об их собственной доле.

— Но так я вам скажу, братья: не надоть нам иттить на Питер — таких же, как мы, мужиков да мозолистых рабочих изничтожать, катами-палачами делать себя! Чего Корнилов хотит? Чтоб, как раньше, тянулись мы перед офицерами, а они нам в зубы кулаками тыкали! Он — за смертную казнь солдатам и революции! Так что: за своей смертью мы сами идем?.. Я другое вам скажу: и Корнилов — предатель России, и Керенский — предатель! Один царский генерал, другой — буржуйский холуй!.. Хоть поцапались они, как кошка с собакою — один фырчит да лает, другой мурлычет да фыркает, — а из одной кормушки едят, одному хозяину принадлежат!

— Где ж она тогда, правда? И твоя, и ихняя, и еще чьясь, а нет ее нигде!

— Есть! Есть правда! Она у тех, кто обещает замирение всем народам, землю — крестьянам, хлеб — голодным! А чтоб утвердить эту правду, надо власть самому народу в свои руки взять — солдатам, крестьянам и рабочим!

Он увидел, как кто-то врезался в толпу, протискивается сквозь нее. Разглядел поднятый околыш офицерской фуражки.

— Не слушайте его, солдаты! — зазвенел молодой голос. — Это ж германская марка! Так большевики говорят!

— А я и есть самый настоящий большевик! — торжествующе вскричал Петр. — Потому и говорю я самую большую правду!

— А-а, агитатор!

Никто не успел и опомниться, как подпоручик выхватил револьвер и начал стрелять в фигуру, резко обрисованную на фойе неба.

Петр покачнулся, взмахнул руками, как подбитая птица крыльями, сделал шаг и рухнул на головы солдат.

— Уаааа! — взревела толпа, разом ощетинившаяся штыками на сброшенных с плеч винтовках.

— Что вы? Что вы! — взвился молодой голос. Георгиевцы отхлынули. Офицер остался в пространстве меж эшелонами один. Штыки нацелились на него.

— Что вы! Да я же!.. На помощь!..

Он пригнулся, чтобы нырнуть под вагон, и захлебнулся в предсмертном, отчаянном, нечеловеческом крике.

От штабного вагона бежали офицеры, на ходу вырывая из кобур наганы. Но, встреченные настороженными жалами сверкающей стали, оторопело, будто споткнувшись, останавливались. Засовывали револьверы.

— Не пойдем на Питер! Завертай назад, в бога душу мать!.. Всех вас, гадов, порешим, а на Питер, народ губить, не пойдем!..

Будто голосом Петра Кастрюлина. Его словами, вошедшими в сердца и души братьев-солдат…

Сыпавшиеся со всех сторон вести — одна тревожней другой — наводили Корнилова на мысль: хотя генералы и офицеры на его стороне, но солдаты — те штыки и сабли, которые были нужны в первую очередь, — не хотят поддерживать «корниловское дело».

Он поручил ординарцу Завойко составить новое обращение к войскам, которое, тотчас утвердив, распорядился передать в части в виде «Приказа № 900»: «Честным словом офицера и солдата еще раз заверяю, что я, генерал Корнилов, сын простого казака-крестьянина, всею жизнью своей, а не словами, доказал беззаветную преданность родине и свободе, что я чужд каких-либо контрреволюционных замыслов и стою на страже завоеванных свобод при едином условии дальнейшего существования независимого великого народа русского». Тут уж получалась полная путаница, и становилось совершенно непонятным, против чего же и зачем он идет на Петроград.

А донесения поступали: Клембовский, отказавшийся принять должность главковерха, заменен на посту главнокомандующего Северным фронтом генералом Дмитрием Бонч-Бруевичем; главкозап Балуев и помощник главкорум[25] Щербачев сыграли труса, переметнулись на сторону «фигляра». Значит, подались и генералы… Деникина нет. И он остался только с Крымовым, от которого ни слуху ни духу. Полковник Лебедев, посланный на связь, как в воду канул, — до сих пор не вернулся. Остается единственная надежда — Каледин.

Сообщение, переданное через третьи руки, что атаман предъявил Керенскому ультиматум, пригрозив отрезать от Питера и Москвы юг, не подтверждалось официально, хотя вполне соответствовало обещаниям, полученным Корниловым от предводителя донских казаков. Поэтому главковерх продиктовал адъютанту:

— «Войсковому атаману Алексею Максимовичу Каледину. Сущность вашей телеграммы Временному правительству доведена до моего сведения. Истощив терпение в бесплодной борьбе с изменниками и предателями, славное казачество, видя неминуемую гибель родины, с оружием в руках отстоит жизнь и свободу страны, которая росла и ширилась его трудами и кровью. Наши сношения остаются в течение некоторого времени стесненными, прошу вас действовать в согласованности со мной так, как вам подскажет любовь к родине и честь казака». — За моей подписью отослать шифротелеграммой.

Не полагаясь на столько раз уже подводившую его связь, генерал вызвал Завойко:

— В такое время не хотел бы расставаться с вами. Но придется. Поезжайте снова на Дон, к Каледину. Подымите казаков.

— Когда ехать?

— Немедленно.

По выражению лица своего ординарца-советника Корнилов понял: тот рад возможности покинуть Ставку.

Крыса… Когда еще он доберется до Новочеркасска…. И доберется ли?.. И где же Крымов?..

Как и было запланировано Крымовым, сотни Первой Донской дивизии в ночь на тридцатое августа походной колонной двинулись в направлении Луги. У подступов к городу путь им преградили баррикады и ряды окопов. Казаки не захотели принимать боя. Не подчиняясь приказам офицеров, повернули коней назад.

Крымов уступил:

— Утром двинемся в обход Луги в направлении станции Оредеж. Будем заходить не со стороны Гатчины, а со стороны Царского Села.

Но утром его разыскали приехавшие из Петрограда двое офицеров посланцы Керенского.

— Министр-председатель просит вас прибыть в столицу. Он гарантирует вам безопасность своим честным словом, — передал один из них.

Генерал задумался. Если смотреть на обстоятельства трезво, дело дрянь: под руками дивизия неполного состава, уже отказывающаяся подчиняться, да горстка неведомо откуда взявшихся юнкеров московских училищ. Где остальные части, и прежде всего Кавказский туземный корпус, которому «все равно, кого резать»?.. По сведениям двухдневной давности (а более свежими он не располагал), штаб корпуса все еще находился на станции Дно, хотя авангард Ингушский и Черкесский полки — продвинулись по Витебской железной дороге едва ли не до Царского Села. Но тоже — лишь два полка. В преданности князя Багратиона и командира Первой туземной дивизии князя Гагарина верховному главнокомандующему Крымов не сомневался. Однако сейчас одной преданности было мало. Надо действовать решительно и стремительно. А неведомые силы, как Гулливера, опутали бесчисленными нитями и держат такого колосса — целую армию! — мертвой хваткой.

Время! Ему нужно выиграть время, пока так или иначе все дивизии сосредоточатся на подступах к Петрограду. Однако дела не так уж и плохи: железные дороги вокруг столицы забиты эшелонами его войск. Это дает ему возможность вести переговоры с министром-председателем не как побежденному, а как завтрашнему победителю.

— Я выезжаю в Петроград, — решил он.

Но прежде чем вернуться в Лугу, где ждал автомобиль, приказал командиру Первой Донской дивизии генералу Грекову:

— Движение к станции Оредеж продолжать!

В столице куда лучше, чем в Ставке и штабе Крымова, знали об истинном положении дел: для петроградских центров по борьбе с заговором Корнилова связь работала бесперебойно: и железнодорожная, и радио-, и телефонно-телеграфная. Ежеминутно поступали донесения в «военку», в Народный комитет в Смольный, в кабинет военного министра и в Зимний министру-председателю.

Решительный перелом обозначился поздним вечером двадцать девятого августа, когда со всех фронтов поступили подтверждения о «торжестве революции», а с линий железных дорог — о полной приостановке продвижения корниловских эшелонов.

Керенский более всего опасался Кавказского туземного корпуса. Но как раз в эти дни в столице происходило совещание «Всероссийского мусульманского совета». Совет заявил о своей поддержке революции. Большевики предложили направить делегацию из наиболее известных членов совета в район сосредоточения Кавказского туземного корпуса.

Уже утром двадцать девятого августа делегация вступила в контакт с солдатами Ингушского полка, а затем Черкесского, Кабардинского, Осетинского. Результат тут же сказался. Солдатские комитеты постановили: вперед не двигаться; две группы направить в оба конца по линии железной дороги для оповещения остальных частей о преступном замысле Корнилова, Багратиона и Крымова против революции; потребовать от князя Багратиона, чтобы он дал приказ впереди находящимся эшелонам о приостановке продвижения и предотвращении всяких действий против защитников Петрограда. И последнее: направить делегацию от солдат корпуса в столицу для выражения верности революции.