Первая просека - Александр Грачев

— Будет и эстетика, — вмешался Самородов. — Дойдут и до нее руки. Люди вон еще в бараках живут. — Он показал вправо, где начинался памятный второй участок.

Все бараки теперь были оштукатурены, выбелены, но с теми же, почти плоскими, крышами из толя. Какими же убогими, неказистыми выглядели они в сравнении с каменными домами!

Машина миновала последний квартал, и впереди открылась равнина с изреженной тайгой. Вдали слева зеленела гряда сопок, прямо уходила пойма Силинки, вправо, в синей дымке, громоздились под небом контуры гор. Во всех трех направлениях уходили насыпные дороги.

— Вот пока все, что мы построили, — объяснил Каргополов. — Там вон, под сопками, — указал он вдаль, — строится «Амурсталь». Вон там, — он показал вдоль дороги, уходящей вправо, — там городок со своим промышленным районом.

Валериан Александрович всю обратную дорогу был задумчив и молчалив. Прощаясь в гостинице, он сказал:

— Много, очень много построили вы, дорогие товарищи! И все-таки я ожидал увидеть больше, когда узнал, что в городе живет семьдесят тысяч человек. Ведь проект разработан на сто тысяч населения. Я так и полагал: есть две трети населения — значит, соответственно застроен и город. На самом деле нет еще и трети города. Печальное несоответствие!

— Ничего, Валериан Александрович, — утешал его Каргополов. — Только сейчас набираем настоящие темпы строительства. Приезжайте через три-четыре года, и вы увидите настоящий город Комсомольск!

Хороши летние вечера в этом городе! Спадет дневная жара, из тайги потечет прохлада с чуть внятными ароматами хвои и березового сока, перемешается с волнами речных запахов, приплывшими с Амура, — и до чего же хорошо станет в такой час на душе!

Пройдись вечером по Комсомольску, и ты уловишь многое из того, что составляет как бы душу города, почувствуешь упругое биение его живого пульса.

Помнишь, вот здесь, где лежала болотистая низинка, девять лет назад ребята сколотили первый клуб и назвали его «Ударник»? Казалось тогда странным, почему именно здесь построили клуб? До села Пермского — километр, до бараков второго участка — столько же, до шалашей «Коваль-града» и того больше. А кругом березняк, болотца и ни единой постройки! Аспидно-черными осенними ночами, шлепая по мокрым торфянистым низинкам, спотыкаясь на пнях и кочках, сколько раз проклинали мы это болото, расходясь из кинотеатра!

Загляни сейчас сюда. Будто и вовсе другое место. Рядом — парк. Он полон огней и музыки, шума и веселья. Кружатся пары на танцевальной площадке. По асфальтированной улице, сияя яркими фарами, бегут автомашины; сотнями окон смотрят на парк многоэтажные каменные дома.

На втором этаже за одним из этих окон — вон тем, распахнутым, можно увидеть широкий чертежный стол, а над ним — склоненную фигуру Захара.

Время от времени он выпрямляется, смотрит на чертеж, думает.

Уже проглядывают с белого листа ватмана контуры дипломного проекта. Захар забыл обо всем — о том, что сегодня воскресенье, что в парке гулянье, что в клубе идет «Свадьба в Малиновке» и там Настенька, Каргополов, Леля Касимова, о том, что за окном великолепный вечер, даже о том, что нужно прислушиваться, не проснулись ли дети в соседней комнате. Ничего не существует сейчас для него, кроме листа ватмана.

Но время от времени Захар подходит к распахнутому окну, смотрит на огни города и слушает его мерное дыхание. Хорошо! Воздух неподвижен и мягок, лицо приятно овевает вечерняя прохлада, иногда щек коснется теплая волна, идущая снизу, от нагретого за день асфальтированного тротуара.

Кажется, уже давно пора бы привыкнуть к этому виду на город, ведь каждую линию ближних и дальних домов, улиц, громады ТЭЦ, парка знает Захар, знает, где и какая лампочка горит по вечерам, в каком окне какого оттенка свет. И все-таки каждый раз Захар видит все это по-новому. А не то же самое чувство испытывает он, когда вглядывается в черты Наташки или Федюшки? Родные лица никогда не надоедают, в них, знакомых до мельчайших подробностей, всякий раз находишь неизменно новое, дорогое сердцу, близкое, вечно милое. «Мой город» — не пустые слова для Захара. Он воздвиг его, и нет уже больше болот и тайги, промозглой слякоти и гнуса.

«И ведь, в сущности, это только начало, — думает Захар. — А пройдет еще десять, пятнадцать лет — что же будет здесь тогда!»

Он снова возвращается к чертежному столу, берется за рейсфедер. Осенью защита диплома.

От неожиданного стука Захар вздрогнул. Стук повторился, частый и нетерпеливый. В дверях — Настенька, лицо бледное, глаза широко раскрыты.

— Зоря, ты слышал?

— Что такое?

— Да что — война! Германия напала!

— Подожди, не поднимай панику, — пробовал успокоить ее Захар, — конфликт, наверное, какой-нибудь на границе?

— Да говорят тебе, война! Сто семьдесят дивизий бросил Гитлер… Бомбили Киев, Минск, Севастополь…

— Откуда ты узнала?

— В театре. Прямо во время действия из-за кулис вышел секретарь горкома, прервал спектакль и сказал об этом… С сегодняшнего утра, говорит, с четырех часов по всей западной границе идут кровопролитные сражения, много убитых и раненых. Что же будет, Зоря? — шепотом, как при покойнике, спросила она. — Наверное, и японцы нападут, у них же «ось»…

— Да-а, наверняка… Завтра иду в военкомат.

— А дети?

— А что дети? Не у нас же одних с тобой дети. Они и у тех, кто сейчас бьется против фашистов. — Желваки заходили на щеках Захара. — Да-а, сколько погибнет людей, страшно подумать!..

Захар не мог разобраться, что сейчас творилось в его душе, — невозможно еще было охватить всю меру беды, что вломилась в его дом. Ясно ощущал лишь одно: священную обязанность быть там, где началась война. Всю свою сознательную жизнь Захар готовился к ней, хорошо понимая неизбежность решающего часа битвы двух миров. Когда впервые он надел красный галстук и услышал: «Пионер, к борьбе за рабочее дело будь готов!», отвечал всем сердцем: «Всегда готов!» В кавшколе, получая благодарность командира, он самозабвенно восклицал: «Служу трудовому народу!» Строя город, он не жалел себя, хотел как можно больше сделать, потому что знал: это нужно ему, его детям! Теперь под всем этим подведена та самая черта, за которой наступает грозное, но неизбежное — час решающей кровавой битвы.

Он неторопливо разобрал чертежный стол, аккуратно скатал и спрятал в кладовую чертежи, потом долго укладывал на полки разбросанные по комнате книги. В половине двенадцатого во всем городе погас свет — началось затемнение.

Наступала пора неизведанных еще испытаний.

Комсомольск-на-Амуре — Хабаровск

1934—1964 гг.

ГЛАВНАЯ ПРОСЕКА АЛЕКСАНДРА ГРАЧЕВА

У Александра Матвеевича Грачева основной книгой является роман «Первая просека», хотя среди его произведений есть такие, которые выдержали гораздо больше прижизненных изданий. Причина состоит в том, что ряд его книг был подступом к роману «Первая просека». В конце этого романа стоят данные о времени, когда создавался этот роман: «Комсомольск-на-Амуре — Хабаровск. 1934—1964 гг.». Тридцать лет!

Роман «Первая просека» написан Александром Грачевым, когда он был уже сложившимся писателем, чье имя стало довольно известно его землякам, автором книг, получивших широкое признание.

Первые литературные опыты писателя начались, когда он жил и работал в Комсомольске-на-Амуре, когда город еще только складывался. Тогда при городской газете собралась сильная группа литераторов, которые потом стали известными писателями. Первой его отдельной книгой стала повесть «Тайна Красного озера», изданная в Хабаровске в 1948 году. Повесть получилась по-настоящему интересной, с острозанимательным сюжетом, полная познавательного материала о крае. Ее главными героями являются геологи. Уже в первой своей книге писатель показал нам, что его, в первую очередь, привлекают мужественные, сильной воли и цельных характеров люди, преданные своей Родине, готовые ради нее на подвиг. Он написал эту повесть без «скидок» на приключенческий ее жанр. Характеры героев повести написаны так выразительно, знание жизни, условий труда их настолько полны, что читатель нисколько не сомневается в достоверности стремительно развивающихся событий повести. Об этом свидетельствует масса читательских писем.

О том, что писателя привлекают люди сильной воли и цельных характеров, свидетельствует и следующая книга — повесть «Падение Тисима-ретто».

Замысел этой повести, как рассказывал сам Александр Грачев, возник еще в 1945 году, когда он вместе с воинами-десантниками высаживался на принадлежащих ранее России островах Курильской гряды. Запечатлеть подвиг советских воинов — был его долг писателя и гражданина, который он успешно выполнил.