Письма. Том I (1896–1932) - Николай Константинович Рерих
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Шлем лучший привет Вашей семье и Вам.
340
Н. К. Рерих — Дж. Г. Баттлю
25 апреля 1932 г. Наггар, Кулу, Пенджаб, Британская Индия
[Мой уважаемый Друг][1115],
Сердечно благодарю Вас за Ваше письмо от 29 февраля. Не могу не пожать Вам еще раз руку через все океаны, ибо вижу из письма Вашего Ваше прочное решение защищать культурную работу наших Учреждений, а сознание мое говорит мне, что именно Вы и сумеете это сделать, ибо одно имя Ваше уже является синонимом неутомимого бор[ца] за Правду и Культуру.
К сожалению, для многих невежд само слово «Культура» подлежит сомнению, ибо они вообще даже не знают, какое благо для человечества дает это ценнейшее понятие аккумуляции всех человеческих завоеваний, как духовных, так и материальных.
Человек Культуры не есть беспочвенный мечтатель, это есть опытный собиратель всего самого практичного, в высшем значении этого слова; это есть источник способов истинного преуспеяния и оздоровления жизни человечества.
А именно сейчас, во время неслыханного и материального и духовного кризиса для человечества так необходимо постоянное напоминание о значении всеобъемлющего понятия Культуры, без которого не могут быть разрешены многие труднейшие проблемы. Говорю по своему долголетнему и крайне разнообразному опыту, протекавшему в условиях различных стран.
Много, много раз невежество становилось на моем пути, и если я мог преуспевать следовать через все эти темные рогатки, то исключительно по несломимому устремлению и осознанию совершенной неотложной ценности Культуры.
Неужели люди ослепли и не хотят видеть, что корабль человечества тонет вследствие загрязнения питающего Источника Культуры и замены его мертвящими суррогатами? И не от того же ли пренебрежения к истинным ценностям происходит большинство физических заболеваний человечества вроде рака и других бичей человечества?! Правда, уже заболевший раком готов бы всемерно оплатить врача, но накануне своего заболевания он думает часто: пусть себе болеет другой, мой ближний, а я не дам себе труда даже помыслить, как бы помочь продвижению науки и Культуры. Не хотят люди осознать, что именно питает их сущность и вдохновляет их созидательное духовное стремление. И в этом невежестве они стараются отвергнуть и затоптать истинных жизнедателей. Кто знает, если бы один из удушителей Культуры представил себе, что через некоторое время он может тяжко пострадать от рака или от одной из тех болезней, против предотвращения которых он восставал в свое время, не был ли бы он готов сейчас всеми силами помочь открытию спасительных лекарств? Если бы только люди знали, как часто именно то, чему они сегодня препятствовали, уже завтра, подобно ударам судьбы, неумолимо стучится в их двери. Одна эта мысль спасла бы многих от заслуженного ими несчастья.
Для меня было радостно слышать, что Вы стали в ряды наших почетных советников. Тем самым как не только друзья, но и соратники мы должны соединить весь наш опыт, всю силу духа нашего, чтобы удержать Знамя Культуры от всяких поползновений пошатнуть его. Пишу Вам это, потому что знаю, что Вы сделаете все возможное не только путями обычными, но, поражая гидру невежества, неожиданными для них, но высоко справедливыми историческими и поистине практическими человеческими соображениями.
Очень рад, что мы за десятилетнюю работу нашу в Америке как одно из оружий Ваших можем Вам дать прекраснейший актив лучших людей в мировом понимании, которые в той или иной форме выразили свою симпатию, преданность, энтузиазм нашим Культурным учреждениям. Каковы бы ни были весы, как бы ни были странны гири, на них положенные, но один удельный вес этого фактического обусловленного списка уже перетянет многие гири золота и серебра. И я радуюсь, зная, что именно Вы оцените и удельный вес списка этого, и поймете мои соображения, ибо Вы, так же как и я, старый борец за Культуру. И враги не любят встречаться с именем Джордж Гордон Баттль, ибо они знают, что эта битва ведется за правду и отступление для Вас недопустимо.
Только что я имел прекрасное сведение от нашего друга короля Югославии Александра, только что из Бельгии мне сообщали об укрепляющихся симпатиях Бельгийского Правительства к Знамени. Только что в заседании мы обсуждали будущие плодотворные возможности строящейся биохимической лаборатории, данные тибетской и аюрведической медицины и заканчиваемый ныне фундаментальный Англо-Тибетский словарь с эквивалентами санскрита, Китая и Монголии, в который уже теперь вошло свыше трех тысяч новых слов, — этот серьезнейший труд моего сына[1116] показывает, какая нужная в существе своем работа производится. Не будут же невежды вредить сами себе, лишь бы хоть чем-нибудь затруднить культурную деятельность?
Я начал с того, что хотел Вам еще раз пожать руку и выразить мое восхищение Вашей защите Культурных Учреждений. На том же и кончу. Еще раз шлю Вам через все горы и океаны мой сердечный привет как другу и соратнику.
Искренно Ваш,
[Н. Рерих]
341
Н. К. Рерих — М. де Во Фалипо*
26 апреля 1932 г. Наггар, Кулу, Пенджаб, Британская Индия
Дорогой Друг,
Благодарю Вас за Ваше письмо от 18 апреля, столь богатое описаниями и такое сердечное. Вам, конечно, уже известно о моей телеграмме от 23 апреля, в которой я спешу сообщить Вам, что нашел вариант временного соглашения, благодаря которому группа моих картин сможет принять участие [в выставке] в Брюгге. Я уже написал об этом решении барону Таубе и д-ру Шкляверу, и они, несомненно, проконсультируют Вас, о чем я их просил.
Дело в том, что Музей Рериха в Нью-Йорке уже в 1930 г. принял решение не посылать на выставки картины, исключение составляют только те картины, которые предоставляются Отделам Музея во временное пользование, как например, в случае с Парижем. Таким образом, г-ну Тюльпинку не представит затруднения договориться о комнате, где может разместиться группа моих картин. Она может примкнуть к выставке, но только не в качестве экспонатов выставки, а на правах Отдела нашего Музея. Г-ну Тюльпинку не составит труда все это организовать, ибо подобная практика уже существует. Например, я только что получил телеграмму от Его Величества короля Александра, в которой он сообщает мне о своем решении выделить комнату в Королевском музее Белграда, где будут размещены мои картины.
Как видите, я
