Тайны гор, которых не было на карте... - Анастасия Вихарева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Твоя Бездна тоже о любви вопиет? — спросила Манька с издевкой, спускаясь с горы в сторону лагеря. Она уже злилась, но не на вампира, а на Дьявола с Борзеевичем. — А ты говоришь, что вампир в Никуда уходит! "Никуда" любить не смогло бы! Они и тут пожили, и там поживут, а я — проклятая! Мне странно слышать, что это оказалось так легко — сделать меня проклятой! И даже ты не можешь вернуть мне мою жизнь! И говоришь мне: ой, Манечка, не надо становится вампиром, жизнь у них не слаще твоей… А какая тогда — сладкая? Вот я, вот вампир, вот болезнь… Вылечи! — она окончательно рассердилась. — Говорят же: сердцу не прикажешь — любовь зла, полюбишь и козла, чем плохо-то полюбить такой любовью, чтобы душа в небо улетела?
— Могу! Беги! — Дьявол посторонился. — Опрокинь на себя кару мою! Для человека норма, что один любит, второй позволяет себя любить. Только почему-то один всегда любит, второй всегда позволяет. У одного слезы, когда он могилу свою представляет на коленях — и стоит, а второй представляет, как проклятый отваливает — и отваливает. И сидят семеро по лавкам, друг на друга непохожие, и титьку просят… Вот именно — душа в Небо. Маня, вампир целовал-миловал на душе твоей красну девицу, которая ласки его благосклонно приняла, а ты позарилась на любовь их — мол, ее полюбил, теперь меня полюби. Такое часто бывает, когда третий свечку держит. Например, ребеночек, который не только держит, но участвует, бултыхаясь. Он побултыхался, а душа его всему миру отдалась…
Ни принять, ни понять вашему сознанию мою Бездну нельзя. Это такое Ничто, где даже Голос Бога прозвучать может, только рождая все ту же материю, которая становится частью меня самого, — ответил Дьявол, пристраиваясь рядом. Слово человека рождает плоть в земле человека, а в моей одного слова будет маловато, надо еще моими параметрами обладать, которые вашим умом ни понять, ни измерить. Конец Вселенной сначала достаньте… хотя бы в одной подвселенной. И что человек, земля которого начинается в одном, а заканчивается в другом?
Манька иногда удивлялась его терпению. Она смотрела всеми своими зрениями, но никакой болезни в Зове, направленном на нее, не находила, и страшная правда о вампирах становилась какой-то необъективной. Единственно понимала — так быть не должно!
— Первородную, из которой я могу слепить все что угодно, — долетели до нее слова Дьявола.
Она с трудом, но заставила себя слушать его.
— При чем здесь Бездна и материя? — пожала она плечами.
— Бездна молчит. Мудро, — ответил Дьявол. — Белым по черному напоминая, что я часть ее. Лучшая ее часть! Мы Бог и Абсолютный Бог. Даже если я верну все на свои места, я останусь собой — сознанием, ее противоположностью, и буду снова парить над нею. Тьфу, тьфу, тьфу! — Дьявол поплевал через плечо. — В то время как ваше сознание становится ею. Ни кричать, ни пищать ты там не сможешь, даже если бы я и Бездна могли тебе позволить. Вы или остаетесь со мной, или становитесь Ею. Твоя половина тоже молчит, когда нет ужаса, напоминая без слов, что ты — лучшая ее часть. Не то чтобы молчит, все же, на том конце сознание, но он приходит к тебе, как ты сама. А если ты или твоя половина вдруг обрели самостоятельность, это говорит лишь о том, что руки ваши в крови.
Дьявол шагал рядом, не мешая ей копаться в себе. Они уже подходили к лагерю, оставалось только пройти по ущелью и перебраться через горный ручей. Манька и Борзеевич еще с утра надеялась, что в лагере отоспятся, а перед тем выскажут Дьяволу все, что они о нем думают. Издевательства его в последнее время не оставляли им свободной минуты.
— А как половиной становишься ты? — наконец, спросила Манька, останавливаясь, чтобы глотнуть живой воды. — Ну, если ты такой большой… Как это, когда ты вместо ближнего?
— Я не такое сознание, как твое. Когда человек остается один на один с Бездной, и ничто не держит его, я или беру его под свою защиту, замыкая два конца вашей земли в круг жизни. И тогда человек становится бессмертным — и вся вселенная его дом. Или отказываюсь. Представь, что мерзость, когда я ухватил концы земли, твои или вампира, который уверен, что оделся в белые одежды, направлен на меня! Я буду как ты! Или твой конец, когда становлюсь вампиром? Вот ужас-то, если я всей вашей мерзостью начну болеть! Это основа первой заповеди: "Полюби меня всем разумением, и может быть, я как-нибудь помогу разобраться с остальными". Я не человек, я существо иного плана, иной структуры, другой по всем параметрам и показателям. Если положить нас рядом, я буду огненный шар, способный поглотить все и всех, простертый от края до края, а ты — щепка, которую я могу обратить в пепел даже сейчас, ибо стоим мы под некоторым количеством нависшей над нами скалы, — Дьявол взял ее за рукав и отвел в сторону. — Мне не сложно обратится к человеку, я всегда могу говорить с ним лицом к лицу. Но лицо у меня нечеловеческое, он не может увидеть мое лицо, потому что с ним говорит все, что снаружи. В какой-то степени я вынужден даже сейчас участвовать в вашей жизни. Взять, к примеру, твое железо — а если бы оно все и сразу обратилось на тебя? Или одновременно поднялись разом все твари, которые в твоей земле? Обещанные сто двадцать лет я избирательно поднимаю их — по очереди, а иногда думаю за мертвую голову, чтобы земля могла иметь о себе представление, как о моей руке, о себе самой, о том, что хорошо для нее, а что плохо. Вот ты, посмотрела на Ад, и стала лучше видеть.
Манька задумалась, слегка испугавшись, когда от скалы оторвался кусок и покатился по склону вниз, застряв между валунами. Хоть как выходило, что Дьявол только за себя. Пожалуй, на его месте она бы тоже не стала убиваться. Дьявол рассуждал, как здравомыслящий человек, только не с человеческой точки зрения, а с точки зрения вселенной, которая знала человека изнутри и снаружи и не имела желания и, получалось, возможности простить человеку его слабости и немощь. И только она была какой-то маленькой. Меньше вампира, хоть и тянулась к Дьяволу, внезапно понимая, что ищет его мудрость. И обидно становилось, когда смотрела вокруг себя и видела, что мудрость вроде бы есть, а вампир не упал. И мерзости не стало меньше.
Наконец, Дьявол не выдержал, он внезапно остановился и всплеснул руками.
— Не странно ли, что я стою рядом, обговаривая с тобой твою беду? И не плюю, как вампир, пытаясь достучаться! Задумайся, сколько опасностей мы избежим, если вместе поймем, кому и где поставить подножку, заставляя замкнуть уста в твоей земле? Вампиры назвали тебя проклятой, что с того? Сама ты разве чувствуешь то же? Так какое тебе дело до них? Маня, мы приятно путешествовали по горам, мы познакомились с интересными людьми, мы проложили путь, который забыт давным-давно, у тебя есть земля, избы ждут тебя и горды, что есть Манька, и вот такая Манька суками назвала и построила вампиров, — Дьявол повернул ее к себе лицом, отряхнув дорожную пыль. — Они Зов на тебя наложили! Неужто не слышишь, как прокричал о своем бессилии вампир?! Найди Зов и проткни его. И обещаю забыть о неком бездарном боге, которому пред моими очами воздвигла на земле своей жертвенник, чтобы напоить кровью. Спасибо он тебе не скажет. Это они когда между собой воздвигают, поступают проще, заставляя поклясться в верности и любви друг другу над своими душами. Ты им никто, и звать тебя никем. Ни один вампир не положит себя перед тобою, чтобы ты поплевала в его душу, и не положит душу, чтобы ты позвала его.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});