Тайны гор, которых не было на карте... - Анастасия Вихарева

Дракон вырос за спиной внезапно, приземлившись со всего маху, едва не сорвавшись вниз по склону.

— Что так долго-то? — воскликнул Его Величество. — Я чуть с ума не сошел! Ты что-то узнала?

— Нет, милый, они ушли далеко, — Ее Величество спрыгнула по ноге дракона и встала рядом. — А это что? — спросила она, уставившись на медленно плывущие золотые шары в полметра в диаметре, которые подлетали к объекту и взрывались с оглушительным хлопком, укладывая сразу по сотне застывших перед нею бойцов, разваливая и оплавляя железную технику.

Его Величество промолчал, едва заметно хмыкнув. Он зло сплюнул и выругался, понимая, что боевые действия пора сворачивать. За последние полтора месяца они потеряли столько, сколько не теряли за двадцать лет боевых действий в горячих точках, вывезенных за границу на растерзание и пропавших без вести. На пару миллионов народонаселения в стране осталось меньше — и сразу согрелся мыслью, что в три-пятнадцатом от массированного налета за один день народу полегло вдвое больше. И как бы никто не виноват!

И вдруг к своему удивлению Его Величество заметил, что жена его тоже блаженно улыбается, будто разорение не касалось их обоих.

— Ничего смешного не вижу, — сказал он с обидой и озлобленностью, вспомнив о горошинах, когда заметил ее довольный умасленный взгляд. Он ждал, что она извинится, что не вспомнила о его дне рождения, а он не решился напомнить. — Боевые действия пора сворачивать…

— Согласна, пора, есть дела поважнее! — согласилась она, засовывая озябшие ладони под его куртку. — Пройдет совсем немного времени, и эта земля исчезнет! — уверенно произнесла она, забираясь обратно в кабину. — Отдай приказ сворачивать действия. Пусть выдадут всем жалование и соберут, что осталось, а командование объяснит солдатам, что предатели пойманы, и земля вернется в первоначальное состояние, как только мы разберемся с их устройствами. Придумайте какую-нибудь легенду и успокойте народ…

Чудовищная воронка уже не казалась ей чудовищной силой. Ее Величество радовалась, превозмогая свою утрату, осознав, что лампа вернет ей не только землю, но и достанет предателей, с которой она разберется по-своему. Сила лампы вызывала в ней восторг. И дворец, и богатства у нее уже были, и таким бедным выглядел ум мятежников, что только присутствие раздосадованного мужа не позволило ей во все горло прокричать победный клич, который распирал грудь…

Лампа желаний была ничуть не хуже золотой рыбки, разве что ограничивала количество желаний — у лампы их было всего лишь три. Но на первое время ей хватит и трех. Первое, представить чудовище и мятежников, второе, убрать проклятые земли и вернуть колодец с мертвой водой для вампиров и драконов, а третье… Над третьим стоило подумать, чтобы не ошибиться — возможно, золотую рыбку… Или, глядишь, сама заплывет в приготовленный для нее бассейн, и тогда с третьим желанием можно было не торопиться, а хотя бы для того, чтобы удержать в покорности драконов.

— Но столько погибших! — горестно воскликнул Его Величество, расстегивая молнию куртки, чтобы она могла обнять его, просунув руки в подмышки. — Силы не равные!

— Забудь! Это лучшее… худшее, — поправила она себя, поймав удивленный взгляд мужа, — что я могла бы увидеть!

Глаза ее радостно светились…

Глава 16. Манька и Добрая Шизофрения

— Так-так-так! — Борзеевич застал Маньку врасплох и был на взводе. — Мышей ловим, цветочки нюхаем?! Сен-Сей отвалит обоим… Ты, почему опять удар не держала? Ведь получалось же! — искренно и с горечью удивлялся он, негодуя. И сердился, жалея себя. — Не руки у тебя, а крюки… Я, Манька, не собираюсь нарезать круги! Башмаки твои железные износил вместо тебя! Пожалей мою седую старость! Сен-Сей не зря нас предупреждал, что после гор бегом придется бежать, все-таки там вампиров не то, что за горами. В цивилизованное общество спускаемся!

Но Манька нюхала цветок и морщилась — обиженная на весь белый свет.

— Манька, Сен-Сей сказал, что отдыхать будем, когда к финишу пробьемся и уляжемся рядочком… Почив от юдоли земной в юдоли скорби… — Борзеевич не унимался. Он не мог понять, почему его не слушают. Или не слышат. Он обиженно выпятил губу и шмыгнул носом. — Ведь успели бы, если б ты не ловила мышей!

— Не знаю, Борзеевич, не знаю, что со мной?! Ей богу, как мышь под землей заворочалась, на меня какое-то затмение нисходит… Обратная реакция!.. Так и хочется ее в руку взять — и думаю: вот, бедненькая, завалило, поди, выйти не может!.. И слух… — Манька прислушалась к своему слуху — она стояла в неестественной позе, слегка наклонив голову, вжимая голову в приподнятые плечи, и не замечала. — Безусловно, стал хороший, — сделала она вывод. — Ни одной мыши пропустить не могу, уши в ту сторону как парус разворачиваются… А тебя и Сен-Сея… не слышу, хоть убей! И как-то странно… сорвалась бы и полетела… словно зовет кто-то… — она прижала руки к сердцу и прослезилась. — Да так зовет, что сердце щемит! Ноет и зовет, ноет и зовет! — положила цветок на землю и снова стала рассеянной, переминаясь с ноги на ногу. — Помню, всегда любила, как цветы пахнут, а сейчас противно! Они все тут такие?

Уши ее вдруг задвигались, в расширенных зрачках промелькнул хищный огонек, она резко повернула голову в сторону, откуда шел звук, уставившись в точку ниже уровня земли.

— Сен-Сей… Дьявол! — испуганно заорал Борзеевич, бросившись нарезать круги по поляне, взывая, как заблудившийся. — Манька у нас… Манька заболела! Господи, никогда тебя нет, когда надо! — рассердился он, взводя молитвенно руки. — Дьявол! Маньку шизофрения скрутила!

— Ой…. А что это? — с ужасом уставилась на него Манька, на время оставив мышиное гнездо, уловленное сенсорами.

— А это, Маня, болезнь такая… — Дьявол встал из-за спины. Он не любил являть себя перед глазами народа, понимая, что не каждому дано выдержать явление телепортации. — Когда ума много, а объяснить некому! Больше скажу! — сказал он загробным похоронным голосом, представ в белом халате с черной повязкой на глазу и дырочкой для фокусировки зрачка, хотя у него и зрачков-то никогда не было — так, одна муть, которая временами светилась, испуская лучи, а временами бывала такой черной и бездонной, что стоило посмотреть ему в глаза, как голова начинала кружиться, будто сознание уже отлетает. — Замечательные ее свойства прекрасно характеризуют человека с четырех сторон: флегматик, сангвиник, меланхолик, холерик… Юнга один вывел, который, чтобы его плохими словами не называли, начал заниматься такой стальной наукой, как психология, придумывая обзывательства для других. Ужас, Манька, если я начну тебе объяснять, как люди уважают землю, которую изнасиловали! В общем, псих ты…