Волшебный свет любви - Наталья Батракова

Сергей Николаевич Ладышев – военно-полевой хирург, фронтовик, профессор. Любящий муж, отец. Человек-глыба, человек-легенда. И его супруга – Нина Георгиевна Ладышева, светлая и удивительная женщина, общение с которой еще раз убеждает: настоящая любовь не имеет временных рамок и возрастных границ…» – прочитал он вступление и, не отвлекаясь больше на мысленные комментарии, продолжил:

«… – Нина Георгиевна, вы помните, как познакомились с Сергеем Николаевичем?

– Очень хорошо помню. Я тогда была совсем маленькой девочкой, – листаем мы семейный альбом со старыми черно-белыми фотографиями. – Когда в Москве арестовали моего отца – сотрудника МИДа и известного переводчика, мы с мамой гостили в семье ее брата, хирурга-травматолога, который после войны осел в Минске. Он убедил маму не возвращаться домой и конечно же рисковал, приютив нас у себя. Как рисковали и все те, кто был вхож в его дом. Я тогда мало что понимала, была болезненной, плаксивой девочкой и хлопот родным доставляла немало.

Однажды у меня разболелся живот. Подозревая аппендицит, дядя решил проконсультироваться у коллеги. Стоило его увидеть, как я сразу перестала хныкать. Уж не знаю, что меня тогда так впечатлило: то ли голос, то ли то, что доктор был в форме, при этом необыкновенно красив и подтянут. Сергей Николаевич тогда служил в военном госпитале.

Аппендицит он исключил и посоветовал родным посадить меня на диету. Спустя несколько дней боли прошли, а доктор стал захаживать в гости. Все сразу отметили, что в его присутствии я меняюсь до неузнаваемости: не капризничаю, становлюсь послушной. Скорее всего, мне не хватало отца, и я выбрала среди окружающих этакий его «заменитель».

Пришло время идти в школу. На семейном совете в присутствии доктора у меня в шутку спросили, с кем я хочу пойти первый раз в первый класс. Не задумываясь, я по-детски искренне ответила: с дядей Сережей, потому что я его люблю. Все посмеялись, но пожелание выполнили. Вот так и отвел он меня за руку в страну знаний.

Вскоре выпустили папу. Он приехал в Минск, устроился на работу, ему выделили комнату, и мы съехали от дяди. Отец вернулся, но я сильно скучала по Сергею Николаевичу: постоянно упоминала его имя в разговорах, бегала в гости к дяде по поводу и без в надежде, что Сергей Николаевич заглянет к нему на дружеский огонек и нам удастся пообщаться. Моя детская привязанность стала раздражать родителей, и они решили со мной поговорить довольно жестко. Девочке так вести себя непозволительно, тем более если есть отец. В общем, так получилось, что я не видела любимого доктора до самого окончания школы и поступления в институт… – Нина Георгиевна улыбается, закрывает один альбом и открывает следующий.

– Здесь я студентка иняза, – показывает она фотографию улыбающейся слегка полноватой девушки. – Я была пухленькой от природы. Не толстой, а пухленькой. Как выяснилось позже, Сергею Николаевичу всегда нравились именно такие женщины. Когда, спустя годы, мы встретились на юбилее у дяди, я так обрадовалась! Ведь все это время я продолжала тайно скучать по «дяде Сереже». Он тоже обрадовался, не сводил с меня глаз и вдруг признался, что, повзрослев, я стала похожа на его первую жену. Ее звали Мартина, но она всем представлялась Мартой. Она была дочерью одного из командиров латышских стрелков и служила в том же госпитале, что и Сергей Николаевич. Марта погибла накануне праздника Победы на последнем месяце беременности. Он ее очень любил, продолжал любить, потому так больше и не женился. В День Победы постоянно навещал ее могилу в Калининграде. Кстати, как позже выяснилось, моя бабушка и мама Марты вместе учились в Смольном.

Загадка природы, но я действительно оказалась на нее похожа. Вот, смотрите, – с улыбкой протягивает она мне две фотографии, на которых, на первый взгляд, снята одна и та же женщина. – Я даже косы на голове укладывала так, как она: веночком. Сын до сих пор не знает, что на одной из фотографий вовсе не я».

«Что-то слышал о Марте, но фотографии… Не помню… – удивленно оторвался от чтения Вадим, потянулся в карман за сигаретами, но тут же себя остановил: – Нельзя в чужой машине».

– Курите, – тут же отреагировал Андрей Леонидович, отбросил на панели пепельницу и опустил стекло со стороны пассажира. – Курите, я все понимаю. Читать такое непросто.

Ладышев перевел на него благодарный взгляд, закурил и продолжил чтение.

«…Следующие пять лет мы изредка виделись все у того же дяди. Но я уже была не той девочкой, которая признается в своих чувствах. Жутко смущалась, стеснялась, мы почти не разговаривали. При этом я не переставала думать о нем и мучительно понимала всю нелепость ситуации: он годится мне в отцы. Тем не менее по собственной инициативе в институте я сделала упор на медицинскую тематику. Лелеяла надежду, что мои знания когда-нибудь ему пригодятся.

Так и случилось. Однажды меня вызвали в деканат и предложили перевести с немецкого цикл статей по полевой хирургии. Пояснили, что это нужно для докторской диссертации преподавателя мединститута Ладышева. Услышав фамилию, я едва в обморок не упала. Испуганно залепетала, что не справлюсь. Но никто и слушать не захотел.

Почти год я переводила статьи. Мы часто встречались с Сергеем Николаевичем для их обсуждения или у него в кабинете, или в парке Горького, который оба любили. Много общались, разговаривали о медицине, о жизни, о литературе. Шаг за шагом я раскрепощалась, отпускало внутреннее напряжение, в душе росло нечто другое – большое, чистое, светлое. Каждое случайное прикосновение словно пронзало током, отдавалось в сердце необыкновенной нежностью. Мне не хотелось расставаться, я желала одного: быть все время рядом. Как позже выяснилось, Сергея Николаевича обуревали те же чувства. Но мы еще год тщательно скрывали это друг от друга. И причиной тому была все та же разница в возрасте: ведь он вдвое старше.

Но однажды я не выдержала и, совершенно забыв о гордости, прямо на прогулке призналась ему в любви. Краснела от стыда, дрожала как осиновый лист. А он вдруг обнял, крепко прижал, поцеловал сначала в лоб, затем в губы и неожиданно попросил прощения за то, что мне пришлось признаться первой. Мол, он не имел на это морального права».

«Ничего себе! Впервые об этом слышу… Как же глубоко удалось Кате проникнуть маме в душу, если она решилась открыть ей такие тайны?» – опять с ревностью подумал Вадим.

«– Преклоняюсь перед вашей смелостью. Устои, воспитание того времени… Даже в наши дни как-то не принято женщине первой признаваться в любви. Но ведь кто-то должен сделать первый шаг?