День начинается - Алексей Тимофеевич Черкасов

Вихрастого Игнашки), старинный дедовский дробовик; сбоку болтался черный котелок и кожаная сумка на ремне.

– И где тут геологоуправление? – спросил Иван Иванович женщину в черном пальто.

– Какое управление? – переспросила та. – Такого не знаю.

– Вот те на! Как ты не знаешь? – удивился Иван Иванович. – В городе живешь и города не знаешь? Ишь ты! Ну да я найду, – и пошел дальше, тяжело бухая грязными бахилами по тротуару, поглядывая то вправо, то влево.

«Эх-хе! Как раздвинулся город! – восхищался Иван Иванович. – И этого дома не было. Да и улица новая! Тут был пустырь. Помню. Хорошо помню. Война, а город растет. Знать, есть сила в народе. Вот ты и возьми! А людей тут видимо-невидимо. Эх-хе! И все живут, и все что-то делают. Кабы всю эту силу двинуть в Приречье да золото и все металлы поднять из земли, тогда страну нашу пальцем никто не осмелился бы тронуть».

На главной улице он отметил достоинство асфальтовой мостовой, удобства широких тротуаров и, не торопясь, подошел к трехэтажному белому дому геологоуправления.

Иван Иванович поднялся на третий этаж, в широкий коридор. Здесь встретился Матвей Пантелеймонович Одуванчик в мягкой фетровой шляпе и в светлом пальто, облегающем широкими складками его высокую поджарую фигуру. Иван Иванович заинтересовался ярко раскрашенной доской, вплотную подошел к ней, потеснив Матвея Пантелеймоновича. Тот посторонился, брезгливо морща птичий нос, и окинул раздраженным взглядом Ивана Ивановича.

– М-м… Охотник? – спросил Одуванчик.

– Вроде, – сказал, вздохнув, Иван Иванович.

– Думаете сдать рога?

– Думаю.

Одуванчик строго заговорил:

– Тебе тут надумают, борода! Или ты не знаешь: маралов убивать запрещено?! Таинственный мрак в вашем охотничьем понятии. Подвернулся марал, бах! – и лежит. А ответственность? Тут вам не тайга, а город. М-м… И, кстати, геологоуправление – не «Союззаготпушнина». Или вы перепутали адрес?

Иван Иванович терпеливо ждал, пока Одуванчик читал ему нравоучение. Переминаясь с ноги на ногу, ответил:

– Эх-хе! Все знаем. И про законы, и про порядки. А где тут Муравьев сидит?

Одуванчик ухмыльнулся и указал на большую карикатуру в стенной газете, изображающую человека над облаками.

– Пока сидит здесь. А вам зачем он?

Иван Иванович сердито засопел и, шумя набухшим грязным дождевиком, придвинулся вплотную к карикатуре. Беззвучно шевеля губами, он долго читал надпись. Потом, угрожающе двигая бровями, проговорил:

– Супостаты, мошенники! Ишь как разрисовали! Эх-хе! Узнать бы мне этого сочинителя! Уж я бы ему… – тут Иван Иванович нарисовал такую страшную картину казни, что Матвей Пантелеймонович испуганно юркнул в коллекторскую.

Через полчаса, направляясь в свой кабинет, Одуванчик мимоходом взглянул на стенгазету и остолбенел: карикатуры на листе стенгазеты не было. Навстречу ему шел Чернявский.

– Это – бородатое ископаемое!.. Это – чудовище!.. – брызгая слюной и размахивая руками, заговорил взбешенный Одуванчик. – Представьте себе, этот мужик снял карикатуру. Это так оставить нельзя!

– Какой мужик? – спросил Чернявский, удивленно пожимая плечами.

– С рогами! – с гневной поспешностью выпалил Матвей Пантелеймонович. – Да, да, с рогами!.. С маральими. Чему улыбаетесь? Где-то в тайге ухлопал двух маралов, совершил противозаконные действия!.. И притащил их Муравьеву. И карикатуру… Это он!.. Но я… я подниму это на совете! И рога, и карикатуру, и Талгат, и Приречье – все! Одним махом разрубим все узлы.

В коридоре послышались чьи-то тревожные шаги, затем появился Гавриил Елизарович Редькин.

– Нелидов! Требует, срочно требует, – проговорил он, обращаясь к Чернявскому и Одуванчику.

– Его требуют? Куда? Зачем?

– Меня, вас, Тихон Павлович, и вас, Матвей Пантелеймонович. Немедленно, срочно, – пояснил Редькин. – Чтобы захватили все материалы о Приречье, карту и маршруты по Талгату за год. Вот такие дела!

И, секунду помолчав:

– На заседании будет присутствовать сам Сапаров. Как бы нахлобучки не было! Катерина Андреевна что-то не в духе. Вчера она здорово резалась с папашей Андреем Михайловичем. Как бы не подвела!

– Если бы да кабы, росли бы под носом грибы, – окрысился Чернявский, недовольный трагическим тоном Гавриила Елизаровича. – И что страшного? Ну, Муравьев! Ну и что? Пусть переживает Муравьев, а ты держи голову как следует. Ты там ползал по его маршрутам? Ну и что? Пусто? Пусто!

– Все хорошо, все хорошо, все хорошо, – бормотал Одуванчик. – Одним разом, все одним разом!..

4

К Нелидову, кроме Одуванчика, Чернявского и Редькина, был приглашен профессор Милорадович. Он важно восседал в мягком кресле у окна, по соседству с Катериной Нелидовой и начальником талгатской партии Новоселовым. Геологи, инженеры-механики буровых работ, буровые мастера – все они должны были принять участие в обсуждении статьи, в решении судьбы Приречья, судьбы Муравьева.

Секретарь крайкома Аверкий Николаевич Сапаров и начальник геологоуправления Андрей Михайлович Нелидов сидели за большим красным столом, на котором грудой лежали образцы железных, медных, сурьмовых и других руд Приречья. Тут же, на столе, перед Сапаровым была развернута составленная Одуванчиком цветная геологическая карта Северо-Енисейской тайги, на которой ярко выделялось белое, неисследованное пятно Приреченской тайги.

Одуванчик задержался в дверях, раздумывая, на каком стуле ему выгоднее поместить свою особу. Наконец он высмотрел место на широком диване, где только что уселись Чернявский и Редькин.

Матвей Пантелеймонович еще выше поднял голову и, гордый, надменный, как павлин, скрипя лакированными американскими штиблетами, степенно прошел к дивану, на ходу кивнув профессору Милорадовичу и Катерине Нелидовой. Уже садясь, вдруг что-то вспомнил, расторопно подошел к большому столу и с подобострастием пожал широкую ладонь Аверкия Николаевича Сапарова.

Нелидов открыл заседание.

Он говорил о недостатках в работе геологоуправления, верно и вовремя указанных статьей краевой газеты, резко осудил и ошибки начальника отдела металлов Муравьева, еще раз напомнил об успехе на Талгате и о прискорбном провале в Приречье. И здесь же коротко, но решительно отверг обвинения против Муравьева в индивидуализме и стремлении подчинить себе мнение других, однако упомянул его недостатки.

Говорил Нелидов медленно, глуховатым, напряженным голосом. На его столе – папки с отчетами геологов, маршрутные карты. Он перебирал их своими небольшими руками, открывал не глядя, точно доставал нужный лист, нужную карту.

Под конец начальник геологоуправления перешел к вопросу о разведке железных руд.

– Вопрос о железе – это вопрос о будущем нашей промышленности, – напомнил Нелидов. – Вот в этом журнале, – он взял со стола американский геологический журнал, – предрекают миру железный голод. Но мир живет и будет жить! Мы будем искать новые месторождения. Мы научимся плавить бедные руды. И когда не будет больше богатых руд, мы возьмемся за бедные. Но если цена железа поднимется до цены серебра, тогда мы будем добывать железо из гранита! Да, да, из гранита! А сплавы? Разве легкие, устойчивые сплавы не придут на смену железу? Алюминий поднимает нас в воздух. Мы строим дома,