Письма и документы (1917-1922) - Ю Мартов

Часть письма Васильева зашифрована. Она пишет, что "ключ" пошлет другим путем (пока я не получил). Самуил Давыдович, конечно, поможет Вам произвести расшифровку.

Так что, если Вас заинтересуют "обвинительные пункты" письма, напишите мне, какие остановили Ваше внимание, и я Вам пошлю свое разъяснение.

Последнее письмо, полученное из Москвы, не сообщает ничего отрадного: наши продолжают сидеть; курс большевиков, по-прежнему, "твердый" (что, впрочем, явствует и из разгона кусковского комитета). Не знаю, догадались ли Вы уже сами, что эта парочка Прокопович-Кускова, хотя внутренне и настроена весьма обывательски консервативно, но по своим природным свойствам проявляла -- еще до комитета -- изрядную дозу приспособляемости к советским владыкам и, совместно с такими тряпичными людьми, как Гуревич [Смирнов], внесла тот же дух и в комитет (потому-то и не пускали они в него наших). Однако и это не помогло им.

Любопытную новость сообщают про Ерманского. Она меня очень позабавила, хотя ему самому не до смеха. Я Вам уже писал, что с полгода назад он ушел не только из ЦК, но и из партии (как он написал, "временно"). Для нас всех было ясно, что этот уход носит характер очень трусливого и подловатого действия. Ерманский уже давно стремился вырваться за границу, что, конечно, простительно. Он же первый и поднял у нас вопрос, чтобы мы энергично добивались у большевиков паспортов для наших делегатов. Он нас также убедил, но когда стали назначать кандидатов, то ни один голос не был подан за него, хотя он и заявлял, что ему хотелось бы поехать "заняться научной работой". Но все наши боялись, что он будет компрометировать партию, и его намеков не понимали. Тогда он пытался добиться от какого-нибудь ведомства "научной командировки", но безуспешно. Очевидно, ему дали понять, что его меньшевизм является помехой. И вот он внезапно подает заявление о выходе из партии, которое с начала до конца звучит фальшью. Он не решился (для этого он слишком честен или слишком труслив) заявить, что принципиально отвергает партийную линию, а потому спрятался за мою спину и заявил, что пока-де во главе ЦК был я, он мог, поддерживая меня, обеспечить правильную линию ЦК, но с моим-де отъездом ЦК якобы стал "праветь", делать уступки "мелкобур-жуазным тенденциям", а потому он, не будучи в силах один бороться, "временно отходит от партии", чтобы вернуться снова, когда его деятельность сможет быть полезна. Echt543 Ерманский! Ни в партии, ни вне ее! Вся эта мотивировка, конечно, сплошная чепуха, ибо он как член ЦК отлично знал, что, уехав, я только и делал, что отсюда писал в ЦК увещания всякий раз, как узнавал, что Ерманский и другие пытаютя сбить его на путь усиления "левизны" (главным образом, в вопросах организационной борьбы с правым крылом). Но ему все это нужно было, очевидно, чтобы добиться заграничной командировки. И вот теперь он добился. Но случилось нечто истинно российское. Когда он прибыл на границу, чекисты вдруг заявили, что сомневаются в подлинности разрешительной подписи ЧК на его паспорте (очевидно, им приказали из Москвы) и обыскали его. При обыске же нашли у него текст этого самого его письма в ЦК о полувыходе из партии (он, очевидно, вез его как доказательство, что он, собственно говоря, не совсем ушел из партии, и это ему было, разумеется, нужно для разговоров с представителями Интернационала). Но когда чекисты открыли такую бумагу, то решили, что он надул большевиков, ибо "не настоящим образом" ушел от меньшевиков (ведь он там подчеркивает свою "полную солидарность с Мартовым"). Ввиду этого, они его отправили обратно в Москву, а там его посадили в Бутырки, причем Менжинский544 (начальник особого отдела в ВЧК) заявляет: "Ну, этот у меня посидит!". Наши в письмах не скрывают своего злорадства, и я воображаю, с каким лицом он появился в Бутырки перед нашими, сидящими там.

Я не пожалел подробностей, так как знаю Вашу давнюю и глубокую "симпатию" к этому бездарному педанту. А притом это довольно характерный для наших порядков эпизод, не правда ли?

Получил и прочел новую брошюру Каутского против Троцкого. Увы! Она меня немало разочаровала. Уже его "Terrorismus und Kommunismus"545, при правильности основной мысли и отдельных удачных местах, производил впечатление растянутого и местами педантичного произведения. Здесь же рядом с главами, написанными с подъемом и некоторым пафосом, другие просто вялые и неинтересные. Но что хуже -- брошюра (128 страниц) не производит впечатления цельности, чему отчасти способствует ее неудачная архитектура: первые две главы ("демократия" и "диктатура") внутренне связаны и в них критика большевизма идет так сказать crescendo546 от частностей к общему; кончается параграфом о Der drohende Zusammenbruch547. А после этого начинается третья часть: Der Arbeitszwang548, касающаяся, в сущности, одной частности большевистской системы, благодаря чему впечатление ослабевает, тем более что сама эта глава написана и менее живо, и менее содержательно. А между тем, именно на этом вопросе -- o Staatsclаverei549 -- следовало бы, главным образом, бить большевизм, так как по вопросу о "диктатуре" уже, в сущности, все сказано. Это тем более досадно, что брошюра Троцкого550, в сущности, весьма пустая и слабая даже для Троцкого, написана не без внешнего блеска. Боюсь, что брошюра Каутского пройдет незамеченной и успеха иметь не будет.

Ну, я заболтался. [...] Обнимаю.

Ю.Ц.

P.S. До 20-го, значит, я здесь. Перед отъездом, разумеется, напишу.

Письмо С.Д. Щупаку

St. Blasien, 15 сентября 1921 г.

Дорогой Самуил Давыдович!

Уезжаю отсюда (окончательно) 19-го (в понедельник). Пришлось ускорить отъезд, чтобы поспеть к 20-му во Франкфурт, где состоится совещание венского Исполнительного Комитета. Там я пробуду два дня, и в Берлин. Квартиры пока в последнем не имею.

Петербургский "заговор" сфабрикован по всем правилам чекистской науки. "Меньшевики", там фигурирующие, суть та "группа с.-д.", которая в последнее время составилась из остатков наших правых и остатков "Единства"551. Ясно, что между этой группой, матросами, прибывшими из Финляндии, и интеллигентами кадетского толка были личные связи, которые при помощи провокаторов или "раскаявшихся" не трудно было превратить в "заговор". Как видно, то же готовится и в Москве с Кишкиным552. Во всем этом всего более поражает наивность этих старых кадетских дураков, прежде всего пишущих длинные записки о будущем строе России и хранящих эти записки у себя.

Читал о том, как Загорский и Степан Иванович [Португейс] пытались в вашем комитете сказать "свое слово".

Привет Над. Ос. и Павлу Борис.

Ю.Ц.

Хорошо было бы где-нибудь отметить, что Григорий Алексинский553 против обыкновения рассказал в "Matin"554 правду об экспроприаторском прошлом Красина и Литвинова555, но умолчал об одном, что сам принимал участие в этих денежных операциях, и участвуя в качестве члена следственной комиссии под председательством Чичерина в расследовании этого дела, яро боролся против раскрытия его подробностей.

Письмо П.Б. Аксельроду

17 сентября 1921 г.

Дорогой Павел Борисович!

Окончательно уезжаю послезавтра, сначала в Франкфурт, где будет заседание венской экзекутивы556, а потом в Берлин. Как только буду иметь постоянный адрес, дам Вам знать.

Вчерашний последний осмотр у врача подтвердил, что мои легкие в полном порядке. Таким образом, я могу считать себя "приведенным в норму" и по этому поводу вспомнить прежде всего об оказанном Вами содействии, без которого не смог бы прожить здесь так долго, как это требовалось для излечения.

На первое время мне предписан все же некоторый режим, ради которого благоразумнее будет водвориться сначала в Берлине, чтобы слишком резким переходом и сутолокой не подвергать себя риску. Но думаю, что уже сравнительно скоро смогу направиться в Париж тем более, что сообщаемое Вами решение друзей о поддержке "Вестника" позволяет надеяться, что газета теперь станет на ноги и что мы сможем даже расширить нашу работу (я очень подумываю о создании немецкого бюллетеня о России) без того, чтобы я должен был безотлучно оставаться в Берлине.

Секрет друзей мы, конечно, соблюдем самым строгим образом; я потому и им не пишу, а прошу Вас передать им нашу сердечную благодарность за это решение, которое приходит как нельзя более кстати: мы получили известие, что ЦК удалось, несмотря на весь террор, созвать совещание провинциальных работников, которое, между прочим, решило в благоприятном смысле вопрос, поднятый нашими пленниками (Сергеем, Федором Ильичем и другими) и вызывавшее практическое Bedenken у некоторых: о создании рядом с легальной организацией нелегального аппарата для систематического транспорта, распространения и перепечатки [статей] "Вест-ника". Пишут, что есть для этого подходящие люди и к работе приступлено. В такой момент наша непрерывная работа здесь особенно необходима (между прочим, мы выпустим по-русски последнюю брошюру Каутского против Троцкого). Если план широкой постановки транспорта осуществится, я подумываю о выпуске пары-другой брошюрок, рассчитанных на широкие массы.