Письма и документы (1917-1922) - Ю Мартов

Надеюсь, что A. Pierre нужное сделает. А Вас попрошу "подбодрить" его или, может быть, через Severae'a590 инспирировать французов, чтобы они, первое, в "Populaire" вели кампанию каждый день; второе, приняли другие меры для привлечения внимания масс к этой драме. Хорошо бы также дать указания Мергейму и Жуо591, которые, очевидно, получат общий "циркуляр" от Фиммена.

Реноделя и Грумбаха здесь не видел, но их уже Каутские оповестили об этом деле.

Я Вам все это пишу, зная, что, может быть, Вы как раз лежите после операции; но на этот случай даю "директиву" Берте Борисовне [Меринг] письма Вам не показывать и самой сделать то, что она сможет.

Спешу отправить письмо. В Лейпциге пробуду дня три. Самый сердечный привет Вам от всех наших и пожелание скорее Вас видеть здесь -- и здоровым.

Обнимаю Вас.

Ю.Ц.

ИЗ ПИСЬМА Е. А. АНАНЬИНУ

Берлин, 8 марта 1922 г.

Дорогой Евгений Ананьевич!

Беда мне с Вами: Вы ставите вопрос, -- о передаче статьи в журнал Степана Ивановича -- который ставит меня в щекотливое положение. Что ответить? Вопрос или слишком ясен (для человека партии), или (для человека постороннего) есть вопрос его личного вкуса.

О журнале Степ. Ивановича известно следующее: в "Голосе России" было сообщено, что Степ. Иванович, Загорский и др. основывают журнал, который будет выражать "взгляды меньшевиков-оборонцев, как они в 17 году были представлены Плехановым и Потресовым", и поведет борьбу против "линии "Социалисти-ческого вестника" и ЦК РСДРП".

Из этого я делаю вывод. Люди, издающие журнал, считают, что мы, социал-демократы, "разложили армию", играли в руку германскому штабу; они отплевываются при слове "Циммервальд", равнозначущем с "изменой"; они считают, что в свое время нужна была интервенция, и отказались от последней, ибо виноград оказался зелен; они до сих пор думают, что интересы отечества требовали, чтобы все антибольшевики поддерживали Колчака и Деникина, но жалеют, что Колчак и Деникин пошли слишком вправо, а потому сорвали дело освобождения от большевиков. Они отплевываются при слове "Вена" и считают Адлера, Лонге и т. д. "полубольшевиками". От слов "социальная революция" и "интернационал" их тошнит, от слов "классовая борьба" -- коробит, слово "товарищ" для них ругательство, зато сердце загорается от слов: "живые силы", "нация", "сочетание сил", "крестовый поход против анархии".

Когда такие люди, внутренне отлично сознающие, что они -- свои люди у Милюковых и Коноваловых и что все их революционное прошлое для них покрылось пеплом, называют себя социал-демократами и хотят оформить какие-то течения чуждой им партии, то мы их характеризуем, как политических спекулянтов, считаем себя вправе заподазривать их мотивы и относим их к разряду мародерской сволочи, пытающейся поживиться около развалин и трупов, посеянных гражданской войной.

Вы знаете уже, что в Париже и в Берлине все -- вплоть до очень вправо от нас стоящих -- товарищи единогласно отвергли всякую мысль о том, чтоб Степана Ивановича пустить даже в с[оциал]-д[емократический] клуб. При объяснении с ним выбранной для этого комиссии он вполне подтвердил, что в Одессе состоял членом комиссии по вербовке волонтеров в деникинскую армию, и сказал, что считает, что тогда надо было так действовать. Третьего дня я получил из России письмо от Астрова, который пишет: "Никогда не прощу себе, что в Одессе из-за глупой сентиментальности не провел постановления об исключении этой сволочи из организации". Астров -- правый, а особенно правым был в качестве лидера одесской организации, и сам ввиду несогласия с нами по вопросу о восстании долгое время был в конфликте (мы объявили их комитет распущенным за неповиновение партии, а он не подчинился).

Ввиду этого положения дел Вы спрашиваете, нельзя ли дать Степану Ивановичу не агрессивную против "Вестника" статью? Да, если Вы хотите морально поддержать члена интервенционистского Союза Возрождения592 С. Ивановича и члена ЦК "Единства" Загорского, демонстрируя, что Вы считаете их социалистами и их борьбу против РСДРП, Вены, Циммервальда и т. д. полезной борьбой. Да, если Вы хотите им дать право козырять Вашим именем и при его помощи привлекать к сотрудничеству и помощи журналу разных колеблющихся и неустойчивых людей. Да, если Вам "наплевать", что появление Вашего имени в числе сотрудников будет понято так, что Вы демонстративно отмежевываетесь и от нас, возобновляя публицистическую деятельность после многолетнего перерыва на столбцах именно этого журнала.

Вы меня простите, но надо все-таки выбирать. Или с социалистами какого угодно оттенка, или с людьми, для которых красный флаг стал тряпкой, слово "товарищ" -- презрительным термином, а слово "буржуазия" утратило всякий оттенок враждебности. Я бы не хотел, чтоб Вы думали, что я из кожи лезу, чтобы расстроить ваш "брак" с Степан Ивановичем. Нет, право, с 1914 года я утомился "тащить за фалды" по одиночке каждого из меньшевиков и убеждать его, что после плутания по окольным дорогам у него наступит неизбежно Katzenjammer. И после того, как столько "испытанных" побежало направо, и столько -- к большевикам, я и внутренне настолько очерствел, что во мне очень слабо говорит дружеское участие и желание держать человека от сажания в лужу самокомпрометации. Дело слишком ясно. Мы -- РСДРП -- сражались в рядах Красной армии за революцию против "Кобленца"593. Степ. Ивановичи сражались за "порядок и собственность" в рядах белой армии. Мы и останемся по разные стороны баррикады. Надо выбирать. И лучше, конечно, прямо выбрать "полевевшую" часть Кобленца, чем оставаться ни в тех, ни в других. Повторяю, никакого давления я бы не хотел оказать. Если Вас тянет туда, идите: на личном уважении к Вам это отразиться не может.

Сказались ли на Вас как-нибудь результаты "лежания"? Прибавили ли весу? Если можете добиться продления отпуска, непременно сделайте это. За себя я тоже опасаюсь, что придется раньше или позже ехать "лежать" опять. Сильно кашляю и худею с наступлением здешней гнилой весны. Мечтаю, если состоится общесоциалистическая конференция в Италии, остаться там у моря на месяц.

Федор Ильич и Лидия Осиповна здесь, мы живем теперь вместе. Приехали не очень потрепанными. Федор Андреевич [Череванин] в последнюю минуту отказался от поездки за границу и добился разрешения жить в Рязани. Рита [Цедербаум-Алейникова] ничего, служит выгодно. Хорошая служба и у Володи [Цедербаум-Левицкого], но с ним случилось несчастье: упал и сломал себе ногу, так что, когда Лиля594 выезжала, он еще ходил на костылях, но была надежда, что это пройдет бесследно. Вера595 здорова, Женя [Цедербаум] бледна и слаба.

Берта Кулькес была у меня. Надеялся кое-что сделать, но теперь, кажется, выясняется, что ничего не выйдет. На простую канцелярскую работу слишком много охотников, а у меня "ходов" очень мало.

Наши шлют привет. [...]

Из письма А.Н. Штейну

15 марта 1922 г.

Дорогой Алек. Ник.!

Положительно скандально, что после статьи Раф[аила] Абр[амовича Абрамовича] "Freiheit" ничего не дает о процессе эсеров596, так что интерес читателей к этому вопиющему делу ничем не поддерживается. Это уже Ваша вина: ведь почти каждый день здешние русские газеты дают новый материал. Дело ведь идет о спасении нескольких человек, которых, я уверен, можно еще спасти только в одном случае, если большевиков, очень желающих теперь "единого" фронта, просто оглушить криком пролетариата, требующего, чтоб не было этих казней. Словом, теперь необходимо поместить прилагаемую мою статейку. [...]

Эсеры сами растерялись и страшно мало делают, чтоб поднять шум в печати, и все падает на них. Один экземпляр можно послать и латышам.

Жму руку.

Ю.М.

Вы не отметили также сообщения о выступлении коллонтаевской597 "рабочей оппозиции" на конференции Коминтерна. Это очень знаменательный факт.

Письмо С.Д. Щупаку

1 мая 1922 г.

Дорогой Cам. Дав.!

Фамилия Астрова -- Повес. Его раннюю биографию не знаю. В первую революцию работал в Одессе и, кажется, в Питере. Потом в Питере играл одну из главных ролей в легальном движении 1900-х годов. После Вашего отъезда все время работал в Одессе, пока в 21 г. не был выслан в Харьков (оставлен на свободе по выпуске из харьковской тюрьмы, куда был перевезен из Одессы). Работал в местной организации и в Главном комитете Украины.

Умер от сыпного тифа. По слухам, в той же партии еще четверо больных тифом, которых везут в том же вагоне. Умер в Самаре.

О голодовке Сергея больше нет сведений, и я очень беспокоюсь. Можно писать, что он мой брат.

Привет Н.Е. Жму руку.

Ю.М.

Письмо Б.И. Николаевскому

30 июня 1922 г.

Дорогой Борис Иванович!

По-моему, сейчас нельзя терять ни минуты, и необходимо добиться, чтоб Горький выступил по поводу эсеров. Ведь совершенно ясно, что дело идет -- и быстро -- к кровавой развязке. При невозможности сделать теперь что-нибудь в Германии надо пустить в ход последние ресурсы: Горького и Ан. Франса598. В прилагаемом письме я прямо предлагаю Горькому обратиться к Франсу с просьбой о вмешательстве и опубликовать и свое обращение, и ответ. Последнее, конечно, вернее всего. Не зная адреса ни Горького, ни Вашего, посылаю Вам письмо через Ф. И. [Дана] с просьбой непременно поехать лично к Горькому и ответное письмо, дабы он не мог ни уклониться от ответа, ни задержать с ним, и чтоб Вы могли, в случае надобности, "надавить" на его хрупкую волю. Последнее, очевидно, крайне необходимо. Для него, может быть, этот шаг приведет к разрыву материальной связи с большевиками, но... настал момент, когда его приходится прижать к стене. Всего лучше, если он Вам даст текст телеграммы к Франсу (или другого обращения, если он предпочтет придумать что-нибудь другое и уполномочит нас перевести и разослать). На этот случай советую переслать (перевести сможет Федор Ильич) Франсу с просьбой перетелеграфировать. Если понадобится будет, чтобы я перевел, можно послать мне, я уже отсюда перешлю. Словом, действуйте! Жму руку.