Достоевский и предшественники. Подлинное и мнимое в пространстве культуры - Людмила Ивановна Сараскина

– Пусть я никто. А вы – вы же бессовестно обираете этого человека. Вы заложили его шубу, а он с кашлем, по сырой холодной погоде. Вы же в гроб его загоните. А сами недостойны руки ему целовать. Он самый добрый, самый несчастный, самый лучший человек в мире. Его оберегать надо».

В ходе перепалки ваза разбивается в мелкие осколки. Подбирая их с полу, Анна ранит руку. Эту сцену как раз и застает Достоевский, возмущенно повторяя вслед за пасынком:

«– Послушайте, Анна Григрьевна! При моих хорошо вам известных обстоятельствах, что я целиком от вас завишу… это еще не дает вам право кричать на моих близких… Как это людям недостает тонкости… Тут с кредиторами борешься… работаешь, как собака, из-под палки. Придешь домой, и тут такое…»

Анна в истерике. Достоевский смущенно извиняется. На полу осколки вазы. Тяжелое объяснение: «Я не хочу потерять вашего сердца, Анна».

Авторы картины побуждают актрису Симонову, исполняющую роль Анны Сниткиной, протестовать против текста романа Достоевского. Но возможна ли ситуация, когда актриса Симонова или актер Солоницын рискнут протестовать против сценария, искажающего факты и обстоятельства биографий обеих героев? Похоже, нет: актеры играют то, что им предписано по сценарию, каким бы он ни был.

А он, этот сценарий, изо всех сил стремился героизировать Анну. В фильме это именно она спасает Достоевского и его роман, когда в положенный по контракту со Стелловским срок писатель приносит рукопись в контору издателя, и оказывается, что тот сбежал из города, чтобы все-таки получить неустойку. Достоевский растерян, полон отчаяния, и тогда Анна сама идет в полицию с романом наперевес и умоляет полицейского чина принять рукопись, готова даже стать на колени.

«Кто вы ему? – недоуменно спрашивает офицер.

– Жена, – подумав и выдержав паузу, решительно отвечает Анна».

В тот момент это было чистым самозванством: на такой «подвиг» Анна никогда бы не пошла. Не посмела бы.

Достоевский молча стоит неподалеку, мнет в руках шапку и все слышит. Так они, по фильму, и стали мужем и женой. А накануне у дверей квартиры Достоевского Анну подстерегал «жених» Миша, пытаясь отговорить девушку от встречи с писателем.

«– Аня, я вас умоляю, не ходите к нему. Неужели вы не видите, не понимаете: ведь он вас добивается.

– Что вы! Миша, как вы можете! Я об этом даже и думать не смею.

– Вот вы и высказались. Если вы к нему, то это конец.

– Поговорим об этом после.

– Не будет никакого после. Не будет никакого после…. Идите к нему, идите».

Достоевский все это слышит: «Да-да, он прав. Идите к нему».

Но Анна идет вместе с писателем и его рукописью в полицию.

В который уже раз картина пошла поперек реальных событий, как они изложены в «Воспоминаниях» Анны Григорьевны и в письмах Достоевского: ведь о том, что произошло с рукописью романа, девушка узнает от автора романа только 3 ноября, когда, по уговору, он впервые пришел в гости знакомиться с ее мамой. «Как мы предвидели, Стелловский схитрил: он уехал в провинцию, и слуга объявил, что неизвестно, когда он вернется. Федор Михайлович поехал тогда в контору изданий Стелловского и пытался вручить рукопись заведующему конторой, но тот наотрез отказался принять, говоря, что не уполномочен на это хозяином. К нотариусу Федор Михайлович опоздал, а в управлении квартала днем никого из начальствующих не оказалось, и его просили заехать вечером. Весь день провел он в тревоге, и лишь в десять часов вечера удалось ему сдать рукопись в конторе квартала (N-ской) части и получить от надзирателя расписку»29.

Анна в этот день гостила у своей гимназической подруги, Достоевского не видела и ничего о судьбе рукописи не знала.

Только 8 ноября Ф.М. сделал Анне предложение руки и сердца – она пришла к нему стенографкой, а ушла невестой. «Я не стану передавать те нежные, полные любви слова, которые говорил мне в те незабвенные минуты Федор Михайлович: они для меня священны… Я была поражена, почти подавлена громадностью моего счастья и долго не могла в него поверить»30.

Анна, с ее воспитанием и природной скромностью, никогда бы не посмела назваться женой человека без веских на то оснований, то есть без формального предложения и опережая события.

Взяв за основу картины историю написания романа «Игрок», авторы поняли, по-видимому, эту историю как сюжет о законченной в срок работе и об освобождении писателя от кабалы издателя-хищника. Однако подлинный смысл эпизода о двадцати шести днях из жизни Достоевского заключался в том, что это была не история создания романа «Игрок», а история любви – как она возникала, как разгоралась и как осуществлялась.

Сюжет в такой же степени литературный, как и любовный.

Роман «Игрок»: подлинная и вымышленная истории любви

В почти безнадежной ситуации писатель внезапно обретает верного и добросовестного сотрудника. Качество и эффективность необычной помощи заставляют его быстро втянуться в дело. Вскоре он уже не сочиняет «изустно», работает (пишет текст) ночью, а утром диктует по рукописи. Помощница проникается сочувствием и готовностью к солидарным действиям, ибо она – соучастник творческого процесса. Чувство взаимной симпатии возникает в ходе совместного труда. Писатель смог завоевать сердце юной помощницы, показав, на какие блестящие импровизации способно его воображение. Вдохновенные фантазии сочинителя о страстной любви к одной женщине разворачиваются перед глазами другой женщины, которая превращала диктовки в текст, переписывая их своей рукой.

С каждым днем она все смелее высказывается по поводу героев, но никогда не бежит ни от сюжета, ни от монологов персонажей, ни от авторских рассуждений. «Мои симпатии заслужила бабушка, проигравшая состояние, и мистер Астлей, а презрение – Полина и сам герой романа, которому я не могла простить его малодушия и страсти к игре. Федор Михайлович был вполне на стороне “игрока” и говорил, что многое из его чувств и впечатлений испытал сам на себе. Уверял, что можно обладать сильным характером, доказать это своею жизнью и тем не менее не иметь сил побороть в себе страсть к игре на рулетке»31.

Заканчивая работу, оба – и писатель, и стенографка – чувствовали, что привязались друг к другу. «За эти три недели совместной работы все мои прежние интересы отошли на второй план. Лекций стенографии я, с согласия Ольхина, не посещала, знакомых редко видела и вся сосредоточилась на работе и на тех в высшей степени интересных беседах, которые мы вели, отдыхая от диктовки. Невольно сравнивала я Федора Михайловича с теми молодыми людьми, которых мне приходилось встречать в своем кружке. Как пусты и ничтожны казались мне их разговоры в сравнении со всегда новыми и оригинальными взглядами моего любимого писателя»32.

И у